САТИР И ФЕЯ сказка

В некотором царстве да государстве волшебном, лесном, жили-были Сатир, духом мятущийся и ещё Фея одна, что поцелую ветерка весеннего, лёгкого да нежного подобна была. Друг с другом и не знались, да и не виделись никогда. Хоть и Лес небольшой был – и трёх часов не нужно, обойти чтобы из конца в конец. А как Лес вырубать да на экспорт в Китай вывозить стали – в Город подались. Сатир сенсеем стал, по схваткам рукопашным специалистом нешуточным, а Фея менеджером в компанию крупную устроилась. Так и жили себе. Сатир-то уж полностью в обличии своем человеческом натурализовался. Семьей обзавелся. Женщина, что полюбила его, даже детей от него нарожала. А у Феи как-то так, не очень, скажем прямо, жизнь в этом плане складывалась. Фея, потому что, она и есть Фея. Эфемерна уж очень была.

Сатир-то философией восточной увлекался и о просветлении духовном грёзил во сне и наяву. Да и Фея тоже идеям этим завиральным не чужда была. Так и встретились на семинаре по медитации дзенской. Ни много, ни мало, сам Далай-Лама проводил. Так что и не попасть туда не могли просто – выбора не было. Что называется, Бог за ручку привел. А и встретились-то на крылечке прямо. Фея-то колебалась еще: идти, не идти. Сатир рассмеялся даже: пойдем, – говорит, – тут и думать нечего. Ну и она улыбнулась ему. Так под ручку и вошли, прямо Далай-Ламе под светлые очи.

Слушает Сатир Учителя, а сам с Феи глаз не сводит. Хотя и женщина-то не в его вкусе – это уж точно. Но хороша, конечно, несказáнно, тут и говорить не о чем. А как метта-медитацию Учитель давать стал, тут Сатира и вовсе прострелило стрелой амурной навылет. Совсем с катушек слетел: так загнуло, думал, инфаркт, сначала. Разум пустым и студёным, как утро январское сделался, а душа пожаром лесным да губительным, что дотла выжигает, воспылала. А, и правда, погиб Сатир не за понюшку табака, что называется.

Три дня, да три ночи, как обухом по голове пристукнутый жил. Ученики-то даже тревожиться за Сатира, сенсея своего, начали. Занятия проводит, а сам то засмеется не к месту, а то слеза предательски по щеке его самурайской скатится. Ну а про жену и говорить нечего. Хотя она-то, как раз, всё правильно сообразила. Женщины-то, они же сердцем это дело на раз просекают. А вот до Сатира как до жирафа, только на четвёртые сутки доходить стало, что любовь его настигла как молния в небе полуночном, тьму кромешную разума да души его высветив. А признаться Фее решительности не хватает. Она-то ведь вон какая. А он что за хрен с бугра? Козел –козлом, прости Господи. И ведь блоки бетонные, не только что рукой, головой разбивал, а тут робеет перед Феей, как школьник, краснеет как рак, потеет, как сукин кот, да мычит чего-то несуразное. А та только смотрит на него, да улыбкой своей нежной взор Сатиров ласкает. Так и не набрался сил. А уж страдал как… Себя-то всю жизнь на крепость проверял. А тут уж откровенно истязать начал: всё не так душа страдает. Хотя, какое там…

И ведь вот что интересно. То и не виделись никогда, а тут по нескольку раз на дню нос к носу сталкиваются. Вот однажды Сатир сердце-то скрепив, да волю свою самурайскую в кулак собрав, и пригласил ее в спортзал свой новый, что спонсор, ученик его, на днях подарил. Кофейку Фее предложил. Да какой там кофеек. И двух слов не сказали, как уж друг у друга в объятьях оказались. Все равно, как в пропасть сиганули. Сатир и сказал ей тогда, что теперь и умереть можно, жизнь потому как не зря прожита. Удалась. Да как удалась-то. Так и не расставались уже больше.

Год минул, что один день пролетел. Это ведь мучаются когда, время тянется. А счастье такое, сказке подобное, временнóго измерения как бы и не имеет вовсе. А тут в командировку Сатир собрался. В Японию. Дан какой-то очередной, высокий получать. С собой Фею звал, да не полетела она с ним. Работа какая-то уж больно срочная в последний момент, как чертик из табакерки выскочила. На месяц уезжал. Ну да, как говорится, человек предполагает, а только Бог один располагает. В общем тридцать лет да три года минуло прежде, чем в Город Сатир воротился. По человеческим меркам – вечность, а для Сатира, что неделя. Да и для Феи так же.

Фея уж замуж вышла давным-давно за президента компании своей и жила с ним счастливо и благополучно вполне. Да и Сатир про неё думать забыл. Хотя жил бобылем, с тех пор как с Феей расстались. Уж что там у них тридцать с лишком лет тому назад вышло, что не заладилось, Бог весть. Это ведь наладить да выправить жизнь счастливую сложнее сложного, а развалить – раз плюнуть. Этим же вечером в кафе и свиделись. Она – с мужем, видимо, а Сатир – сам по себе. Взглядом встретились – для Сатира тех тридцати лет как ни бывало. А что уж она там себе подумала – то незнамо-неведомо. Словечком-другим перекинулись, конечно. Ну да ведь Бог в любви второго шанса не дает. И это Сатир в разговоре с Феей сразу же четко ущучил. А что тут поделаешь? Сам и виноват – не уберег по дурости любви своей драгоценной, а теперь не только что слезами, а вовсе ничем делу, как говорится, не поможешь.

За Город Сатир подался. Бредет среди пеньков по Лесу своему бывшему, да вздыхает горестно. Далеко-далëко забрел. Сел в медитацию свою дзенскую, да и улетел сознанием своим, а куда, то Богу одному ведомо. Много ли зим-лет минуло и не скажу. Да только утёсом каменным да суровым Сатир обернулся.

А и у Феи жизнь уж не заладилась больше. Искала Сатира долго, да и нашла. Озером чистоты хрустальной обернулась у подножия утёса этого. И теперь шторм когда по озеру проносится, волнами своими обнимает она его. А когда волна назад откатывается, будто слёзы по щекам Сатировым катятся.

А место это навроде как за священное почитаться стало. И свадьбы когда в городе играются, молодые всегда к утесу приезжают с цветами. Счастье в любви да жизни семейной, вроде как, место это дает.

Может и так. А может и – нет. Но я так думаю, что любовь да счастье Богом даются. Вот только беречь их нужно, пуще самой жизни. Дар этот драгоценнее всего, что только на свете белом быть может. Так-то вот.