О грустном
Я давно изучила асфальтово-плиточный остров,
Номера иномарок, деревья, кирпичную стену,
И наверное было бы (веришь?) предательски просто
Отменить и забыть сигаретно-смешную измену.
Словно дети играем с тобою - не в прятки, так в жмурки,
Прячем руки за спины, глаза - в бирюзовое небо
И заученным жестом швыряем в ведёрко окурки:
Ты всегда попадаешь. Пора научиться и мне бы...
Я одна возвращаюсь в мирок, где затёртый Brockhaus,
И учебник истории тоже изрядно зачитан.
Я пишу что-то "в стол", каждый грёбаный вечер, без пауз,
И стараюсь смеяться легко и не так нарочито.
Мама будет сердиться на лексику, спорим? Цензура...
Или думать, что всё это правда от строчки до строчки,
Но конечно не скажет: - Какая ты всё-таки дура...
Ей неважно... Ей знать бы, что живы и счастливы дочки.
Так о чём я? Ах, да, об игре, что закончится плохо,
О попытке кого-то беречь, а себя искалечить...
Две затяжки. Без пауз. Их всё-таки мало для вдоха,
Ведь ни время, ни ложь, ни пустая надежда не лечат.
Номера иномарок, деревья, кирпичную стену,
И наверное было бы (веришь?) предательски просто
Отменить и забыть сигаретно-смешную измену.
Словно дети играем с тобою - не в прятки, так в жмурки,
Прячем руки за спины, глаза - в бирюзовое небо
И заученным жестом швыряем в ведёрко окурки:
Ты всегда попадаешь. Пора научиться и мне бы...
Я одна возвращаюсь в мирок, где затёртый Brockhaus,
И учебник истории тоже изрядно зачитан.
Я пишу что-то "в стол", каждый грёбаный вечер, без пауз,
И стараюсь смеяться легко и не так нарочито.
Мама будет сердиться на лексику, спорим? Цензура...
Или думать, что всё это правда от строчки до строчки,
Но конечно не скажет: - Какая ты всё-таки дура...
Ей неважно... Ей знать бы, что живы и счастливы дочки.
Так о чём я? Ах, да, об игре, что закончится плохо,
О попытке кого-то беречь, а себя искалечить...
Две затяжки. Без пауз. Их всё-таки мало для вдоха,
Ведь ни время, ни ложь, ни пустая надежда не лечат.