Спид
Желтеет осень, увядает
веселья летнего волна,
журавль белый провожает
живительную свежесть дня.
С крылом подбитым, погибая,
сражаясь с холодом слепым,
он рвался в небо, точно зная,
что умирает молодым.
Он тщетно к облакам стремился,
всё понимал, но рвался ввысь,
с пути по жизни он не сбился,
хотя жестка была с ним жизнь.
Журавль жалобно кричал,
пытаясь в небо вознестись,
любой из нас бы задрожал,
узнав, что покидает жизнь.
1.
Сырые стены надо мной,
мечусь я в призрачной тоске,
боль, пронзает сильно боль,
и шприц спасительный в руке.
Я преклонился перед ним
лишь для веселья, для забавы,
теперь гнию я здесь один,
слепой, угрюмый и уж старый.
Мне 20, но вердикт давно
был вынесен самой судьбой,
теперь я для людей никто,
я пленник смерти, я изгой.
И капля крови на полу
моё безумье отразит,
я выброшу в окно иглу,
но не спасусь, во мне уж СПИД.
Как был я глуп, как мало знал,
спешил, надеялся и гнался,
но, поспешив, я опоздал,
и позади судьбы остался.
Я тлею, нет уж мне свободы,
простите люди и всевышний,
пусть без меня промчатся годы,
я на земле, на этой лишний.
2.
Страх, нет, не страх передо мной,
боль, нет и боль глуха,
так что же всё-таки со мной,
из-за чего страдаю я.
Печально, грустно и тоскливо,
что нет уж юности моей,
нет, я не стар, но нет уж силы
для жизни пламенных страстей.
Уж сколько помню я себя
в расцвете тела молодого,
девчонок обожал всегда,
одну бросал, с другою снова.
Я был галантен, осторожен:
цветы, шампанское, духи,
теперь я резок и встревожен,
ночами вижу злые сны.
Не мог я думать, что любимый
и дорогой мне человек
вдруг может сделать, что счастливый
в несчастный превратится век.
Как мог болезнью пренебречь,
теперь корю себя, жалею,
ах, СПИД, готов ты сердце сжечь
и день за днём я всё старею.
3.
За что, скажите мне, за что
порой наказаны судьбою,
и стол банкетный не вином
украшен – чёрною смолою.
Простите судебные феи,
я презираю вас за жизнь,
скажите только, как посмели
со мной так больно обойтись.
Весь мир безумен и смешон,
он словно лазарет огня,
с рожденья был я заражён,
ужасный СПИД пленил меня.
Но я не сдамся никогда,
оставлю позади сомненья,
мне б только годик или два…
Но нет уж время к сожаленью.
Сегодня я ещё дышу,
а завтра превращусь в туман,
я тихо не спеша уйду,
забыв свой жизненный обман.
Журавль белый всё метался,
искал спасенья, но, увы,
лежать, он недвижим, остался
у берега большой реки.
Вот так сражаемся порою,
с судьбою разыграв пари,
своей, рискуя головою,
сбивая руки до крови.
И часто падаем в бессилье,
глотаем воздух и кричим:
«Ах, мир, зачем тебе насилье,
давай с тобою помолчим…»
