Мелочи протоиерейской жизни-1

Составитель (а местами и автор)
Борис ЕФРЕМОВ
 
 
МЕЛОЧИ ПРОТОИЕРЕЙСКОЙ ЖИЗНИ
 
Случаи, приключившиеся
с митрофорным протоиереем
Владимиром Зязевым,
рассказанные им самим
и его друзьями
 
 
I.
 
Разыгралась чтой-то вьюга.
Ой, вьюга, ой вьюга!..
Александр БЛОК.
 
И разыгрался в мире дьявол,
Как чернокрылая метель.
Кто по морям удачно плавал,
Тот вихрем выброшен на мель.
Кто гордецом меж звезд-горошин
На крепких крыльях пролетал,
Тот с высоты на землю брошен
И погребён в ущельях скал.
Кому упорная работа
Давала радость и харчи,
Тому работать неохота,
Лежит колодой на печи.
Кто от рожденья верил в Бога,
Храним был от душевных ран, —
Разрушил храмы до порога,
Иконы выбросил в чулан.
Кто предан был вранью и склокам
И на позор был обречен,
Тот ясновидцеи и пророком
Толпой безумной наречен.
Кто был кудесником по части
Обмана, лжи и воровства,
Стал у кормила высшей власти,
И всё ему как трын-трава.
А кто первичнее свободы
Лишь Вседержителя считал,
На нескончаемые годы
Рабом у этой власти стал...
 
И опустилась мгла над миром,
И мгла, и больше ничего —
Над бедным человеком сирым,
Над тёмною душой его.
И поднялась такая вьюга,
Такая черная вьюга,
Что стало не видать друг-друга
Уже почти за полшага.
Но в этой злобной круговерти,
Что ада дантова черней,
Уже не дьявол и не черти —
Иное что-то зрело в ней...
 
II.
 
Изнеможешь, пеший,
таща грехов ношу!
Ах, тут-то нужно иметь
подмогу хорошу...
Георгий КОНИСКИЙ,
архиепископ Белорусский.
 
В глуши истерзанных селений,
Среди нехваток и тревог,
Трудов нелегких и сомнений
Рождался в юных душах Бог.
Сквозь громких горнов переливы
Он задавал вопрос земной:
"А всё ли в мире справедливо?
Ты приглядись к нему, сын Мой".
И мальчик северной округи
Стал подмечать из года в год,
Как власть имущие ворюги
Свой нищий грабили народ.
Подобно идолам давнишним,
Божкам теперешней Руси —
Тащи кусок, отнюдь не лишний,
Умри, но жертву принеси!
Гоня народ к "заветной цели"
Среди кривых и ложных вех,
Они одни за всех жирели
И были счастливы за всех.
И это мерзкое отродье
Терпеть и дальше — сил уж нет.
И мама мальчика Володи
Пришла в партийный комитет.
Смотря в глаза партийцам строго
И партбилет кладя на стол,
Сказала так: "Я верю в Бога.
Противен мне ваш произвол". —
"Да как же так! ведь вы учитель!
Нам в ногу надобно идти..." —
Я ваш давнишний обличитель.
Давно уж нам не по пути".
И словно выпорхнув из клетки,
В безгрешной правоте своей,
В газеты шлет и шлет заметки
О беспределе партвластей.
И слышит мальчик голос Божий:
"Смотри, как Правде служит мать.
Спеши подмогою хорошей
В пути уставшим пешим стать.
И если хочешь быть мужчиной,
Духовный подвиг совершить,
Учись бороться с бесовщиной,
Нетленной Истине служить..."
 
III.
 
Сердце чистое
сотвори во мне, Боже,
И дух правый
обнови внутри меня...
ПСАЛТИРЬ.
 
Вопрос, как строить, — не пустяшный:
На годы? или на века?
И в Вавилоне люди башню
Тянули ввысь, под облака.
Но груз зазнайства и гордыни
Низверг химеру из химер.
И это было всем доныне
Как поучительный пример.
Но грянула другая стройка —
Советская, похлеще той...
Да только как ни строят бойко,
Всё — в пустоту, всё — в прах земной.
А там — над пылью, там — над грязью
Сверкает звездная межа!
И, бросив всё, Владимир Зязев
Ушел со стройки в сторожа.
Но сторожил — не миллионы,
Не горы брёвен и стропил.
Он сторожил кресты, иконы,
Обитель Бога сторожил.
А начиналась служба, слушал,
Как дьяк коуровский поет.
Как будто ветерок по душам
От этих басовитых нот!
И словно плотник из "Октавы" *,
Он сам запел. И замер храм
От мощной фразы "Боже правый",
Могуче взмывшей к небесам.
И сердце тихо очищалось
И, что-то тайное верша,
Небесным светом наполнялась
Его смятенная душа.
И что-то строилось такое
В душе светлеющей его —
Из ясной веры и покоя,
Чем осеняет Божество.
И голос: “Чтоб чего-то стоить,
Чтоб подниматься к Небесам,
Мой сын, настало время строить
Внутри себя Небесный Храм".
И так легко душе летелось,
Всё выше — не остановить.
И жить, как отроку, хотелось,
Как старцу мудрому, творить.
 
IV.
 
И обходя моря и земли,
Глаголом жги сердца людей.
Александр ПУШКИН.
 
Жизнь — это ряд крутых ступенек,
А не полёт на помеле.
Вот наш герой уже священник
На древней Талицкой земле.
По ней, как и по всей России,
Верша шальные виражи,
Антихриста слепые силы
Поколесили от души.
От чернокрылой той метели,
Без веры в Бога, без Любви,
Сердца людей заледенели,
Как в зимний холод воробьи.
Да воробей замёрз и сгинул,
Но человек — не воробей,
И если сам он жизнь отринул,
Пойди попробуй отогрей.
"Молитвы, исповеди, службы —
Всё это лечит, и зело.
Но тут еще такое нужно,
Чтоб сразу за душу взяло". —
Так думал наш герой. По будням,
Лишь час свободный выпадал,
Он шел в приход к тем самым людям,
Кого в дугу режим сгибал.
И в тех беседах немудрёных
Он говорил про жизнь, про тлен,
И их, коленопреклоненных,
Незримо подымал с колен.
В один из дней, добавим к слову
(Тем более, не в тягость нам),
Он, проходя по Камышлову,
Разрушенный увидел храм...
 
В года былые, в мире старом,
Когда язычников крестил,
Владимир-Солнышко недаром
В селеньях храмы возводил.
Они, как Божий свет для взора,
И вправду были хороши.
Но, главное, они опорой
Для сердца были, для души.
А ворогом палимы были, —
Славяне в отчинах своих
Сначала храмы возводили,
А после избы возле них...
 
Вот выход! Вон она, подсказка!
Понятно, труд нелегким был,
Но встал над миро храм, как сказка,
И звонко колокол забил.
 
V.
 
В белом венчике из роз —
Впереди — Исус Христос.
Александр БЛОК.
 
Еще в стране дьяволиада
Не отшумела, не прошла,
А из глубин ночного смрада
Уже сияют купола.
И тот, кто бросил верить в Бога
В упрямстве гибельном своем,
Уже прожжен сомненьем строгим:
"А так ли в мире мы живем?"
И тот, кто власть имел и злато,
Внезапной мыслью поражен —
О том, что ждет его расплата,
О том, что Высший есть Закон.
Ну, а кого совсем не видно,
Кто спал на печке, как дитя,
Тому ужасно стало стыдно,
И он с лежанки слез, кряхтя...
 
Россия! Русь! В безбожной дури,
Во тьме которой разум спит,
Ты на своей узнала шкуре
То, чем безверие грозит.
И если дух в тебе не вымер,
Пойми, причиною того —
Такие, как отей Владимир,
Такие, как приход его.
 
А впрочем, стоп! У нас в рассказе
Такой нежданный поворот:
Уже не тот Владимир Зязев.
Да и приход его не тот.
Уже он в митре золочёной,
Владыки правая рука,
И на священников склоненных
Уж мог смотреть бы свысока.
А он не к власти рвётся — к людям,
О жизни с ними говорит.
На службе — в праздники, по будням —
Душой возвышенно парит.
А он всё так же строит храмы,
Чтобы в течение веков
Людская братия могла бы
Освобождаться от грехов.
И в одиночку, и толпою,
От тяжкой жизни и забот,
Народ протоптанной тропою
В обитель Божию идет.
И средь людей, как странник сирый,
В толпе, с народом, не один,
Идет слуга людского мира,
Людского мира властелин.
А где-то там, под старым флагом,
С идеей, ветхою до слёз,
Еще идут державным шагом.
Но впереди — Исус Христос.
 
Песнопение
в честь отца Владимира
дерзнул пропеть раб Божий
Борис.
 
* "Октава" — повесть Скитальца
(С. Г. Петрова).