Босоногая
1
Один юнец с растрёпанною гривой
Вёл жизнь беспутную, считая, что
Нет жизни интересней и красивей,
И окунул в порок своё лицо.
Проигрывался в карты, оставаясь
Без денег, а порой без панталон,
Но иногда испытывал он жалость,
Что в шалопайство так своё влюблён.
Порой он вспоминал, как был мальчишкой,
Как шёл с отцом и матерью гулять,
В одной руке - стихов любимых книжка,
В другой - чуть-чуть помятая тетрадь.
Он сам писал немного, вдохновляясь
Поэтами великими порой,
Своё умение считал за малость
И слушал песню ветра под горой.
Ну а когда он вырос, то забросил
Свою тетрадь, забыв писать стихи,
И серебристые на травах росы
Уже, казалось, вовсе не легки.
И наш юнец с растрёпанною гривой,
Чьё было имя, кстати, Михаил,
Оставил жизнь былую, как долину,
Которую когда-то он любил.
Он знаться стал с Иваном Карнавалом
И от него узнал он книжки те,
Где учат, что порок всем балом правит,
Ведь жизнь итак – лишь полчище потерь.
И Миша стал играть так лихо в карты,
И водку пить, и травушку курить,
Как ошалелый кот в начале марта,
С одной распутной дамою кутить.
Иван же Карнавал всё любовался,
Ведь он хотел идеи навязать
Свои как можно большим, и осталось
Теперь лишь Мишу в этот клан принять.
И Миша принят. Карнавал доволен.
Ничуть ему не жалко друга, что
Душою стал непоправимо болен,
Наверное, как все и как никто.
2
У Миши был братишка. «Мой Алёша» –
Так ласково он раньше называл
Родного мальчика. Теперь галоши
В недетских играх Мишенька стоптал.
А мальчик рос и был подобьем Миши,
Пока тот сам ребёнком малым был,
Но детство стало скомканным и лишним,
Забыл его внезапно Михаил.
А мать с отцом вздыхали, горевали
И не могли уж сделать ничего,
Печаль свою на время оставляли,
С Алёшенькой играя. Так легко
Им было на душе с ребёнком чудным,
Но стоило закончиться игре,
Как снова становилось очень трудно
Забыть, что наша жизнь полна потерь.
Родителям казалось, что теряли
Они сынишку старшего навек.
Ах, почему же детство длится мало?
Зачем его не помнит человек?
3
Однажды Михаил шёл по дороге
И вдруг увидел впереди себя
Улыбку юной девки босоногой,
Подумал: «Эта девушка – судьба».
Она была в молочном балахоне,
Белее самых белых облаков,
Прелестна так и хороша собою,
Хоть бледная настолько, что вся кровь,
Казалось, выпита давно уж кем-то,
И щёки обескровлены совсем.
Подумал Миша: «Вот моя невеста,
Отдамся добровольно в её плен».
Он подошёл к ней, бережно склонился,
Хотя давно уж бережность забыл,
И руки девушки тотчас же взвились,
Она сказала: «Здравствуй, Михаил!
Ты хочешь, чтоб была твоею? Странно!
Ведь ты давно уж с дамою другой.
Пойми, плутишка, это ведь опасно,
Измена - словно выстрел роковой».
«Я всё равно с тобой одной желаю
Делить и ночь, и утро, и все дни».
«Мой дорогой, тебя я понимаю,
Повремени чуть-чуть, меня дождись.
К тебе вернусь я скоро, будем вместе,
Я - жизнь твоя и твой смертельный яд,
Я - смерть твоя и я - твоя невеста,
Ты мне одной на этом свете рад.
Ну а пока ступай, мой рыцарь нежный,
Пока забудь меня, мой дорогой,
Забудь весь этот облик белоснежный,
Пьяней опять за карточной игрой».
4
Забыл девчонку «рыцарь» постепенно,
Шла жизнь своим обычным чередом,
Не думал больше Миша, что он пленник
Красотки с обескровленным лицом.
Хотел уйти от дамочки развратной
Сначала он, но вдруг махнул рукой
И, как всегда, вернулся к ней обратно,
Закрыв всю память белой пеленой.
А дамочка котёнком увивалась
За ним и, ненасытностью пьяня,
Его ввергала в этакую пакость,
Как шторм морской - осколок корабля.
И Михаил устало отвечал ей
На ласку лаской, страстию на страсть,
А за окном метели всё качали
Деревья, чтоб листву у них забрать.
5
Когда же Миша позабыл ту девку,
Совсем уже не думал он о ней,
Она пришла, стрельнув глазами метко,
И крикнула: «Зачем ты опьянел?
Ты должен встретить, будучи непьяным,
Свою любовь, свою печаль и смерть.
К тебе пришла я, чтоб лобзаньем страстным
Тебя навек из жизни сей стереть».
«Распутная девица, уходи-ка!
Отныне не люблю совсем тебя!»
«А всё равно узнаешь, как гвоздики
Запахнут, тебя нежно хороня».
«Зачем заговорила про гвоздики?
Ведь это же смертельные цветы!»
«Ты понимаешь всё. Смертельным бликом,
Мой друг, навеки озаришься ты.
И если ты не понял, не невеста
Тебе я, милый мой. Я - смерть твоя.
Поверь мне, для тебя найдётся место
На кладбище – уж постараюсь я».
Сказав вот так, она поцеловала
Его в уста так страстно, горячо,
Пронзила грудь серебряным кинжалом
И кинула в обрыв через плечо.
6
И вскоре после этого узнали
Родители, что Миша их погиб,
И вмиг такими высохшими стали,
Как будто позвоночников изгиб
Согнулся вдруг, как сломанная спичка,
И невозможно было верить, что
Ещё вчера их озорной мальчишка
Играл с соседским маленьким котом.
Недавно сочинял он, вдохновляясь
Поэтами, их слога красотой,
Своё умение считал за малость
И слушал песню ветра под горой.
7
Теперь с Алёшей старики остались,
Ведь старший сын – один земельный прах,
И в горе мать встречала свою старость,
И муж её всё таял на глазах.
Жена все дни и ночи проводила
На кладбище и слёзы всё лила,
Припав к холодной каменной могиле,
И дождь, и снег и ела, и пила.
А муж спивался, но однажды утром
На кладбище пришёл он за женой,
Смахнул с её щеки снежинок пудру
И звал отчаянно: «Вернись домой!
Он умер. Будем за него молиться,
Но жизнь идёт. Живое дай живым,
Ведь рано облетать июльским листьям,
Алёша скоро станет молодым».
«Нет, не вернусь. Вся жизнь остановилась,
Когда я потеряла своего
Сыночка дорогого Михаила,
И нету больше жизни без него».
«Подумай об Алёше!» – муж вскричал так,
Но, видя безответность, он махнул
На всё рукою, горестно заплакал
Ушёл один, как под обстрелом пуль.
8
Жена не знала, что супруг спивался
И помощи от благоверной ждал.
Она теперь испытывала жалость
Лишь к сыну, что землёю мокрой стал.
Но всё же муж насилием немалым
Домой привёл промёрзшую жену,
Которая все дни сопротивлялась,
Но наконец супругу своему
Она покорной стала и вернулась.
Муж счастлив был, но вскоре увидал,
Что так стремилась старая сутулость
Опять туда, где сын их почивал.
Жена не думала ни об Алёше,
Ни о супруге, что всё пил и пил.
Она всё тосковала. Сыпь горошин
Её взор мутный непрестанно лил.
И вскоре в старом доме поселилась
Та девка в белом, что смогла сгубить
Их сына молодого. Руки взвились,
Как воплощенье роковой судьбы.
«Ты кто такая?» – так спросил мужчина.
«Я - смерть. Бываю там, где ждут меня,
Твоя жена такою нелюдимой
Вдруг стала, словно призрак забытья.
Я чувствую, она всё ждёт и кличет
Меня, и я, как верная слуга
К ней поспешила, верная привычке,
И для неё теперь моя рука».
9
Муж ошалело выслушал все речи
Красавицы белёсой и босой
И вдруг обнял её тугие плечи,
Воскликнув: «Будь, пожалуйста, со мной!»
«Что ж, будь по-твоему, ведь все желают
Со мною быть, со мной лишь навсегда», –
Промолвив это, стала очень страстно
Лобзать мужчину старого в уста.
Он замертво упал, а после девка
К Алёше кинулась, крича ему:
«Ты так красив, что только лишь соседкой
Твоею быть мне, милый, ни к чему.
Хочу тебя я целовать так томно,
Как твоего лобзала я отца.
Ты улыбнёшься мне улыбкой сонной,
Пьянея мной до самого конца».
«Нет!» – закричал Алеша, убегая,
А Смерть его гнала всё и гнала,
И бездыханная совсем, босая,
Она, упав, сама вдруг умерла.
10
«Ты умерла?» – Алёшенька промолвил,
Склонившись к бездыханности немой.
Она в ответ не проронила слова,
Хотя кричала прежде: «Будь со мной!»
Алёша что-то в платьице заметил, –
Была то чуть помятая тетрадь.
Её схватил и стал на том же месте
Стихи братишки мёртвого читать.
Писал братишка, как чудесно в мире
Жить, солнцем греясь, радугой небес,
Зимою возле старого камина
Смотреть в окно на сонный гулкий лес.
Писал о том, что любит он Алёшу,
Что лучше всех его чудесный брат,
И было бы на свете очень плохо
Жить без него – лишь плакать и страдать.
Алёша вдруг рыданием залился,
Читая эти строки о себе,
И жилка на виске его забилась,
И дрожь заколотилась на губе.
Он плакал, проливая слёзы горько
На грудь той девки призрачной, босой,
И соль впиталась белоснежным шёлком,
И Алексей решил идти домой.
11
Но по дороге Алексей припомнил,
Что мать была от горя не в себе,
Каким-то тонким чувством вмиг он понял,
Что вновь она на кладбище теперь.
И он пришёл к могиле Михаила,
Тетрадь по-прежнему держа в руках,
Ведь тот, кого и он, и мать любили,
Не принял всею сутью серый прах.
Любовь осталась и осталась память,
А это разве мало на земле?
И стали мать и сын в обнимку плакать,
От холода дрожа, как в страшном сне.
«Пойдём домой, – шепнул Алёша робко, –
Уж нет её – сегодня умерла
Та девушка босая», – тихо, кротко
Алёша смерть старушке рассказал.
Мать покачала головой, опёрлась
На руку сына, и вдвоём пошли
Они домой, ведь жизнь ещё не стёрлась,
И мёртвым – смерть, живое – всем живым.
