Пир во время чумы

ПИР ВО ВРЕМЯ ЧУМЫ

 

Безбожный пир, безбожные безумцы!

Вы пиршеством и песнями разврата

Ругаетесь над мрачной тишиной,

Повсюду смертию распространённой!

 

А.С. ПУШКИН.

«Пир во время чумы»

 

Я вновь у Пушкина перечитал

Трагедию о горестных безумцах,

Устроивших в разгар болезни страшной

Весёлый пир, шумливый и беспечный.

Уже который день с утра до ночи

На улице, заставленной столами,

Они смеялись, пили, песни пели,

Угрозами небес пренебрегая;

А рядом в колымагах провозили

Тех, кто с земною жизнью распрощался,

Кого чума безжалостно скосила.

Им это только большего задора

И дерзости, и силы придавало.

И слёзно умолявший их священник

Не мог остановить напор бесчинства –

Пир с каждым часом жарче становился...

 

Ах, Пушкин, Пушкин! Что ты напророчил!

Ведь то, что написал ты – не отрывок

Из драмы неизвестной нам, английской,

А предсказанье нашей русской доли,

И может быть, не только нашей, русской,

А всепланетной, общечеловечной,

Которая, лишь внешне изменяясь,

Преследует народы, государства

И больше всех – родную нашу Русь.

 

Когда землетрясенье и цунами

Обрушились ударом беспощадным

На тихое японское местечко

С названьем безобидным Фукусима;

Когда под сатанинскою волною

Посёлки гибли, города и люди;

Когда всё это бешеным потоком

Неслось, вращаясь, словно в бездну ада; –

Телеканалы и эстрады мира

Носителей теперешней культуры,

Давно уж не классической, высокой,

А массовой, предельно развращённой,

Настырно пичкали гнилою пищей –

Не с пушкинского щедрого застолья,

А явно из запасов сатаны.

 

И, как всегда, в России отличились.

На фоне разнобойных сообщений

О грянувшем несчастье всепланетном

С экранов наших – пошлые, пустые

Неслись чумные шоу-представленья,

Кривлялись полуголые певицы,

Шутили записные юмористы,

Давно уж позабывшие, что значат

Нормальные и юмор, и сатира.

 

Какие-то смешные похвальбы

О взлёте экономики российской

С весёлым оптимизмом раздавались.

 

В Туве далёкой бодрый президент

Решал с главой республики нагорной,

Как лучше энергетику поднять

В пику саяно-шушенской, печальной,

Принёсшей столько горя катастрофе.

 

Премьер державы нашей удивлялся –

Откуда могут очереди взяться

В больницах, если чётко и серьёзно

Ему из компетентнейших инстанций,

И суток не прошло, как доложили,

Что нету там давно очередей.

Короче, в целом мире и в России

Обычный пир весёлый продолжался –

Заевшиеся власти беззаботно

От дел мирских привычно отдыхали

(Вот это мы и называем пиром),

А их отнюдь не сытые народы

Несчастья и невзгоды в полной мере

Испытывали на своей родимой

На собственной на шкуре (и вот это

Зовём мы вековечною чумою,

Которая мудрёнее, чем Янус,

Меняет лики хитрые свои).

 

Один из ликов – частые раздоры.

Как бушевали буйные застолья

Князей Руси, забывших о Крещенье!

Князей, которые своих соседей

В междоусобья ввергли! Как они

Ладони потирали! –

Растеряют

Их глупые, драчливые соседи

В ненужных схватках силы и, конечно,

К ним попадут в полон – великим, мудрым!

Вот только жаль, что княжеские козни

Закончились неслыханным позором –

Мамаевым пленением Руси.

 

А как епископы, митрополиты

Князей единству и любви учили!

Как заповеди Господа Христа

Своим примером им преподавали!

Как – мудрым – до сих пор преподают! –

Но то Чечня, то Грузия, то Польша,

То Белоруссия, то Украина

Вдруг попадают в списки неугодных

Удельных стран... Всё распри не научат

Любить друг друга и в единстве жить...

 

Но самая опасная чума

И самый пир опасный – равнодушье.

Оно и в распрях корешки пускало.

Ведь самый ушлый в хитрых склоках князь

К другим князьям был глух и равнодушен;

Он лишь себя и власть свою любил.

В безбожии, в отходе от Христа

Бездушия опаснейшие зёрна

Так разрослись в российском запустенье,

Так захватили брошеные земли,

Как никогда захватывать не смели

Крапива, лебеда, чертополох...

 

Великие российские князья!

Удельные цари! Страны элита! –

Примите благодарный наш поклон

За ваши терпеливые раденья

На ниве наших дедов и отцов.

 

За то, что вы на нет свели культуру.

 

За то, что из промышленности всей

Оставили добычу тех ресурсов,

Которые не кончились покуда.

 

За то, что оптом сельское хозяйство

Отправили на свалку – и туда же

Десятки тысяч сёл и деревень.

 

Поклон вам низкий, мудрые князья,

За то, что насадили справедливость

В оплате уравнительной, советской.

Теперь, кто попроворней и наглей,

Сплошные миллиарды получают

(И не рублей, а долларов, понятно!)

А те, кто поскромней, посовестливей –

Такие сногсшибательные суммы,

Которых за квартиру расплатиться,

За бытовые прочие услуги –

Хоть убивай на месте, не хватает.

И от пенсионеров вам поклон,

Такой же искренний и благодарный.

Им проще, чем рабочей массе нашей.

Им, в большинстве, и голову ломать

Не следует, как с ЖЭКом рассчитаться.

Они три раза сходят в магазин –

И денег ни копья не остаётся.

А станут из квартиры выгонять,

Бомжи в своё охотно примут войско, –

Поскольку с каждым годом легионы

Их нынче из подлунной выбывают.

 

И всё-таки нижайший, самый-самый

Поклон сердечный, милые князья,

За то, что в вашем пире бесконечном,

Подчас с вином заморским и со снедью,

Которой гости знатные дивятся,

Ну а подчас без всякого вина,

А только с ощущеньем высшей власти,

Пьянящей шибче виски, шибче спирта, –

За то поклон, что в пире бесконечном

Вы о своём народе позабыли,

Как пушкинские праздные гуляки

Забыли о беднягах-горожанах,

Которых беспощадная чума

Косила и которых на телегах

Уже, как хлам, на кладбище везли.

 

Увы, увы! бывали времена,

Когда князья и верные им слуги

За каждым нашим шагом наблюдали

И заставляли (вовсе не на Бога!)

На них молиться только, да на власть,

Да на советский призрак вавилонский.

Теперь всё изменилось, всё не так –

Хоть чёрту-дьяволу молись, а хочешь

И вовсе не молись, живи, как знаешь:

Воруй ли, пей ли, наркомань, бомжуй, –

Тебе князья не скажут и словечка;

Они, князья, в упор тебя не видят;

Ты нужен им лишь в том числе, которым

Качаются ресурсы для продажи;

Другие все – хоть их на ту же свалку,

Куда всю экономику столкнули,

И говорят, ещё там много мест...

 

Так вот, за то вам и поклон нижайший,

Что нас вы так беспечно позабыли,

Как будто нас и нет уж никого;

И, видимо, по этой лишь причине

Ни мы до вас не можем достучаться,

Ни вы до нас не можете дойти...

 

Недавно я на голубом экране

(Его бы надо розовым назвать!)

Увидел пир духовный.

Председатель

Сидел за модным, кренделеобразным,

Правительственным, празднично-рабочим

Столом и слушал исповедь министра

О том, что даже в худшем варианте

Частицы радиации – бациллы

Меняющей обличие чумы –

От Фукусимы до Камчатки нашей,

Тем более до крепких стен кремлёвских,

Никак не долетят (и трижды о стол

Костяшками своих тончайших пальцев

С улыбкой постучал).

И председатель

Довольно головой кивнул министру:

Мол, хорошо! мол, пир князей российских

Не будет и теперича нарушен!..

 

А я смотрел и думал, что вот-вот,

Облепленные золотом узорным,

Откроются толчком поспешным двери

И в зал войдёт тот, пушкинский, священник

И скажет те, знакомые, слова:

– Я заклинаю вас святою кровью

Спасителя, распятого за нас:

Прервите пир чудовищный, очнитесь

И отправляйтесь по своим домам! –

А председатель скажет:

– Так дома

У нас печальны – юность любит радость.

 

Но пушкинский священник улыбнётся:

– Я говорю о тех домах, где Бог;

Где люди вместе с Богом обитают.

Служите Господу, служите людям.

Долгонько вы разбрасывали камни.

Настало время – камни собирать.

Так собирайте камни, собирайте...

И Бог простит вас... И народ простит...