Падали с высоты
Мы двадцать лет падали, маялись, бредили с высоты... под небом ветреным метили на одни мосты,
вкрепляясь дóсыта, дóбела, дочистá... криками птичьих стай.
И чаял снами бессловными неземной июль – на свой последний улов предстояньем бурь.
Он звал с собою в полёт, но в душе весна... безмерно вдали устала.
И ты сказал как-то мне, что пора б в свой путь... уплыть в свой мир, в сонм тиши́, утонуть, уснуть,
отпасть в зной солнца калёной промытой ртути. За звёздами глав укрыться.
Раскрасить неба чертог, страз, под цвет белёс*. Как млеко, облако, олово, скорбь немых берёз.
Кому на пробу согрето, кому всерьёз, став тенью его, забыться.
Я помню прошлый осенний в подножьях спас: там было место, покой, дом и день, и час,
где ровен бой, невесом... как бездонный глас, встревожил души молитвы.
Мы стали вечностью, явью... и явно слепой, без глаз. Где небо помнит – врачует, парит за нас.
Как в чёрном облаке хрупкости... ком искомых фраз, не пройденный полем битвы.
И я просила тебя (словом не спасти – над этой чёрствостью, мёрзлостью, в семь восьмых пропасти́),
оставь навек впереди, но не отпусти... вольную*, в крыльях гордости.
Мы пролетим, мы остынем, забросим на полпути, за звёзд морей три версты, на холсты безусловности,
оставив след, переплёт в серебре... Как мотив просты – двоих невесомости.
Как ночь, давно с этой бездной, с порогов, уже на «ты»... Рисуем праздники, полдники по томáм темноты,
слагая в прошлое, в равенстве ставим на кресты последнее в слове «жалость».
Мы двадцать лет... падали, таяли... верили с высоты... под небом ветреным. Преданы... в пульс частот пустоты –
оставим небылью. Ведомо... были здесь я и ты... И то, что от нас осталось...
* белёс – см. белые (авт.)
* вольную птицу
