К Осени
Как же жду тебя, осень, и золота вьюг листопада,
проведенья конца и упреки сентябрьских зорь!
Улетают стрижи – мне захочется вдруг променада:
спотыкаясь идти так, по улицам сереньким вдоль.
Ты на драпе пальто инкрустируешь мороси слезы,
расточишься в словах, полоснешь их по ряби воды,
упадешь, притворишься, в агонии примешься ползать,
на ботинках моих ты разводов оставишь следы,
и агат темных глаз вдруг зажмурится в лицах идущих,
ветра гул понесет песни кашля и ругани вдаль.
Дорогая моя, век короткий с тобой нам отпущен,
так скорей же надень ты смолисто-янтарную шаль!
И приди ко мне ночью, в тумане лазоревой дымки,
когда сумрак, пропитанный гарью пожухшей листвы,
унесет на закат, на полоску ножа, тон ужимки
средь смущенного месяца, в четверть, среди синевы.
Ты откроешь окно и протянешь мне руки навстречу,
и постелешь мне путь от карниза, едва ли дыша,
на твой любящий жест я, конечно же, сразу отвечу:
встану.
Выпрямлюсь.
Сделаю шаг.
проведенья конца и упреки сентябрьских зорь!
Улетают стрижи – мне захочется вдруг променада:
спотыкаясь идти так, по улицам сереньким вдоль.
Ты на драпе пальто инкрустируешь мороси слезы,
расточишься в словах, полоснешь их по ряби воды,
упадешь, притворишься, в агонии примешься ползать,
на ботинках моих ты разводов оставишь следы,
и агат темных глаз вдруг зажмурится в лицах идущих,
ветра гул понесет песни кашля и ругани вдаль.
Дорогая моя, век короткий с тобой нам отпущен,
так скорей же надень ты смолисто-янтарную шаль!
И приди ко мне ночью, в тумане лазоревой дымки,
когда сумрак, пропитанный гарью пожухшей листвы,
унесет на закат, на полоску ножа, тон ужимки
средь смущенного месяца, в четверть, среди синевы.
Ты откроешь окно и протянешь мне руки навстречу,
и постелешь мне путь от карниза, едва ли дыша,
на твой любящий жест я, конечно же, сразу отвечу:
встану.
Выпрямлюсь.
Сделаю шаг.
