Allei.
Теплое вино в их венах и твое дыхание на моей шее.
Звезды в молчании – только снится.
Милый, я люблю тебя до конца, но особенно –
Солнце в твоих ресницах.
Я люблю смотреть исподлобья на вечер, что играется в твоих пальцах,
Но особенно – на весну, которая
так трогательно
и так безнадежно
Готова была остаться.
Я обожаю лестницы, на которых робко
Руки тянутся к амулету.
Если я одноразова, то можно
(Как покойник без права голоса!)
Весну не менять на лето?
Я тебя безмерно, как в центре мая.
Я на верность отчаянно и сердито.
Да, я сделаю сладкую чашку чая
Вместе с видом, что все забыто.
Я вернусь на те лестницы и качели,
Я вернусь к голубям на крышу
И на балконы,
Только! Милый,
Помни, что наше время
Непростительно
Отдавать никому другому.
Я любила сентябрь багровой крови,
Я любила май из зеленой кожи – но
Наш аллейный февраль – это нечто
Ни на что не похожее.
Расплещусь Маяковским на всю Московскую,
Разливая реки, чему не верит.
Посмотрев в окно параллельно-плоское
Без излишней гордости или лоска,
Без обид и туши на переносице –
Наши нежные два часа переносятся
Между дверью и дверью.
От одной до другой – не менее полувечности
В одну сторону.
Я прошу отчаяние
О молчании,
Потому что чувствую, что
Вечно скучаю.
Я тебя предательски беспощадно.
Я тебя беспомощно безнадежно.
Ты живешь внутри
разломанной
бабочкой – я
Живу под твоей кожей.
Научи меня быть никем
В безымянном племени
Безымянных
пальцев.
Только помни, милый,
Что двадцатым вечером ты
Действительно
Захотел
Остаться.
