ВЗОР-4

ВЗОР

 

Книга первая

 

(Продолжение)

 

В тот день, после долгого перерыва, сходил я в часовню, поставил свечку, попросил у Всевышнего прощения за все мои тяжкие и многочисленные грехи, купил в церковной лавочке крохотную иконку «Неупиваемая чаша», ту, что помогает нашему брату избавиться от необоримой страсти к зелью. Небольшая была иконка, с мезинец высотой, а ведь отвела меня от пьяной беды! – и пить, и курить бросил в три дня. И помаленьку, помаленьку стал входить в оставленную, заброшенную тему. И пришёл к нынешнему убеждению, что в книге должна быть изложена только суть открытого мною Закона, без отклонения в более подробную детализацию, в более глубинное разъяснение практически неохватной живительной деятельности ВЗОРа.

Можно было браться за работу. Но как говорят: можно-то можно, да только осторожно. Двухлетняя разруха в творческом хозяйстве почти разучила писать. Моя творческая энергетика и до этого-то была не великого масштаба, а тут вообще скукожилась из-за духовного кризиса, совпавшего с нашим, общероссийским. Дальше набросков плана дело не пошло. К рукописи я себя тянул, точно к эшафоту – всё во мне сопротивлялось и трепыхало; с великими мучениями написал я за неделю несколько начальных фраз и те зачеркнул, так как совершенно никакими оказались.

Надо было обманывать как-то очередное упадническое состояние. Когда лет двадцать назад я дал себе зарок не знаться с зельем и куревом и стал придерживаться его, – скопив-шуюся болезненную гнусь как ветром растащило небывало радостное настроение: словно в детстве, жгуче сияло солнце, маслянисто блестела листва, непрошенно и незнакомо-свежо рождались строчки стихов. На этот раз никакой радости я не почувствовал – ни стихи, ни проза не сочинялись. Да и то – тогда мне было лет сорок, а теперь – под шестьдесят. Как незаметно, беспомощно незаметно ускользнуло время! И что же там – впереди?

Я припомнил из «Фауста» как бы для меня написанное четверостишие:

...Кто танцует тут беспечно,

Кто веселью предаётся, –

Берегись! Ничто не вечно!

Час ударит, – нить порвётся...

Так вот, до этого самого разрыва мне надобно успеть невероятно многое: побороть депрессию, изложить в основных штрихах объёмную теорию ВЗОРа, еще раз сверить с жизнью кое-какие ее недавно мною продуманные части и, самое главное, разобраться с тем состоянием Вселенной, сведения о котором крохотными, еле приметными искорками рассыпаны в религиозных, философских и научных учениях. Имеется в виду то самое Ничто, которое вбирает в себя будущее всё и, по неизбежности, является Разумом Вселенной1.

 

1 Тогда я ещё и предположить не мог, что вся Истина в неземном, Божественном учении, изложенном в Библии.

 

Непостижимое создание человек! Часами рассказывал я отцу о Разумной Энергии Творца, практически ничего о Ней не зная. Но ведь из этого Ничего происходит весь зримый мир, и как можно было начинать книгу о непрестанной эволюции Вселенной без хотя бы приблизительного знания этого Ничего, по сути, только и являющегося вечной сущностью?

Так было со мной уже не раз: только подходил к неразрешимой проблеме, как в руки попадалась книга, которая словно ключом проблему эту открывала. Начал перечитывать одну из ранних работ Алексея Федоровича Лосева «Античный космос и современная наука», и меня, как с отцовской подсказкой в недавнем сне, осенила догадка: так ведь весь этот подробнейший анализ с первого взгляда бредовой какой-то «тетрактиды А» и есть рассмотрение позарез нужного мне состояния, в котором по диалетическим законам вызревают предпосылки будущего материального Космоса!2

 

2 Не мог я тогда представить, что ни по каким диалектическим законам Божественная сущность развиваться не может. Ошибся великий Лосев вместе с великим Платоном.

 

Я принялся конспектировать лосевкий трактат, поражаясь гениальным уловкам философа: в годины разнузданного социалистического атеизма написать и опубликовать исследование, недвусмысленно подтверждающее Божественное происхождение Вселенной, – это что-то в высшей степени необъяснимое, сверхъестественное! Диалектика Платона – Лосева, к величайшему моему удивлению, легко согласовывалась с триадным ВЗОРом, и, скорее всего, эта радость растворила во мне вязкий депрессионный сгусток. К тому же, появилась мысль – подтвердить положения диалектики примерами из ранее рассмотренных мною учений (а они, примеры, действительно, в учениях стали легко, непринужденно обнаруживаться, как будто создатели мировоззренческих концепций знали диалектические тайны как бесспорные, школьные аксиомы и строили свои взгляды на мир в строгом соответствии с этими основополагающими знаниями.

Год прошёл в кропотливой, изнурительной работе. Но, видимо, только она одна и спасла меня от невозможного, удушающего, губительного путинского режима. Наглой сапой восторжествовавший на несчастной Руси, он, как это и следовало ожидать, стал неуклонным продолжением ельцинской перезревше-советской деспотии; причем, продолжением, еще более ухудшающим российскую жизнь, еще более ее опошляющим и еще более удаляющим от Бога1.

 

1 Как выяснилось, этот диктат не удалял людей от Бога, а приблежал к Господу, вопреки всему. По закону: чем хуже, тем лучше.

 

После почти векового коммунистического истязания христианских святынь народ наш только-только, робко и виновато, стал возвращаться в пустующую тишину случайно оставшихся храмов, болезненно пересиливая сомнения и вкоренившийся большевисткий атеизм, стал прикасаться зачерствевшею душой к святости потускневших Божественных икон, – как новая власть нанесла по только наметившемуся стремлению безжалостно-изуверский удар. Чтобы покрепче ухватиться за так легко подвернувшийся имперский трон, чтобы побыстрее добраться до корыстных самодержавных целей, чтобы наперёд залить возможный будущий пожар недовольства и возмущения, путинский режим, уверовав в свою несокрушимую кэгэбэшную мощь, стал открыто опираться на те качества народного духа, от которых россияне отшатнулись было, потянувшись к забытому Христу.

Когда Виктора Астафьева, изумительно честного русского писателя, спрашивали на читательских встречах, как жить в наши беспощадно неприспособленные к жизни времена, он говорил с убеждением, болью и горьковатым укором: «Как жить? Как учил Христос. Всего хотя бы три-четыре его заповеди: не укради, не убий, не пожелай жены ближнего своего, трудись в поте лица своего... Чего ж вы не жили и не живете по этим вечным заповедям, граждане мои родные? Трудно жить правдою, да? Большевики чуть поправили сии заповеди, переписали их на свой лад, поманили вас – блудом и дармовым хлебом! Вы и ринулись стадом за ними, а теперь вот виноватых ищете...»

 

(Продолжение следует)