ангина
чай с сахаром
У меня сегодня настоящая осень:
С сухими губами, простудой и кажется это навечно.
Я рисую в блокноте цифру восемь;
Просто восемь, а для кого-то знак бесконечность.
Я сегодня счастливее, чем обычно
Чай даже заварила покрепче,
И пить его все еще мне не привычно;
Сегодня день, когда время и правда лечит.
Я в заварку душицы добавила,
Подмешала корицы и горсточку мелиссы,
Нервно, с кроткой улыбкой юбку поправила,
В моей жизни будто и не было чертовой полосы.
Улыбалась прохожим, и всем людям в зеленых шапках,
Постояла минутку, воздухом подышала,
Покричала о том, что мне душно и даже жарко.
А на кухне настаивалась заварка.
Я сегодня влюбилась в осень,
В запах мужских духов и прогнивших листьев,
Сейчас времени на часах примерно восемь,
А на улице где-то все еще поют птицы.
Люди спешат домой,
Им холодно, мокро и все в том же духе.
Ну а я остаюсь собой:
Открываю окно и чай пью в холодной кухне.
Я на кухне встречу сегодня утро,
Буду пить подостывший чай.
И на улице, кстати, довольно сухо.
Я приеду; иди встречай.
колючий ворот
Этот Октябрь дышит на нас сладким воздухом, просто забавы ради.
Этот прохожий провожает трамвай, поправляя мокрых волос пряди.
А ветер сменила изморось уже зимняя,
Ветер будто привез пену с моря недалекого, темно-синего.
И вроде бы все позади, но все же на сгибах локтей, ресницах, запястье
Ветер оставил следы- знаки твоей, море, безграничной власти.
Живет твой запах- тлеет последний пепел,
Плачет твой верный спутник- прибрежный ветер.
Я надеваю платье, теперь шерстяное.
Ворот колючий цепляет волос, есть в этом что-то родное.
Море в бурю совсем как ртуть,
Осень мне не дает вдохнуть
Воздух. Пусть так и будет:
Ветер, дующий в форточку чай мой остудит,
В порт последний корабль южный прибудет,
Мама достать плед верблюжий опять забудет,
Я полюблю Октябрь.
И родинки на руках,
Трещинки губ, секущийся светлый волос -
Мы будем мирно спать где-то в твоих ногах,
Мы будем вместе слушать твой приторный, ветер, голос.
Я позабуду про герпис, ангину, стужу.
Буду варить Октябрю, кутать его в плед верблюжий,
Очень спокойно, голосом еле слышным,
Я буду петь Октябрю и таким же нищим.
Нищим до Октября.
Ну, осень, я же любя,
Не дуйся ты на меня!
Лишь бы Октябрь был жив, здоров и горячее молоко пил вечером,
Ну а я сквозь свою сердечную трещину
Буду любить его искренне, от всего сожженного заживо сердца,
И тебе, Октябрь родной, некуда теперь деться.
Я ношу тебя словно ком в горле с самого раннего детства.
Будем теперь мы вместе, Октябрь, греться,
Я обещаю хранить твой портрет под сердцем.
батарея
Спи, ненасытное ты мое Одиночество,
Не смей обнимать меня руками бетонными,
Мне любить тебя, бедную, как-то совсем не хочется,
А ты только ночью уходишь домой, шагами нестройными.
А с утра уже смотришь глазами своими белыми, неспокойными.
Город этот затопило безнадежно,
И каждый по отдельности взятый уже слепой и глухой человек,
Встречает тебя, Одиночество, взглядом нежным, для меня слишком сложным,
И кажется это длится уже больше даже чем целый век.
А ты снова плачешь, родное, без повода,
В одеяло прячешься от это лютого холода,
И чужая душа в твоих пальцах зажатых крошится,
Ну а мне погибать в руках твоих совершенно не хочется
Чертово Одиночество.
Твои пальцы запастья мои запомнили,
Ты приковываешь на ночь меня к батарее у кухонного окна,
И шаги твои Одиночество мне напомнили,
Я засыпать\просыпаться боюсь одна.
А в венах у нашей осени не кровь, а мороз,
На подоконнике кактус любимый погиб/промерз.
И кошка бездомная котят опять осенью родила,
Мама не разрешает, а так бы я себе одного забрала.
А чертово Одиночество снова лезет в постель,
Смотрит прямо в глаза, взглядя не отводя,
Ветер мир мой сорвал с петель,
И я уже жду-недождусь метель,
Ко мне скоро должен вернуться любимый апрель.
Я верю.
свитер с горлом
С ним мне слишком легко болтается, обзывается, дразнится, можно сказать кусается.
В нем тонуть невозможно, возможно только топить,
Он какой-то другой, не похожий на тех, других, можно сказать он разительно отличается,
В общем один из тех, кто и правда не забывается; его невозможно забыть.
Я давно полюбила Октябрь, и трещинки на губах, секущийся светлый волос.
Знаю, ты помнишь об этом,
А я таблетки пью натощак, бросила сигареты и рада слышать твой голос,
Рада, когда на мое привет отвечаешь приветом,
Когда в разговоре ты не спешишь с ответом,
И , кажется, все на этом.
Что-то меня колышет, трогает, чертыхает, бьет между ребер куда-то поглубже в грудь
И мне сейчас воздуха катастрофически не хватает, я буду помнить, а ты, умоляю, забудь.
Я не боюсь остаться одна, потерять свою цель, свой путь и все в этом роде,
Я не боюсь проснуться и не вдохнуть. Я боюсь, что тебя больше здесь не будет.
Здесь- это где-то у ребер в гостях, поглубже чем в сердце, где-то во мне самой
А ты гулять так любишь в моих костях, издеваться и бить изнутри, где выстлано все тобой,
Я буду храброй, вправлю все переломы, кровь даже остановлю,
Терпеть не могла душевные раны, задушевные разговоры, теперь, кажется, полюблю.
Эту ночь я опять не сплю.
Я, разумеется все книжки читаю, рисую, шарф этот чертов вяжу,
А организм внутри разорвался на части, дрожит и ноет.
Я не скажу никогда все то, что в секрете держу, в тетрадку пишу,
И, кажется, нет спасенья от этой осенней напасти. Свитер с горлом ключицы ужасно колет,
Сердце в свитере день и ночь о пощаде молит,
Я никому не скажу.
Ничего никому не скажу.
У меня сегодня настоящая осень:
С сухими губами, простудой и кажется это навечно.
Я рисую в блокноте цифру восемь;
Просто восемь, а для кого-то знак бесконечность.
Я сегодня счастливее, чем обычно
Чай даже заварила покрепче,
И пить его все еще мне не привычно;
Сегодня день, когда время и правда лечит.
Я в заварку душицы добавила,
Подмешала корицы и горсточку мелиссы,
Нервно, с кроткой улыбкой юбку поправила,
В моей жизни будто и не было чертовой полосы.
Улыбалась прохожим, и всем людям в зеленых шапках,
Постояла минутку, воздухом подышала,
Покричала о том, что мне душно и даже жарко.
А на кухне настаивалась заварка.
Я сегодня влюбилась в осень,
В запах мужских духов и прогнивших листьев,
Сейчас времени на часах примерно восемь,
А на улице где-то все еще поют птицы.
Люди спешат домой,
Им холодно, мокро и все в том же духе.
Ну а я остаюсь собой:
Открываю окно и чай пью в холодной кухне.
Я на кухне встречу сегодня утро,
Буду пить подостывший чай.
И на улице, кстати, довольно сухо.
Я приеду; иди встречай.
колючий ворот
Этот Октябрь дышит на нас сладким воздухом, просто забавы ради.
Этот прохожий провожает трамвай, поправляя мокрых волос пряди.
А ветер сменила изморось уже зимняя,
Ветер будто привез пену с моря недалекого, темно-синего.
И вроде бы все позади, но все же на сгибах локтей, ресницах, запястье
Ветер оставил следы- знаки твоей, море, безграничной власти.
Живет твой запах- тлеет последний пепел,
Плачет твой верный спутник- прибрежный ветер.
Я надеваю платье, теперь шерстяное.
Ворот колючий цепляет волос, есть в этом что-то родное.
Море в бурю совсем как ртуть,
Осень мне не дает вдохнуть
Воздух. Пусть так и будет:
Ветер, дующий в форточку чай мой остудит,
В порт последний корабль южный прибудет,
Мама достать плед верблюжий опять забудет,
Я полюблю Октябрь.
И родинки на руках,
Трещинки губ, секущийся светлый волос -
Мы будем мирно спать где-то в твоих ногах,
Мы будем вместе слушать твой приторный, ветер, голос.
Я позабуду про герпис, ангину, стужу.
Буду варить Октябрю, кутать его в плед верблюжий,
Очень спокойно, голосом еле слышным,
Я буду петь Октябрю и таким же нищим.
Нищим до Октября.
Ну, осень, я же любя,
Не дуйся ты на меня!
Лишь бы Октябрь был жив, здоров и горячее молоко пил вечером,
Ну а я сквозь свою сердечную трещину
Буду любить его искренне, от всего сожженного заживо сердца,
И тебе, Октябрь родной, некуда теперь деться.
Я ношу тебя словно ком в горле с самого раннего детства.
Будем теперь мы вместе, Октябрь, греться,
Я обещаю хранить твой портрет под сердцем.
батарея
Спи, ненасытное ты мое Одиночество,
Не смей обнимать меня руками бетонными,
Мне любить тебя, бедную, как-то совсем не хочется,
А ты только ночью уходишь домой, шагами нестройными.
А с утра уже смотришь глазами своими белыми, неспокойными.
Город этот затопило безнадежно,
И каждый по отдельности взятый уже слепой и глухой человек,
Встречает тебя, Одиночество, взглядом нежным, для меня слишком сложным,
И кажется это длится уже больше даже чем целый век.
А ты снова плачешь, родное, без повода,
В одеяло прячешься от это лютого холода,
И чужая душа в твоих пальцах зажатых крошится,
Ну а мне погибать в руках твоих совершенно не хочется
Чертово Одиночество.
Твои пальцы запастья мои запомнили,
Ты приковываешь на ночь меня к батарее у кухонного окна,
И шаги твои Одиночество мне напомнили,
Я засыпать\просыпаться боюсь одна.
А в венах у нашей осени не кровь, а мороз,
На подоконнике кактус любимый погиб/промерз.
И кошка бездомная котят опять осенью родила,
Мама не разрешает, а так бы я себе одного забрала.
А чертово Одиночество снова лезет в постель,
Смотрит прямо в глаза, взглядя не отводя,
Ветер мир мой сорвал с петель,
И я уже жду-недождусь метель,
Ко мне скоро должен вернуться любимый апрель.
Я верю.
свитер с горлом
С ним мне слишком легко болтается, обзывается, дразнится, можно сказать кусается.
В нем тонуть невозможно, возможно только топить,
Он какой-то другой, не похожий на тех, других, можно сказать он разительно отличается,
В общем один из тех, кто и правда не забывается; его невозможно забыть.
Я давно полюбила Октябрь, и трещинки на губах, секущийся светлый волос.
Знаю, ты помнишь об этом,
А я таблетки пью натощак, бросила сигареты и рада слышать твой голос,
Рада, когда на мое привет отвечаешь приветом,
Когда в разговоре ты не спешишь с ответом,
И , кажется, все на этом.
Что-то меня колышет, трогает, чертыхает, бьет между ребер куда-то поглубже в грудь
И мне сейчас воздуха катастрофически не хватает, я буду помнить, а ты, умоляю, забудь.
Я не боюсь остаться одна, потерять свою цель, свой путь и все в этом роде,
Я не боюсь проснуться и не вдохнуть. Я боюсь, что тебя больше здесь не будет.
Здесь- это где-то у ребер в гостях, поглубже чем в сердце, где-то во мне самой
А ты гулять так любишь в моих костях, издеваться и бить изнутри, где выстлано все тобой,
Я буду храброй, вправлю все переломы, кровь даже остановлю,
Терпеть не могла душевные раны, задушевные разговоры, теперь, кажется, полюблю.
Эту ночь я опять не сплю.
Я, разумеется все книжки читаю, рисую, шарф этот чертов вяжу,
А организм внутри разорвался на части, дрожит и ноет.
Я не скажу никогда все то, что в секрете держу, в тетрадку пишу,
И, кажется, нет спасенья от этой осенней напасти. Свитер с горлом ключицы ужасно колет,
Сердце в свитере день и ночь о пощаде молит,
Я никому не скажу.
Ничего никому не скажу.
