Литературовед
(посвящается Д. Машрапову)
Я – литературовед. Я извращенец-хирург, фантастический похотливо-любопытный монстр, стоглазый и сторукий, словно древнее античное чудовище. Литература юной девушкой бессильно извивается в липком узле моих крепкий щупалец, в муках удовольствия корчась от прикосновений вожделенно дрожащих присосок. Эти присоски – мои ассоциации, впечатления от прочитанного, фоновые знания, жадно пристающие в своём слепом поцелуе к произведению, оказавшемуся на хирургическом столе моего научного исследования. Эти щупальца – мои навыки анализа, известные мне методы, наработанный опыт исследования, словом, всё то, что помогает мне овладеть текстом, овладеть целиком, без остатка, до последней буквы, вплоть до каждой точки. Овладеть литературой в её новом воплощении каждый раз как новый.
Я сделаю с ней это прямо на столе. Я доставлю ей бешеное, сводящее с ума сексуальное удовольствие, расчленяя скальпелем на составные – часть за частью, слой за слоем, орган за органом. Мой язык, словно ещё одно щупальце, проникнет у неё между ног, нащупает твёрдый бугорок, нежно обогнёт его кончиком – и её вскинет от пронзительного разряда кайфа, и дремучая похоть вырвется из сладкоголосой глотки звериным рёвом. Этот скальпель – мой аналитический гуманитарный инструментарий. Этот язык – эвристика, ересь от антропологии, не рождающая ничего, но грешно жаждущая постичь то, откуда рождается произведение искусства.
Я буду водить по ней хирургическим ножом, словно любовник пальцами по телу возлюбленной, буду водить точно и вдохновенно твёрдой рукой, как одержимый ненасытной музой художник влажной кистью по холсту, и буду медленно следить расширенными зрачками за тем, как нежно кожа слов расходится в стороны, обнажая кровоточащую плоть смысла и искрящие нервы эмоций. Я буду врезаться в её тело всё глубже и глубже, а она будет томно стонать, извиваться, сладострастно выгибаясь дугой и пачкая кровью белую простыню листа.
Движения ножа будут всё резче, дыхание всё чаще, стоны всё громче. Перетянутые сами собой щупальца заскрипят от напряжения. Солёный пот, капая с лица, смешается с синеватой венозной кровью, превращаясь в сладкий сироп. Капилляры в красных от напряжения глазах вот-вот взорвутся радостными фонтанчиками, как эйфорический смех взорвёт её распоротую клокочущую гортань. Кончик щупальца внутри задрожит всё чаще, скальпель станет погружаться всё глубже.
Ослепшими белками я увижу, что уже из-под тонкой плёнки пробивается лучистый свет, обещающий нереальное удовольствие неземного открытия… Удар! Крик! Вспышка! Оргазм! – и ослеплённый невыносимым, как свет мудрости, сиянием, я повалюсь на операционный стол, прямо на раскроённое тело юной девушки, рыдающей от невыносимого блаженства, умирающей от нанесённых порезов. И мы оба будем счастливы, и мы оба будем, задыхаясь, смеяться, смеяться радостно и облегчённо. И будет нега. И будет ясность. И истина лучистой звездой будет переливаться у неё в груди меж окровавленных голых рёбер.
И это будет акт самой высокой любви, какую только видел этот мир.
Я люблю тебя, литература. О, как я тебя люблю…
Я уже открываю книгу. Готовьте простыню, стерилизуйте разум. Я приступаю к анализу…
Я – литературовед. Я извращенец-хирург, фантастический похотливо-любопытный монстр, стоглазый и сторукий, словно древнее античное чудовище. Литература юной девушкой бессильно извивается в липком узле моих крепкий щупалец, в муках удовольствия корчась от прикосновений вожделенно дрожащих присосок. Эти присоски – мои ассоциации, впечатления от прочитанного, фоновые знания, жадно пристающие в своём слепом поцелуе к произведению, оказавшемуся на хирургическом столе моего научного исследования. Эти щупальца – мои навыки анализа, известные мне методы, наработанный опыт исследования, словом, всё то, что помогает мне овладеть текстом, овладеть целиком, без остатка, до последней буквы, вплоть до каждой точки. Овладеть литературой в её новом воплощении каждый раз как новый.
Я сделаю с ней это прямо на столе. Я доставлю ей бешеное, сводящее с ума сексуальное удовольствие, расчленяя скальпелем на составные – часть за частью, слой за слоем, орган за органом. Мой язык, словно ещё одно щупальце, проникнет у неё между ног, нащупает твёрдый бугорок, нежно обогнёт его кончиком – и её вскинет от пронзительного разряда кайфа, и дремучая похоть вырвется из сладкоголосой глотки звериным рёвом. Этот скальпель – мой аналитический гуманитарный инструментарий. Этот язык – эвристика, ересь от антропологии, не рождающая ничего, но грешно жаждущая постичь то, откуда рождается произведение искусства.
Я буду водить по ней хирургическим ножом, словно любовник пальцами по телу возлюбленной, буду водить точно и вдохновенно твёрдой рукой, как одержимый ненасытной музой художник влажной кистью по холсту, и буду медленно следить расширенными зрачками за тем, как нежно кожа слов расходится в стороны, обнажая кровоточащую плоть смысла и искрящие нервы эмоций. Я буду врезаться в её тело всё глубже и глубже, а она будет томно стонать, извиваться, сладострастно выгибаясь дугой и пачкая кровью белую простыню листа.
Движения ножа будут всё резче, дыхание всё чаще, стоны всё громче. Перетянутые сами собой щупальца заскрипят от напряжения. Солёный пот, капая с лица, смешается с синеватой венозной кровью, превращаясь в сладкий сироп. Капилляры в красных от напряжения глазах вот-вот взорвутся радостными фонтанчиками, как эйфорический смех взорвёт её распоротую клокочущую гортань. Кончик щупальца внутри задрожит всё чаще, скальпель станет погружаться всё глубже.
Ослепшими белками я увижу, что уже из-под тонкой плёнки пробивается лучистый свет, обещающий нереальное удовольствие неземного открытия… Удар! Крик! Вспышка! Оргазм! – и ослеплённый невыносимым, как свет мудрости, сиянием, я повалюсь на операционный стол, прямо на раскроённое тело юной девушки, рыдающей от невыносимого блаженства, умирающей от нанесённых порезов. И мы оба будем счастливы, и мы оба будем, задыхаясь, смеяться, смеяться радостно и облегчённо. И будет нега. И будет ясность. И истина лучистой звездой будет переливаться у неё в груди меж окровавленных голых рёбер.
И это будет акт самой высокой любви, какую только видел этот мир.
Я люблю тебя, литература. О, как я тебя люблю…
Я уже открываю книгу. Готовьте простыню, стерилизуйте разум. Я приступаю к анализу…
