Суровый

СУРОВЫЙ.

Мини-роман в стихах.

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ.

ГРИГОРИЙ.

Шершавым языком залижет ночь усталость.

Касаясь кончиком пера, напишет новый день.

Спал город тихо, когда утро поднималось.

И лишь вокзал ждал новоприбывших гостей.

Нет, не столица. Тихий и неспешный,

Один из тысяч русских городов.

Тех, что друг с другом очень схожи внешне,

Где нет дорог, но море дураков.

Пирон холодный вместо хлеба с солью.

Встречал без суеты пустой вокзал.

Корректно, не навязчиво, но больно

Крича: «тебя ведь здесь никто не ждал!»

Себя не тешил лишними мечтами,

Но как-то слишком холодно внутри.

Он редко приезжал к теперь покойной маме,

А тут решил здесь поселиться, посмотри.

Григорий шел, теряясь в своих мыслях.

Квартира матери полгода как пуста.

Вставало солнце, тени правя быстро

И воробьи чирикали в кустах.

День первый. Старая квартира.

Застывший запах, сырость и хандра.

Здесь кажется от сотворенья мира,

Скопилась хлама ветхого гора.

Привыкнет. Выбора-то нету.

Уборки дня на три, потом решит,

Что из имевшегося списка раритетов

Готово свою службу завершить.

Уборка не пошла, идут соседки.

Одна приходит следом за другой.

Сочувствуют, ругают словом едким.

Все как одна ходили за больной.

А что ему теперь на совесть капать?

Мать умерла, она уж не простит.

Он не умел и не хотел заплакать,

Лишь стиснув зубы, попросил уйти.

День третий. Пыль повержена бесследно

И запах краски затхлость растворил.

Григорий выбрит, но немного бледный.

Пельмени. Чашка кофе. Апельсин.

Прошла неделя. В поисках работы.

Сантехником в жилищный комитет.

Какая разница кем БЫЛ ты? Важно кто ты!

Но у Григория от бед иммунитет.

Был опыт, появился новый .

Ремонт систем, замена, вновь ремонт.

Напарник Леха, звал его Суровый.

И врал про сотни женщин, утирая пот.

Июль. Над городом повисло пекло.

Немолодой, седеющий. Ну что ж?

Тоска совсем не красит человека.

Нет слез. Он лишь впадает в дрожь.

Стоит початая бутылка водки

Четыре месяца уже стоит.

Не хочется забыться беззаботно.

Не лечит время, если ты закрыт.

Напарник Леха грустный с перепоя,

Пытался в душу лезть, но перестал.

Не пьешь? Работаешь как трое?

Чудак, каких никто и не видал.

Сентябрь. Год как нету мамы.

Старушки заглянули помянуть.

Жужжали в голос, посылали к храму.

Мол, Бог простит, укажет ему путь.

Потом кагором сдобрили желудки

И ТРЕБОВАЛИ завести жену.

Немного плакали, шумели жутко.

А он мечтал услышать тишину.

Ноябрь. Стучит зубами город

Бьет в окна неуемный снегопад.

И вроде выпить есть достойный повод.

Он взял бутылку, но убрал назад.

Пришло письмо. Бессовестная память

Рвет на куски и режет по глазам.

И сердце, все еще живое, тянет,

Расстёгивая недра старых ран.

…он был учителем, биологом обычным.

Любил жену растил двух сыновей.

По воскресеньям, в телефон привычно

Поведав матери весь список новостей.

Немного выпивал, шутил неплохо

И сыновей возил на пикники.

Варил уху и кашу из гороха.

Но жизнь подставила к груди его штыки.

Жена попала ночью под машину,

Вновь на работе задержавшись поздно.

Реанимация. И врач с холодной миной,

Поведал «положение серьезно».

Инфаркт у матери. Ну как тут разорваться?

Как проклятый работал день и ночь.

Кому-то подготовил диссертацию,

Чтобы жене врачи смогли помочь.

Мать умерла в четверг, он проклял небо.

Жена шла на поправку, но слаба.

А вот с начавшимся ноябрьским снегом

Она вернулась в дом, а там…. Судьба.

«Я знаю, что обязана без меры.

Но не люблю. Давно уж есть другой»

Слова эти впитались в его нервы,

На сердце вырезали шрам тугой.

Вот год прошел. А он как прежде ранен

Письмо дрожит. Натянут как струна.

Как лезвие впивается на грани…

«Прости. Я буду впредь тебе верна»

 

ЧАСТЬ ВТОРАЯ.

НАДЯ.

 

Перестук колёсных пар,

Зимний день не долог,

Жжет закат в дали пожар….

Наде скоро сорок.

Поезд стеклами блеснет,

Отражает лица,

Намерзает ломкий лед…

Надя проводница.

День за днем стучит в висках,

Греет душу чаем,

Одиночество и страх…

С ними не скучает.

Школа, колледж, суета.

Все осталось в прошлом.

И она теперь не та

Девочка в горошек.

Повзрослела, поняла,

Сделала ошибки.

Разлюбила зеркала,

Стала как пружинка.

И не то чтобы одна,

Просто одиноко.

Не гудит в груди весна,

Не стучится в окна.

Кавалеры есть всегда,

Только все не в тему.

Вот и капают года,

Как вода прям в темя.

Сутки крошатся в слова,

Очередность станций,

Пассажиров кутерьма,

Даже иностранцы.

Вот и снова городок

Мрачный и холодный.

Сел в вагон к ней мужичек,

Бодрый, безбородый.

Буркнул, что не хочет чай,

У окна уселся.

Поезд тихо зажурчал,

И пустился в бегство.

Перестук колесных пар,

Скомканная простынь.

Солнца раскаленный шар

Заменяет звезды.

Мужичек как мужичек…

Ну, с чего бы ради?

Сердце пропусти скачок…

- Как зовут вас? – Надя.

Улыбался и шутил.

Жил, мол, как медведи

Будто кто поджог фитиль

На угле последнем.

- Знаешь, еду я к жене. ..

Так и так. Не скрою.

- Гриша, я тебя во сне

Для себя прикрою.

Буду просто вспоминать

Теплую улыбку.

Ну а мать? Простила мать.

Не твоя ошибка.

…две недели напролет

Плакала ночами.

Не надеялась. Но вот

Он стоит с вещами.

-Гриша? – Надя это я.

Ты со мной поедешь?

Возвращаюсь в те края,

Где живут медведи.

Я тебя не смог стереть,

А она мне чужда.

Видно сам я как медведь,

А хочу быть нужным.

Перестук колесных пар…

То чужая драма.

Прошлого в душе нагар…

Надя стала мамой.

Кто-то скажет чудаки

Им уже за сорок.

Дни их слишком коротки

И истрачен порох.

А для них синеет даль,

Солнце веселится.

И им прошлого не жаль,

Все еще случится.

 

 

© Copyright: Ольга Бойцова, 2016