25

Ей двадцать пять. А имя латынью «белый»

Рыжим цветком запуталось в волосах.

Альбэ — любовь, ругательство или вера,

Целая жизнь в незначимых двух слогах.

 

Альбэ не верит (глупая?) в силу Бога,

Строчки молитв вплетая под переплёт,

Альбэ надеется, что, не пройдёт и года,

Это война закончится, и придёт

Кто-то за книгой — просто, совсем, как раньше,

Чтобы прочесть до корки — не сжечь в печи.

Альбэ всё ждёт, всё верит: из этой фальши

Кто-то однажды должен её спасти.

Вот он — случайно-нужным приходит к книгам,

Словно награда за то, что она ждала.

Альбэ готовит чай на двоих: «Я мигом!»,

И улыбается, чувствуя: всё не зря.

 

Ей двадцать пять. И ноги её — как вата —

Очень дрожат, ломаются о себя.

Удивлена, напугана и лохмата

Альбэ стирает кровь поскорей с бедра.

Альбэ так плачет. Альбэ так сильно любит!

Руки, в которых склеилось «навсегда»,

Был ли он нежным, странным и даже грубым —

Только её: с начала и до конца.

Он поправлял ей волосы неуклюже,

Хлопал игре на скрипке, шептал слова,

Стал самым лучшим другом и лучшим мужем,

В взгляде его, казалось, цвела зима.

 

И они едут — скорость почти сто сорок,

Пахнет лавандой плед на её плечах.

Сколько дорог — когда ты кому-то дорог,

Это не важно, сущая ерунда.

Он обещает: к маю отыщет имя,

Что означает «счастье» в любой стране.

Альбэ смеётся, в центре войны и мира

Просто сжимает руку его в руке.

 

Ей двадцать пять. Ей хочется верить в счастье.

И, если честно, хочется очень жить.

 

Но, выцветая бледностью на запястьях,

Рыжее солнце с мартом идёт в зенит.

В пальцах дрожащих рвутся о страх страницы,

В этот апрель цветёт только лишь война.

 

Альбэ читает сводки, боясь проститься,

Очень боясь проститься с ним навсегда.

Всё же надеясь, что встретит его живая,

Всё же надеясь встретить его живым,

Рыжей обидно до жути, что в этом мае

Глупая… Глупая — здесь, а не рядом с ним.

Альбэ жила, жила! Но её не вспомнят,

Годы летят, война догоняет их.

Альбэ сжимает, сжавшись в одной из комнат,

Руки, собравшие много в себе любви,

Руки, как лёд прозрачные и больные.

Альбэ сжимает руки на животе,

Слепо желая небо в объятьях мира,

Пусть не себе, но дочке жить не в войне.

 

Но слишком сложно — также, как день рожденья

В жарком июле Альбэ суметь догнать.

Слишком нескоро, сложно… Врезаясь в время,

Альбэ уже не плачет.

Ей двадцать пять.