С Т Р О И Т Е Л Ь (Стихи в прозе)
От автора
Под этим названием я объединил "страницы из дневника", написанные
в форме "стихов в прозе". Мне не особенно нравится это определение -
правильнее было бы говорить о "поэтической прозе", но раз уж так наз-
вал свои сочинения мой любимый русский классик, не стоит изобретать
что-то новое. По содержанию мои "стихи в прозе" достаточно разнообраз-
ны, На сегодняшний день из них опубликована только "Мысль", остальные
рассеяны по разным моим поэтическим сборникам, которые практически
никто не читал. Естественно, никто не прочтет и этот, и, стало быть,
мои "стихи в прозе" имеют все шансы остаться непрочитанными дважды.
Быть может, им туда и дорога? Не знаю, не знаю... По крайней мере, не-
которые из них действительно являются поэзией. Возможно, в будущем мне
удастся написать еще что-нибудь в этом роде.
Игорь Горин
март 1999
.
СТРОИТЕЛЬ
Человек ходит по берегу моря, ищет камушек. Только что
он выстроил в пустыне новый храм из больших и маленьких
самоцветов и сказал сам себе: хватит, это конец. И вот
на тебе: снова ходит взад-вперед по пустынному берегу
моря и ищет, ищет среди тысяч и тысяч камней какой-то
самому ему неведомый камушек. Но он знает, что узнает
его, когда найдет.
А пока все храмы, какие он уже выстроил, так и стоят
годами в пустыне пустыми. Изредка проходят мимо них из-
нуренные люди. Одни удивляются: какой чудак понастроил
здесь эти храмы? - по нам бы уж лучше пивные. Иные из
любопытства заглянут - там странно все так, даже жутко,
но почему-то жажда проходит! Однако ушли - и забыли. И
стоят годами храмы в пустыне пустые, и песком их зано-
сит, заносит...
А человек все ходит и ходит по берегу моря - взад -
вперед, взад-вперед. Смеркается. Чайки носятся за свои-
ми же тенями на остекленевшей воде: взад-вперед,
взад-вперед... Вот он остановился, что-то поднял с пес-
ка, задумался. Тсс, не будем мешать.
январь 1999
ВЕРНЫЙ ДРУГ
Вопреки прогнозу, день был простудным и тусклым. Оста-
вив машину на улице, я прошел в заснеженный все еще
сад. Весь день старался хоть что-нибудь сделать для
своих иззябшихся растений, но увы: взаимная наша любовь
не могла заменить для них солнце, а для меня - хотя бы
теплую печку.
Стало смеркаться. От холода, усталости и беспомощности
я чувствовал себя таким одиноким - хоть плачь! И тут я
увидел за забором - ее! Она стояла неподвижно, молча -
и ждала. Как большая преданная собака.
Внезапно душа моя переполнилась благодарностью. Она от-
ветила радостным протяжным урчанием, и мы тронулись. Мы
были совсем одни на мокрой скучающей дороге, только ро-
ящиеся в свете фар капельки дождя были нашими спутника-
ми, потом и они отстали. Позади был продрогший тоскую-
щий сад, впереди... "Не торопись", - попросил я ее, и
она меня поняла.
27.04.91
ПОСЛЕ ГРОЗЫ
День будет жарким.
Ночью сад принес в жертву Богу грозы свои чудные маки,
и странно было видеть их словно окровавленные лепестки
среди воспрянувшей духом, ликующей зелени.
Бедные маки! Их жизнь оборвалась в самом - самом расц-
вете, но опечален ли этим кто, помимо меня? Вон смотри,
как распирает от счастья свежеумытые бутоны розы и ири-
са, вот улыбчато отряхивается всеми своими кисточками
астильба; все искрится кругом, и птицы как с ума посхо-
дили! Бедные маки...
Пока я все это вспоминал и обдумывал, умная машина, ла-
вируя среди грузовиков и ухабов, то вдруг нетерпеливо
замирая на переездах, сама довезла меня куда надо и за-
тихла.
Да, жарко.
8.07.91
УРОК БАСЕ
"Учись у сосны, что такое сосна", - так учил нас Басе.
Но я думаю, это не все, что имел он сказать.
Приглядитесь к тюльпану в грозу. Бичующий ветер измыва-
ется над его стеблем, словно это мачта попавшего в бурю
парусника, дождь изрешечивает раскиданные по земле зе-
леные листья, впивается, силясь разъять, в прильнувшие
друг к дружке лепестки, но никогда вы не услышите ни
проклятья, ни стона, ни жалобы. Даже поверженный, най-
дет он в себе силы приподнять в последний раз точно ок-
ровавленную, но все еще прекрасную, гордую голову и
благодарно улыбнуться своему запоздавшему богу - солн-
цу.
А роза осенью среди пожара листьев, царица в разоренном
королевстве. А печальная отшельница хризантема под сту-
деными октябрьскими тучами. А снежная пленница - астра!
Вот я и думаю, что стоит за словами Басе: "Учись у
цветка, что есть Человек!"
28.04.93
ДЕНЬ САДА
Весь день ветер силился нагнать на нас тоску и срывал
досаду на соснах; наломал кучу сучьев, но все они были
сухие.
С утра я накормил свой сад коровьим нектаром, потом и
сам подкрепился плодами земли: картошкой и луком.
Шмель забрался в цветок рододендрона и так надышался,
что я не смог его добудиться. Еще один наркоман.
Под вечер ветер пригнал стадо туч. Идет дождь. Соседи
сбежали. Шмель все спит - летаргия.
Ночь. Дождь. Печь... Спать!
6.06.93
В НЕНАСТЬЕ
Случилось это в июне.
Уже много дней не появлялось солнце в саду, на сером
небосводе лишь изредка возникала какая-то бледная тень,
цветы грустили.
И вот явился под вечер вихрь с дождем и градом, и зана-
весил небо грязным покрывалом, чтобы никто не подглядел
случайно, и жадно, грубо накинулся на сад - и овладел
им!
Один я видел все, но что я мог!
Спустя семь дней, если не раньше, произвела на свет си-
рень чудесных близнецов, и лепет их благоуханный отра-
дой саду стал.
Но так и не воспряла лилия, любимица моя.
июнь 1993
ОБЛАКО
Я однажды сидел у болотного озера и увидел вдруг в нем,
у самого берега, белое облако. И залюбовался я им.
Но едва лишь встал, желая приблизиться, из-под ноги
Скатился ком земли. Облако все сморщилось - и исчезло.
Тогда я поднял голову - оно было высоко-высоко и, ка-
жется, удалялось.
11.06.93
О - ЛЯ - ЛЯ!
Сегодня мне привиделся такой яркий свет. Я решил, что
уже утро, и проснулся. Но была еще глубокая ночь. Спать
больше не хотелось, только сердце ходуном ходило, и тя-
нуло плюнуть на все и закурить.
- О-ля-ля, - сказал я себе. Плюнул, закурил-таки и стал
читать. Какую-то комедию... Данте.
- О-ля-ля, - подумал я спустя какое-то время. - И дурак
же ты, братец: ну с чего это заладил вдруг "о-ля-ля"?
Возразить было нечего, понемногу я успокоился и заснул.
На этот раз мне не приснилось ничего необычного, но че-
рез час я проснулся опять - в совершеннейшей темноте.
Посмотрел на часы - уже утро.
- О..., - чуть было не подумал я, но во-время поправил-
ся: - О, черт!
Попытаться еще раз уснуть уже не имело смысла. Протянул
руку, включил приемник - там-та-та-там-та-та-там... -
сразу на душе прояснилось от этой музыки: Бах, сюита си
минор, может слышали? Там-та-та... Так! Скорее каран-
даш!.. И тут на меня накинулся, как дикая кошка, бу-
дильник!
- О, черт! - ругнулся я без промаха и начал с поспеш-
ностью одеваться.
За окном уже дежурил серый, как и положено, день.
в ночь с 17 на 18 февр. 1992 г.
НЕМНОГО О ЖИВОПИСИ
Будь я художник, написал бы я такую картину.
Издыхающее гигантское животное, скажем, карадамидонт.
Вокруг разрозненные кучки людишек в белых халатах - со
шприцами, катетерами, клистирами и прочими подобными
аксессуарами; одни расположились у хвоста, другие под
брюхом, в паху, рядом с левой ноздрей, правой передней
лапой и так далее. Ожесточенно спорят, как лучше лечить
данный орган, впрочем, скорее мешают друг другу. На них
наседают толпы в красном с молотками и тяпками, между
тем как скопища черно-коричневых обезьян преследуют ры-
жеватых овец с печальными мордочками. А вся туша чудо-
вища сплошь усеяна вороньем и стервятниками, дерущимися
крысами, шакалы и грифы растаскивают во все стороны
куски.
Уберите от меня неумного Босха и скучающего Дали. Где
ты, Гойя, одинокий, мучительный Гойя, чья кисть словно
разящий меч архангела во гневе и страданье? А потом
явись ко мне, Рембрандт, накинь магический покров из
вещей тьмы на этот бред, и да возникнет предо мною лик
высокий, в бездонности очей таящий Божество!
И вернет мне надежду.
9.02.93
НАДЕЖДА
В первый раз он не спал потому, что не знал: его ждут
или нет. На второй день уснул - потому что знал: нет, не
ждут. Вспоминал слова Дюбелле: - Кто поклонился мне, то-
му отвечу дважды. Но мне не нужен тот, кому не нужен я.
Вспоминал другие, собственные, слова: - Если среди людей
ты - прочий, замкнись, принадлежи себе - и точка! И оди-
ночеством своим будь горд. Да, - думал он между проно-
сившимися, как тучи, клочьями сна,- сколько лет тебе
только и остается, что гордиться своим одиночеством.
Очередная туча накрыла его с головой и поглотила все
мысли.
Проснулся под утро, вроде бы успокоенный и даже, как ни
странно, отдохнувший. И вдруг услышал какой-то невнятный
шепоток. Решил, что спросонок почудилось, но шепоток не
унимался - точно бесенок какой-то завелся поблизости, и
вот он уже ясно различает его слова, и слова эти полны
искушения: "Ждут, ждут, ждут."
- Не лги, - сказал он, - я же знаю.
- Ничего ты не знаешь, никто не знает, не знает...
Тогда он призвал на подмогу Разум, и Разум сказал ему:
- Адам, Адам, где твоя Ева? Вот эта? Слева? Не-ет, не
эта и не та! Они лишь плод тоски, игра воображенья... -
Вот видишь, - сказал он бесенку, но тот, видимо засты-
дившись, исчез.
Но когда он разогревал себе чай, вдруг точно маленький
щенок затявкал где-то рядом: "Ждут! ждут! ждут!" - Мол-
чать, сукин сын! - рявкнул он, расплескав заварку. - Бу-
дут ждать! Будут ждать! - еще пуще расходился щенок.
Тогда он призвал себе на помощь Бетховена, и тот унес
его к вершинам Духа, где царят лишь Красота и Страда-
ние, и радостью наполнилось его сердце. И когда он вер-
нулся за чаем, щенка уже не было.
- Где ж тебе против Бетховена, глупенький! - снисходи-
тельно сказал он. Но чай на всякий случай пить не стал и
ушел натощак. Весь день ходил гордый; к вечеру, усталый,
прилег, предвкушая хорошую книгу. Стал задремывать. И
вдруг - слабый шорох и писк: "Не спи... не спи... не
спи..." - Цыц, проклятая! - соскочил он, но за спиной
уже заливался щенок: - Будут ждать! Будут ждать! - а у
самого уха искусительные уста шептали: - Никто не знает,
не знает...
И вдруг ему стало даже жалко ее: подумать только - такая
маленькая, почти эфемерная, а не сломить ее ни Разуму,
ни Гордости, ни даже самому великому Бетховену! И ведь
не нужна она ему, право же не нужна - одна бессонница!
- Ну что ж, - решил он, - последний мой шанс. Взял бума-
гу и начал писать:
- В первый раз я не спал потому, что не знал, ждут меня
или нет. На второй день уснул - потому что знал, что не
ждут...
Когда он кончил писать, было тихо...
9.02.94
КОЛОДЕЦ
Они с изумлением обнаруживали его на своем безводном
пути. Не веря счастью, упивались чистейшею влагой, упи-
вались своим отражением и не узнавали себя: такими они
казались себе прекрасными!
Потом это входило в привычку. Но они все черпали и чер-
пали, расплескивая, и вдруг оказывалось, что колодец...
обмелел. Тогда они приходили в ярость и плевали в него.
И уходили своим безводным путем.
А колодец постепенно вновь наполнялся, и вновь кто-то с
изумлением обнаруживал его на своем безводном пути. И
так раз за разом.
Однажды колодец замерз. Кто знает: быть может, единс-
твенная слеза могла бы растопить корку льда и высвобо-
дить скованную влагу.
Может быть, еще не поздно и сегодня...
Но ни у кого не нашлось всего одной единственной слезы.
Ни у кого из проходящих мимо своим безводным путем. А
если кто и заглянет случайно, то с сухими глазами.
5.03.94
МЫСЛЬ
Мысль пронзила все видимые пределы Вселенной и!.. в ты-
сячный раз заблудилась среди бесчисленных насмехающихся
звезд. Наконец, с миллионной попытки, она достигла Бо-
жественных Первоистоков, и тут ее остановил строгий ок-
рик: - Зачем явилась? - Я... я... видите ли... - Ступай
обратно, здесь тебе не место. - Но я хотела только... -
Чтобы приблизиться ко Мне, довольно и земли!
Пристыженная, она вернулась и заугрюмилась, затем на-
долго впала в дремоту. Разбудил ее все тот же строгий
голос: - Очнись! Смотри!
На обнаженной после зимней спячки земле распускался
цветок; нежный, хрупкий, он медленно разгибал свою се-
ребром опушенную шейку, разогнул - и вот уже над бурой
невзрачной землей сияет словно скроенная из лоскутков
неба чашечка, а в ней все тепло солнца и затаенное мер-
цание звезд в глубине. А вокруг уже звучит, разраста-
ясь, дивная музыка - Бах не Бах... может Шуберт?.. Мен-
дельсон, Шопен? - тоже нет...
Тогда снизошел на нее, наконец, великий покой. Такой
великий покой!..
Надолго ли?
28.11.95
СЮЖЕТ
С.Качоровскому
Да, жаль, что я не художник. Но у меня есть друг - быть
может, он?
Соната, нет, Симфония любви. Ala Чюрленис.
Часть первая. Аллегро. Утро. Гейзер в пустыне.
Часть вторая. Скерцо. Полдень. Стремительный поток меж
скал.
Часть третья. Анданте. Вечер. Широкая спокойная река,
вид сверху. Красивые в деревьях берега. Быть может,
несколько притоков.
Финал. Ночь. Темная морская гладь, сливающаяся с бесп-
редельным небом. Две яркие звезды.
17.05.95
ДОМ
Его строили с любовью, долго и трудно; наконец выстрои-
ли, и он получился на славу: такой солидный благовоспи-
танный домик на берегу лягушачьего пруда. Обставили и
стали приезжать туда на отдых - печи топить, спать, бе-
седовать, смотреть телевизор и снова спать, отсыпаться
от трудов городских. И постепенно, напитавшись голосами
людей и домашних животных, теплом и всевозможными запа-
хами, дом сам стал одушевленным и домашним, вроде как
членом семьи.
А потом обстоятельства у людей изменились, вместо них
стали появляться чужие, равнодушные, и дом, как остав-
ленная хозяином собака, все больше дичал и приходил по-
немногу в упадок. С болью в сердце решили его продать.
И вот в очередной раз я здесь, приехал за оставшимися
вещами. Работа тяжелая, времени в обрез. Там, где не-
когда было светло и уютно, - беспорядок, развал, голые
стены. И вдруг у меня возникло отчетливое ощущение, что
дом все видит и все понимает, и смотрит на нас, преда-
телей, с немым, невыразимым укором.
Ах, не надо так, не надо, старина!
Пойми ж и нас, ну что поделать?
Бывает хуже у людей,
Бывает расстаются навсегда душа и тело,
А у тебя без шкафа лишь стена.
Ты позабудешь нас скорей, чем мы тебя, поверь,
Бог даст, других полюбишь в жизни долгой.
Так что позволь уж мне еще вот эту полку,
И ту кровать, и бра...
А черт, чуть не забыл про дверь!
Не берусь утверждать, что именно таковы были мои про-
щальные слова, но смысл был примерно такой; не знаю,
понял ли он - очень хотелось бы, очень... Уезжали мы,
однако, как воры, - с поспешностью, не решаясь огля-
нуться.
26.04.97
ПЕРПЕТУУМ МОБИЛЕ
Странное у него было сердце - какой-то перпетуум мобиле
на продуктах собственного сгорания! И судьба была тоже
странная: боги по ошибке наделили его душой, одержимой
стремлением к счастью, дали даже вкусить от него, а по-
том спохватились да и все отняли разом. И обрекли на
скитания - как Агасфера или Голландца.
О изменчивое море бытия! Горе вам, скитальцы бесприют-
ные! Без компаса, без маяков, без цели вы носитесь по
волнам равнодушным - игрушка бурь, ночей добыча...
Давно бы затонуло его ветхое судно, если бы не этот
перпетуум мобиле в груди. Но ведь даже Голландец нашел
в конце концов покой на дне моря. Это дает надежду и на
его избавление. Только кто нам расскажет об этом? Не
знаю... я уже не смогу...
апрель 1982
ОНА И ЦВЕТЫ
К Н...
В ту весну сад буквально надрывался от жалоб цветов.
Рыцари тюльпаны, один другого стройнее и краше, и га-
лантные нарциссы с лебедиными шеями, и принцы весны ги-
ацинты, и грациозные крокусы, и хианодокса, и мускари -
словом, все, кому вверила весна свои флаги, спешили на
ежегодный майский бал в надежде удостоиться улыбки Ца-
рицы Сада. Но Ее не было, и цветы озирались растерянно,
шептались, шушукались, иные даже голос повышали с оби-
дой: "Да где же Она, наша Царица, совсем нас забыла", -
и грустные уходили.
Наконец, Рододендрон Японикум (в силу происхождения он
был немного философ и не спешил с выводами) первым уви-
дел Ее. Как он обрадовался, как зазвенел во все свои
малиново-оранжевые колокольца, созывая других! Но ра-
дость была недолгой. Ибо, приглядевшись, цветы вдруг
поняли, что стало с Нею, и наверное догадались, почему
Ее долго так не было. И тогда, скрывая слезы, стараясь
не шуметь, они снова облачились в свои самые нарядные
платья, чтобы хоть как-то скрасить короткие минуты все
более редких встреч. А когда однажды Она и вовсе не
вышла к ним, цветы решили, что никогда уже Она не вер-
нется.
Но они ошиблись. Она вернулась! Уже следующей весной
навсегда вернулась в свой сад! И только цветы Ее видят.
21.10.85
В ОГНЕ
Как же хочется мне иногда, чтобы и Она порадовалась
вместе со мной. Собственно, это происходит всякий раз,
когда в саду расцветает что-то особенное; или зазвучит
по радио Ее любимый голос, или приедет вдруг Клаудио
Аббадо с оркестром или же полотно великого мастера из
Парижа, Амстердама или Нью-Йорка... да что говорить:
как ни скудна наша пустынь, немало по ней раскидано
благословенных оазисов - было бы желание их находить.
Она желала и находила, как мало кто другой.
Случается, что Она со мной рядом, и я смотрю на Нее -
загадочно улыбающуюся или глубоко отрешенную, но равно
прекрасную и вот уже одиннадцать лет не стареющую. Слы-
шит ли Она меня, знает ли, чувствует ли, что это по мо-
ей воле к Ней - из небытия в небытие, через десятилетия
человеческой жизни - устремлена сейчас божественная
Каллас?
Молчишь, молчишь, как всегда.
А вот я не могу молчать. Ты сама раздула во мне этот
адский огонь, и Ты же бросила в него свою любовь, свой
талант, мечты свои и отчаяние, а потом, когда пламя
стало достаточно жарким, - еще и смерть! И все это я
обречен переплавить в неведомый доселе сплав Красоты, в
некую высшую, еще недоступную моему сознанию Радость!
Как это сказано у индусов: "Любя одного человека до
конца, вы - именем его - будете служить миллионам". Что
из того, что они, миллионы, пока еще ничего не знают,
даже не догадываются об этом. Они узнают. В тот самый
час, когда обрушатся, перегорев, стенки камеры, и уст-
ремится на свободу моя душа и сольется с Твоей. Они уз-
нают, узнают!
А пока это наша тайна. Она молчит, а я прислушиваюсь к
этому молчанию, я ощущаю, как, сгорая, оно обретает
звучность, гармонию... слышишь? хоть это ты слышишь!?
Молчит Она - загадочная, прекрасная, нестареющая.
24.02.1992
НЕТ ЕЕ
Если кому-нибудь попадутся на глаза эти строки, то
знайте: это всего лишь страничка из дневника, письмо
одинокого человека из ничего в никуда и никому. В сущ-
ности, это даже меньше, чем запечатанная в бутылку за-
писка о кораблекрушении, ибо помощь, в которой я так
остро нуждался, невозможна.
Да, нет Ее. Столько лет уже прошло, а все нет Ее. Пона-
чалу я это ощущал не так остро: все никак не мог изба-
виться от кошмара. Лишь много позже, когда кошмар нако-
нец рассеялся, и я снова обрел способность чему-то ра-
доваться - музыке, человеческому общению, цветам, и
свет снова стал проникать в мою душу, и высветились ее
потаенные недра, - вот тогда-то я заглянул в себя и
увидел: да это же все... Она! И ужаснулся: кем бы я был
без Нее? "Цветы, поэзия - рассеяли бы сумрак прозя-
банья?" - едва ли: ведь то, чем я был до Нее, это вроде
как трут без огнива; нужна была искра, чтобы трут заго-
релся, да не одна, а снопы искр, осыпавших меня многие
годы, пока из этого пламени не родился совсем иной че-
ловек - поэт Игорь Горин.
Какое-то время я был во власти иллюзии, что рядом с
этим вторым моим Я возможна другая женщина. Жестокое
заблуждение: нет и не может быть такой женщины! Ведь
Она была частью меня самого, притом лучшей частью, и
все это осталось во мне, как если бы было - Я сам. Но
это - Она, зачем же Ей еще какая-то женщина!?
Вышло так, что время не разделило, но еще больше спаяло
нас. А вокруг Меня - Нас образовалась запретная зона,
все расширяющийся ров, через который не перелететь сла-
бокрылой птице тепла и уюта. Впрочем, это ничуть не ме-
шает достигать нашего берега всевозможным рептилиям;
вот и сейчас они ползут со всех сторон: Суета, Смута,
Глупость, Ненависть, Зависть... Я - Мы, собирая все си-
лы, спасаемся горными тропами ввысь... уже не видно
земли, вот-вот расступятся облака, и засверкает долгож-
данное солнце!.. но там, на вершине, застилая своими
черными крылами полнеба, уже поджидал меня... Дух Оди-
ночества!
Да, именно здесь, где воздух так прозрачен, так хрупок,
а солнечные лучи дробятся о васильковый лед алмазными
брызгами, где звезды, как живые, но бесконечно далекие
существа, по ночам протягивают ко мне свои манящие, но
бесплотные руки, - как нехватает мне здесь Ее! Зачем же
Ты увела меня из смрадной низины - чтобы навсегда поки-
нуть здесь, наверху? Зачем!? Там хоть люди были вокруг;
теперь они небось недоуменно тычут в меня снизу паль-
цем, а иные и думать забыли, - здесь же один только
этот Дух - истукан, большой, безмолвный и мрачный... у,
идол!
- Ты не один такой, - отчетливо проворчал он вдруг.
Я опешил и, кажется, покраснел - такая обида послыша-
лась в его голосе. Между тем, вокруг что-то произошло.
Скользившие по небу облака стали как-то странно дефор-
мироваться, все более принимая очертания... мне показа-
лось, что я узнаю благородные лики тех, кому поклонялся
всю жизнь. Одно облако начало заметно снижаться и, на-
конец, зависло над самой моей головой; Дух куда-то ис-
чез, а в моем сознании внезапно вспыхнули так поразив-
шие меня когда-то слова: "Факел, переходящий из рук в
руки, из века в век, всегда вперед..." Да, да, факел...
из рук в руки... всегда вперед... я не забыл это, Ка-
рел!
Облако отдалилось, и я снова увидел своего истукана -
вот он, большой, безмолвный и мрачный; черные крылья
застилают полнеба, и - ноль внимания на меня. Из рук в
руки, всегда вперед... Может быть, и я стану когда-ни-
будь таким вот облаком, но найдется ли восходитель, ко-
торый узнает меня? Во всяком случае, я хоть знаю те-
перь, что я такой не один; это гораздо меньше, чем если
бы можно было обойтись без слова "такой", но все-таки
уже и не один. Первое навсегда невозможно - нет Ее,
нет! - во второе же еще нужно суметь безоглядно пове-
рить. И тогда, быть может, гордость от сознания, что и
я тоже ТАКОЙ, поможет мне окончательно одолеть моего
чернокрыльника - не к этому ли вела меня Она?
Но пока эта чертова бестия все еще пересиливает меня.
Это из-за нее я время от времени вынужден возвращаться
в низину, но долго оставаться там не дает мне Она. Так
вот и получилось, что нет нигде мне приюта: Она настой-
чиво увлекает наверх, а оттуда спихивает вниз этот
идол. Но где же быть-то мне, черт возьми!? Может быть,
там, где Она? А?.. Так ведь оттуда еще должны послать
за тобой, запросто это всякому решать не дано. Ладно,
попробую еще раз наверх, слышишь, Дух? Ты же знаешь:
вершина эта моя, ты просто незаконно занял ее, но не
мни, что ты там хозяин. Ты мой пес, собака сторожевая
моя, понятно? - и я еще посажу тебя на цепь.
Перечитал: н-да, здорово это у меня получилось. Только,
между нами... В общем, помаялся бы я, пожалуй, уж
как-нибудь еще с недельку внизу, но слышу: Она снова
зовет. Сколько лет уже нет Ее, а все настойчивей звучит
во мне Ее призыв. Могу ли не внять ему?
август 1992
ЕЕ МУЗЫКА
В тот вечер мне выпало редкое счастье: быть на концерте
самого Микеланджели! Но услышал я не си-бемоль мажорный
концерт Бетховена - музыка Ее души открылась мне, и
жизнь моя вышла из берегов. И понеслась стремительным
горным потоком через уступы и отмели, закружилась в во-
доворотах, засверкала алмазными брызгами!..
И даже теперь, когда жизнь все более напоминает заболо-
ченный пруд, нет-нет да и взбурлят вдруг поверхность
какие-то подводные течения, и разлетятся потревоженные
утки. Откуда ж им понять, что это вновь донеслась до
меня Ее музыка!
А ведь прошло уже почти тридцать лет.
5-6.06.93
САДОВНИК
К Е...
Я садовник. Им сделала меня Она, одна необыкновенная
женщина. И оставила одного - возделывать Ее сад. И я
старался как мог, но как же мне было одиноко и грустно.
Однажды я встретил у дороги простой подснежник. Что-то
привлекло в нем меня, и я с осторожностью перенес его в
сад. А утром на его месте обнаружил неведомый цветок,
прекраснее всех роз, лилий и рододендронов.
С тех пор я счастлив. И порою мне кажется, что радуется с на-
ми и Она.
17.05.94
АДАМ И ЕВА
Никто не знал, что мы умерли. Ты первая поняла это по
моим глазам; твои же глаза поначалу не сказали мне ни-
чего. Твоя тайна мне открылась позднее.
Ты - моя Ева!
Было страшно, но мы одолели страх. Твое сердце снова
забилось, и в унисон с ним ожило и забилось мое.
Как мучительно возвращение к жизни! Как на картине
Рембрандта, я позже покажу ее тебе - напомни.
Ничего, ничего... Потихоньку, осторожно, метр за метром
будем выбираться из могилы: то один чуть впереди - то
другой. Сейчас я - вот моя рука. Теперь ты, а я пока
отдохну. Что - уже? Так, так, я за тобой, спасибо, ми-
лая. Вот так - за метром метр.
Вот будет смеху-то: ведь никто не знал, что мы умерли.
Это потому, что не видели нас вдвоем. И вот на тебе:
Адам и Ева!
Ну, отдохнула? Уже не так страшно? Нет, еще круто. Ни-
чего, ничего... так, вот моя рука.
Ты - моя Ева!
18.04.94
КАРТИНА
Сидит женщина. Улыбается.
У ног ее лежит пес, лижет их. Улыбается тоже.
На коленях свернулся котенок. Зажмурился и мурлычет.
В ложбинке полуоткрытой груди большой шмель. Пригрелся
и дремлет.
Стоит мужчина, смотрит на нее задумчиво, даже грустно.
Может быть, он завидует тем, кто с нею? А может быть,
просто счастлив.
26.05.94
МОЯ ЖЕНА
Сентябрь. Дождь.
Сменив лопату на перо, я присаживаюсь к столу, чтобы из-
лить свою обычную сезонную тоску по ушедшему лету. Сижу
долго, а бумага все чистая. Наконец понимаю, что не
вдохновение оставило меня, а... тоска! Нет никакой тос-
ки! Впервые за черт знает сколько лет.
Сначала это показалось мне несправедливым. Но раз уж все
равно в руке перо, а не грабли, должен же я о чем-нибудь
написать.
Моя жена тихо, чтобы не помешать, прошла с кухни и рас-
положилась позади меня на диване...
Вот именно! Моя жена. Как часто произносим мы эти два
слова, но многие ли вполне осознают, а что они собствен-
но значат? А значат они главным образом то, что ты не
один.
Слышишь, осень? Я не один! Можешь сколько угодно исхо-
дить дождем, можешь бесноваться ветрами, можешь даже на-
долго изгнать с неба солнце. Что из того? Все равно в
моем доме будет тепло и уютно, будет музыка, будут дол-
гие разговоры, и книги, и чтение вслух. И все потому,
что у меня есть жена. Боже, как много дел у человека,
если он не один - никаких осенних вечеров на все не хва-
тит.
Да, но ведь я о чем-то хотел написать... Ладно, в другой
раз как-нибудь. Да и к чему писать, если нет никакой
тоски, а есть жена.
Моя жена.
1-2.09.94
ГОД СПУСТЯ
Такой чудесный день. Все дни чудесные, но этот особен-
но. Что ж, теперь, пожалуй, можно и оглянуться.
Вон там внизу среди скал чернеет ущелье, даже полуден-
ный свет насилу проникает в него. Но это бы еще ничего.
Смотри, что там чернее черного на дне? Да, пропасть! Мы
были у самого края и не подозревали об этом. Мы были
как брейгелевские слепые, и мы не знали, что где-то ря-
дом, на расстоянии вытянутой руки незряче движется к
бездне другой. А если бы наши руки так и не соприкосну-
лись случайно?
Ладно, поглядели - и будет. Как неузнаваемо изменился
весь мир, словно сотворен для нас заново. Какой прос-
тор, сколько света! "Вся жизнь - молодость", - написал
наш друг, мудрый Карел; мы обрели ее вновь, чтобы уж
никогда не утратить.
Идем же, идем - нас заждались цветы.
3.04.95
ЭТЮД С НАТУРЫ
Машина одолела подъем, и тут-то мы все и увидели. Прямо
впереди, над спуском, по которому стремилась сквоэь лес
дорога, разметался по небу чудовищный черный букет. Его
клочковатое основание было у самого горизонта, а вверх,
словно исторгнутые каким-то адским взрывом, разлетались
веером черные, едва не достающие до уже проступивших
кое-где звезд мазки - черным по синему, черным по сине-
му, узкие, заостренные на концах, как копья. Впрочем,
нет: слева они были, как лезвия палашей, а между ними
клубилось что-то зловещее, серое. А вот справа мазки
были узкие и прерывистые и будто гнались друг за дру-
гом. Э, да не сам ли дьявол разукрасил так ночное небо,
не пожалев черной краски! Или это вовсе и не краска, а
такого цвета языки адского пламени? - ведь никто, в
конце концов, не может засвидетельствовать, что они,
как и всякое пламя, красные. Черным по синему, черным
по синему, а вокруг на небе ни облачка, и уже высыпали
первые зрители: Вега, Арктур и Денеб. Ничего не ска-
жешь, и Эль Греко бы мог позавидовать, и все же мы
вздохнули облегченно, когда дорога завернула направо, и
вся эта фантасмагория осталась наконец в стороне. Когда
приехали, небо было как небо, и я пожалел, что не смог
ни сфотографировать, ни зарисовать то, что видел, -
ведь не поверят, пожалуй.
29.08.01
МЕМОРИАЛ
Внезапно я обнаружил, что наиболее значимая часть моей
жизни протекает среди... ну, могилами в буквальном
смысле слова это не назовешь, ибо речь идет не о клад-
бище, а скорее о райском саде, заселенном почти исклю-
чительно теми, кого уже нет на нашей грешной земле.
Кто-то покинул ее многие столетия назад, иные уже при
моей жизни, но взращенные ими цветы не увяли, а деревья
продолжают плодоносить. Вот эти взрастил Бетховен, эти
Иоганн Себастьян, а вот и совсем древние насаждения:
Леонардо, Рембранд, Веласкес. Боже мой, сколько же их
было, бессмертных, оставивших непостижимо прекрасные
следы своего земного существования, - где они все те-
перь?
Вы скажете, что и на самой земле все еще существует не-
мало красивых садов, да... пожалуй. Конечно, я далеко
не со всеми знаком, но сколько же пройдет еще лет,
прежде чем появятся сады, достойные, скажем, Гамсуна,
Чюрлениса или Рихтера! Возможно, случится чудо, и к то-
му времени вдруг обнаружится и мой сад?
А пока сделанное мною открытие странным образом смутило
мне душу: беру ли я с полки Диккенса, Чапека или Пушки-
на, вглядываюсь ли в полотна Рафаэля или Эль Греко,
погружаюсь ли в мир звуков, сотворенный Моцартом, Шу-
бертом или Мендельсоном (при посредничестве Фуртвенгле-
ра, Хейфеца, Рихтера...) - все это словно странствия по
некоему грандиозному мемориалу, вместившему негасимую
память о сотнях и тысячах достойнейших человеческих
жизней. И хотя в этих странствиях я, разумеется, не
один, временами мне становится одиноко.
октябрь 2006
ФРАНЦ, ФРАНС И ДРУГИЕ
Весь день я слушал Шуберта, а ночью он явился мне во
сне и, распространяя легкий запах пива, растолкал меня,
довольно-таки бесцеремонно, надо признать.
- Франц, это ты!? - вскричал я. - Вот так сюрприз!
- Ага, узнал, - проворчал он, - долго же пришлось тебя
искать.
- Помилуй, Франц, я так рад, а ты - никак недоволен?
- Еще бы мне быть довольным; присвоил мою душу, а теперь
все твердишь: Я, Я, Я.
- Ты уверен? - остатки сна разом выветрились из моей
головы.
- Я то уверен, а ты, что - сам не мог догадаться?
- Но, Франц, ведь я и мечтать о подобном не мог! Впро-
чем, согласись, что, ежели у нас одна душа на двоих, то
моя персона отнюдь не худшее для нее пристанище.
- Ладно, ладно, тупица ты этакий, - сказал он, заметно
смягчившись. - Вообще-то твои стихи мне давно уже нра-
вятся, жаль, что не удастся сочинить на них музыку.
- Мне тоже жаль, - сказал я, - ведь ты единственный...
- Ага, я вижу, вы хорошо тут устроились, - пробасил не-
весть откуда взявшийся толстый сильно подвыпивший гос-
подин. Мы с Францем недоуменно уставились на него.
- Ну конечно, не узнаете. Эх, мне бы кисти да краски
сейчас, уж я бы так вас обоих изобразил!..
- Так вы, художник? - немного оробев, спросил Франц.
- Франс Гальс! - с гордостью заявил новоприбывший. -
Могли бы и догадаться, душепреемнички. - А ты еще и имя
мое присвоил, - сказал он, указывая на Шуберта. Надо
сказать, что хотя мы трое разговаривали на разных язы-
ках, но отлично понимали друг друга.
- Друзья мои, да ведь это ж прекрасно! - нашелся я. -
Великий живописец, великий кромпозитор и... ну, время
еще покажет какой, но надеюсь, хоть немного достойный
вас обоих поэт, и все мы, так сказать, одно Я - какие
же тут возможны обиды!
- Ты прав, сынок, - покровительственно ответствовал
Франс, - а если бы у тебя еще и нашлось чего выпить...
Франц, полагаю, тоже б не отказался.
Франц тем временем сидел призадумавшись.
- Чую, тем дело не кончится, - сказал он. - Интересно,
кто следующий.
Он не ошибся. Следующим, то есть следующей была ка-
кая-то довольно молодая еще и загадочно красивая женщи-
на, скорее всего цыганка. Глаза ее горели, однако, не-
добрым пламенем, и она явно собиралась сказать нам
что-то нелицеприятное, но ей помешал появившийся сле-
дом священник в кардинальской мантии, и с места в карь-
ер они сцепились друг с другом. Из воплей обоих мы по-
няли, что кардинал этот в чем-то провинился перед цер-
ковью, был отлучен, а после неожиданно скончался. Душа
же его в наказание за провинности переселилась в эту
женщину, которая была обвинена в колдовстве и заживо
сожжена на костре. И вот теперь, по прошествии несколь-
ких столетий они сводили счеты друг с другом.
- Господи, неужели и эти двое тоже мы? - сказал Франц с
ужасом. Франса же это открытие казалось начинало забав-
лять:
- Эх, кисти бы мне, - вновь сказал он, почесывая в за-
тылке.
Между тем комната заполнялась все новыми пришельцами из
далекой древности; были среди них турок, японка, и по-
луобнаженный негр - гладиатор, всего человек двенад-
цать, а под занавес явилось какое-то кошмарное горилло-
подобное существо. С него, видимо, и начались многоты-
сячелетние превращения нашей общей души. При всей раз-
ношерстности эта компания удивительно быстро нашла об-
щий язык и обрушилась с угрозами на нас: как это мы (а
я то тут при чем?) сумели воспользоваться не принадле-
жащей нам душой и прославиться, тогда как все они за-
кончили свой путь на земле в безвестности и, как прави-
ло, плохо. Их угрозы были столь нешуточны, что малень-
кий Франц поспешил спрятаться за широкую спину Франса,
а я, менее всех повинный в прославлении, остался в оди-
ночестве и чувствовал себя совершенно беззащитным.
Внезапно я понял, что у меня единственный шанс на спа-
сение: проснуться. Что я и сделал - после нескольких
неудачных попыток.
август 2006
СТАРЫЙ ЗНАКОМЫЙ
По мотивам М.К.Чюрлениса
Я даже не выходил из кухни; просто встал из-за стола,
чтобы налить себе чаю, а когда обернулся, он уже сидел,
развалившись на стуле, и преспокойно доедал остатки пе-
ченья. Я его сразу узнал, хотя прошло уже лет двадцать
с лишним: Дух Тяжести, такой большой, темный, с черными
крыльями. Нисколько не изменился за эти годы.
- А я уж думал, что больше не увижу тебя, - сказал я.
- И напрасно, ведь я же предупреждал, что буду с тобой
ВСЕГДА, неужели забыл?
- Долго же тебя, однако, не было...
- Я кажется доел твое печенье, ну да обойдешься, наде-
юсь. - Вид у него был самодовольный и немного ехид-
ный... Впрочем, ухмылка тут же слетела с его физионо-
мии, и он добавил уже вполне серьзно. - Да, давненько
мы не встречались, но не думай, что я не присматривал
за тобой все это время. Просто не был нужен тебе.
- А сейчас решил, что понадобился? Ведь я же не один,
как тогда.
- Ну, сейчас-то ты как раз один, но дело не в этом.
- А в чем же? - спросил я с деланным удивлением; про
себя же подумал: "все видит, бестия".
- Ну, ну, не пытайся меня обманывать, - возразил он. -
Сам же прекрасно знаешь, зачем я понадобился.
- Конечно, я сам же прекрасно все знал: я устал, был в
постоянной тревоге, что там дома, стосковался по женс-
кой ласке, а главное, понимал, что выдохся как поэт.
- Вот видишь, - он словно читал мои мысли, - самое вре-
мя нам свидеться.
- Так ты что же; теперь все время собираешься быть со
мной?
- Нет, не думаю, пока в этом еще нет необходимости. Но
придется постоянно находиться поблизости. Никого друго-
го у тебя-то здесь, по крайней мере, ведь нет?
Это была правда, друзей почти не осталось, иной раз да-
же по телефону позвонить было некому.
- А ты в другой раз мог бы быть погостепреимнее, даже
чаю мне не предложил, - осуждающе проворчал он.
- Извини, я сейчас, - но стоило мне на мгновение отвер-
нуться, как стул, на котором он восседал, опустел.
- Так, так, до хорошей же жизни я дошел, - с тоскою по-
думал я. - Ну, тогда, после Ее смерти, его место, поло-
жим, и вправду было со мной, а сейчас? Ну да, постарел
я, конечно; возможно, поисписался, нет уже былого,
столько лет не покидавшего меня вдохновения, но ведь
это еще не повод, чтобы до такой степени опускались ру-
ки. В конце концов, все еще может обернуться к лучшему.
Одев сапоги и ватник, я вышел на улицу. Дождь прекра-
тился, облака неслись над лесом словно вдогонку за дож-
девыми, а меж сосен неуклюже примостилась тусклая кри-
вобокая луна. Я обошел вокруг дома, выбрался на более
открытое место и все вертел головой, надеясь увидеть
что-нибудь более ободряющее. И, наконец, увидел. В гор-
дом одиночестве, выныривая раз за разом из облачной му-
ти, сияла она - несравненная Вега.
- Вот видишь, - сказал я себе, - Вега, и тоже одна.
Последнее показалось мне весьма символичным. Будь на
небе много звезд, они жили бы там своей жизнью, и не
было бы им дела до меня. А тут - одна Вега, словно не-
кий призыв или знак: не вешай, мол, носа, приятель; ви-
дишь, со мной тоже никого, а я все сияю и не нужен мне
никакой темный Дух Тяжести.
В задумчивости я вернулся домой.
- Да, Вега преподала мне хороший урок, - размышлял я,
ложась спать, вот только не забыть бы о нем завтра ут-
ром.
февраль 2007
.
Содержание
1. Строитель
2. Верный друг
3. После грозы
4. Урок Басе
5. День сада
6. В ненастье
7. Облако
8. О-ля-ля!
9. Немного о живописи
10.Надежда
11.Колодец
12.Мысль
13.Сюжет
14.Дом
14.Перпетуум мобиле
15.Она и цветы
16.В огне
17.Нет ее
19.Ее музыка
20.Садовник
21.Адам и Ева
22.Картина
23.Моя жена
24.Год спустя
25.Этюд с натуры
26.Мемориал
27.Франц, Франс и другие
28.Старый знакомый
