Allei.

Теплое вино в их венах и твое дыхание на моей шее.

Звезды в молчании – только снится.

Милый, я люблю тебя до конца, но особенно –

Солнце в твоих ресницах.

Я люблю смотреть исподлобья на вечер, что играется в твоих пальцах,

Но особенно – на весну, которая

так трогательно

и так безнадежно

Готова была остаться.

Я обожаю лестницы, на которых робко

Руки тянутся к амулету.

Если я одноразова, то можно

(Как покойник без права голоса!)

Весну не менять на лето?

Я тебя безмерно, как в центре мая.

Я на верность отчаянно и сердито.

Да, я сделаю сладкую чашку чая

Вместе с видом, что все забыто.

Я вернусь на те лестницы и качели,

Я вернусь к голубям на крышу

И на балконы,

Только! Милый,

Помни, что наше время

Непростительно

Отдавать никому другому.

Я любила сентябрь багровой крови,

Я любила май из зеленой кожи – но

Наш аллейный февраль – это нечто

Ни на что не похожее.

Расплещусь Маяковским на всю Московскую,

Разливая реки, чему не верит.

Посмотрев в окно параллельно-плоское

Без излишней гордости или лоска,

Без обид и туши на переносице –

Наши нежные два часа переносятся

Между дверью и дверью.

От одной до другой – не менее полувечности

В одну сторону.

Я прошу отчаяние

О молчании,

Потому что чувствую, что

Вечно скучаю.

Я тебя предательски беспощадно.

Я тебя беспомощно безнадежно.

Ты живешь внутри

разломанной

бабочкой – я

Живу под твоей кожей.

Научи меня быть никем

В безымянном племени

Безымянных

пальцев.

Только помни, милый,

Что двадцатым вечером ты

Действительно

Захотел

Остаться.