Не упустить главное...
Уже три недели Павел был не в состоянии думать ни о чем другом... Чудовищное предательство Светланы не уходило из воспаленного сознания, и пронизывало все существование мерзким бессилием... Ненавидел себя за кажущуюся слабость... Было бы легче, появись возможность выговориться, общаясь с кем-то неравнодушным, понимающим... Но это не представлялось возможным... Не мог же он позволить до такой степени опустить себя и жаловаться на то, чего, собственно, следовало ожидать...
Эта связь обречена была заранее, ибо, вероятнее всего, замешана не на любви, а скорее - на страсти... И то, со стороны самого Павла, а она выполняла лишь волю своего отца, выходя замуж за известного хирурга с мировым именем. Если бы кто-нибудь его утешил, что ли... Как часто ему приходилось делать больно своим пациентам, но чтобы потом им становилось хорошо... Тем не менее, он и не предполагал, что может быть так дьявольски больно... Ему - мужику, хирургу. И больно ли?! Скорее, унизительно, стыдно и что-то еще неопределенное гадкое.
Имелся у Павла один друг, вернее - подруга, с которой можно говорить обо всем. Они вместе учились в медицинской академии, и сейчас, частенько пересекаются по работе. Лиза, так звали эту замечательную женщину, до сих пор не вышла замуж... Постоянно на каких-то симпозиумах. Полностью погружена в ненаглядную педиатрию. Сейчас же готовилась к защите диссертации.
Странно, но именно о ней вспоминается в пиковые моменты жизни, совершенно точно зная, что Лиза поймет и посочувствует. Даже выразит конкретное отношение к произошедшему...
Павел со всей очевидностью представил себе, какой у Лизы будет взгляд на его ситуацию. Не-га-тив-ное. Она может действовать отрезвляюще, причем относительно метаний со стороны Павла. Конечно, скажет свое заветное:
-За что боролся, на то и напоролся. И ведь будет абсолютна права, но от этого-то еще и противней. Лиза, никогда, не воспринимала размазанности чувств и слюнтяйского смакования. Так, жестко, но, как оказывалось потом, совершенно точно характеризовала подобные проявления чувств, и их физиологическое восприятие.
Но Павлу мешала еще и другая, более веская причина, из-за которой не мог позволить загрузить старинную подругу своими проблемами. Она его любит... Уже почти пятнадцать лет, и было бы жестоко рассказывать о своей не только неразделенной страсти к своей несостоявшейся невесте, но еще и так, как ему казалось, подло опустившей его ниже ватерлинии. Еще в институте, он услышал, разговор ее с подругой:
-Он во мне видит своего парня, а я не рубаха-парень. Я его люблю до исступления, - разрыдавшись, призналась Лиза.
Эта новость на него тогда произвела ошеломляющее впечатление, но, к сожалению, он не испытывал, как ему казалось, ничего подобного в отношении нее. На некоторое время старался не попадаться ей на глаза, чтобы не давать авансов. Но его всегда тянуло к этой девушке... Привлекал её острый ум и оголенная правдивость. С ней находиться рядом всегда было легко, и ясно.
- А нам, что же, постоянно нужны сложности?! - вдруг с удивлением подумал Павел. Что же еще-то надо?!
Лиза ухитрялась узреть в нем эталон мужчины, именно так она всегда представляла своим друзьям, ему казалось, шутя. Удивительно тонкая женщина, с уникальным багажом знаний, невероятно уродующих интеллектом, на первый взгляд её, ничем не примечательное лицо...
-Да, что там?! – мягко улыбнувшись впервые за три недели мучительных раздумий, - Лизавету обезображивает изумительная маска интеллекта. Лицо светится отношением ко всему, что окружает эту поразительную женщину.
Павел поймал себя на мысли, что ему стало льстить ее чувство к нему – недостойному. Оно его возносит на пьедестал, с которого не хочется спускаться. Вот потому-то решил ничего о происшедшем не говорить Лизе, а справится собственными мужскими усилиями воли. В конце-то концов. В последнее время они редко виделись, но Павел знал, стоит только позвонить, и Лиза отложит все свои дела: у нее кафедра, студенты, и примчится оказывать этому слюнтяю первую психологическую помощь.
Брезгливая волна отношения к самому себе, накатила на Павла. Стало мерзко оттого, что невыносимо хотелось с кем-то костерить эту... Пытаясь мысленно охарактеризовать Светлану, сообщающую приятельнице по телефону о том, как она окрутила стареющего хирурга, но, не собираясь давать отставку своему мачо-Альбертику. Но в этих бездарных попытках, поймал себя на мысли, что не в состоянии даже произнести ее имя вслух... Тем более признавать, что ему дали таким мерзким образом пендель под одно пикантное место, удовольствие никакое, а врать, выставляя себя, нет смыла...
Возникнет вопрос:
-Чего тогда жалуешься сам?! А, может, Лизе было бы приятно услышать, что этого самодовольного индюка окунули лицом в лужу? – гниленькая такая мыслишка юркнула в сторону в воспаленной голове.
-Почему бы и нет?! Она, прежде всего женщина, и ей, наверное, не чужды подобные дамские эмоции? Павел остро почувствовал, что, не намерен обнаруживать перед Лизой свои слабые места...
Странно, но именно в этот момент сталь понимать, что его больше всего волнует, что скажет Лиза, и как посмотрит на него после этой информации, чем произошедшее вкупе со Светланой и ее мачо. И чем больше он думал об этом внутреннем феномене, тем яснее замечал, что проблема с неразделенной любовью сморщилась, как "шагреневая кожа", а вот образ Лизы становится все более выпуклым и осязаемым...
Даже услышал ее дыхание и увидел нежный блеск глаз... Как будто, она смотрела на него. Из ниоткуда выплыло воспоминание... Он просто банально заболел гриппом, кажется, на втором курсе… Лиза тогда по-матерински за ним нежно ухаживала.
-Ну, надо же прошло почти пятнадцать лет, а вот на тебе, выплыло. С улыбкой вспоминал, как хитрил целую неделю. Ему нравилось вызывать волнение этой замечательной девушки, разнежившись... Не ходить на занятия, а только ждать ее после лекций с разными примочками, чаечками, и прочими атрибутами ухода за тяжелобольным, вспоминал Павел, и не заметил, как его лицо растянула во все стороны широкая улыбка...
Поймал себя на мысли - немедленно позвонить Лизе, и не ныть, а пригласить куда-либо. Возможно, в филармонию, она страстно любит туда наведываться. Но, вначале в ресторан. Павел ощутил адский голод. Страдание, отошедшее на двадцать второй план, не давало возможности насыщать организм пищей, так необходимой для восполнения энергии. Говорят, когда появляется аппетит - это наступает выздоровление. Он этого даже не заметил. Но все-таки чувствовал приток жизненной энергии, и определившуюся потребность: видеть, слышать, и, кажется, нежно прижать к своей груди Лизку. И даже показалось, совсем не по-дружески придавить...
-Алло! Добрый день! Пригласите, пожалуйста, Елизавету Владимировну, - звонил на кафедру педиатрии Павел. Ее мобильный не отвечает, она, вероятно, на лекции, но я вас очень прошу отвлечь. Это срочно! - выпалил он, чтобы не успели прервать его вопли, и сказать, что невозможно, ибо она занята... От нетерпения услышать голос Лизы, Павел постоянно подпрыгивал на месте... Мысль сверлила голову все пронзительнее:
- Ты всегда не мог без нее.
-А-а, у Елизаветы Владимировны больше не будет лекций... – ответил срывающийся от рыдания голос женщины... Она погибла...
...
...
...
...
...
...
