Кладбищенская - оптимистическая!

Пылал закат последний в сто пожаров,
Земля грустила, медленно вертясь...
По кладбищу шагал Андрей Кошмаров,
Шатаясь, богохульствуя, плюясь!

В одной руке сжимал он бормотуху,
Другой – махал хмельным шагам не в такт;
Горело окровавленное ухо,
На лбу тупым огнем светил синяк...

Тем временем предсмертное Светило
Дошло до ручки, и, не торопясь,
Представив напоследок злое рыло,
За черный горизонт упало в грязь.

Подкрались сумерки. Подул холодный ветер,
Пошла листвы шуршащая игра;
Кошмаров запрокинул морду к небу
И капитально ухнул из горлА...

Вдруг видит: тощая костлявая фигура
Возникла из аллеи глубины,
Идет неторопливо, смотрит хмуро,
Коса блестит в лучах косой Луны…

Брезгливо говорит: «Ну что ты скажешь?
К тебе пришла я, радостный дебил!» –
А он в ответ с ленцой: «Чего прикажешь?
На, замахни!» – и протянул бутыль.

Та приняла посудину, взболтнула,
Не торопясь всю допила до дна
И на него насмешливо взглянула:
«А дальше?» – «Дальше? Вот, еще одна...»

Второй огнетушитель бормотухи
Кошмаров из-за пазухи достал,
«Дай на секунду...» – и косой старухи
Он смачно пробку с горлышка сорвал!

Они сидели молча на могиле
И вдумчиво сосали из горлА;
За синим лесом дико волки выли,
Болталась в тучах лысая Луна…

Бутыль допита. Вдруг движеньем резким
Костлявую за горло он схватил,
И, присосавшись поцелуем зверским,
Свирепо на могилу завалил!

Та вырвалась, хрипя и подвывая,
Рванула вдоль аллеи наутек
И крикнула, в тумане пропадая:
«Живи сто лет и мучайся, урод!!»

Горели звезды россыпью пожаров,
Ворочались громадины лесов...
По кладбищу шагал Андрей Кошмаров
И хохотал на восемь голосов!