Сибирия - здесь
Заснежены Альпы, Париж утопает в снегу.
Романовск под снегом уж видит десятый сон.
Но поезд железный сквозь бурю и сквозь пургу
Идет, как последний технический эшелон.
Идет, неподкупный, ржавеющий до колес,
Идет через север, снега, города, пещеры.
И поезд большой, но в Сибирию он привез
Лишь двух человек, нарушающих все системы:
Известный в миру и умЕрший задолго до
Старик с нестареющим нравом и детским смехом.
Он гением был. Пусть пропал он давным-давно,
Но все ж за мечтой всей жизни он смог уехать.
Он мамонтов видит. Приходят к нему во сне,
Ему говорят: "Давай! Ну пойдем же с нами!"
И он подчиняется... ищет их много лет,
Но сны почему-то еще остаются снами.
Он едет в Сибирию, он едет к синей траве -
(Она человеку до пояса. Может, больше).
Он весь запыхался, устал, но в его душе
Теплится надежда. С надеждой всегда всё проще.
С ним юная девушка. В кейсе её - бумаги,
Звонки телефонные будят её подчас,
На них отвечает с долей былой отваги:
- Кейт Уолкер, вернитесь!
- Пожалуй, не в этот раз.
Она бы вернулась, да только зачем - обратно?
Гораздо милее ей север, чем тот Нью-Йорк,
Где ложью и злом уж простой человек запятнан,
Тем больше - юрист. Нет, Кейт не вернется в срок.
Она будет в поезде. Будет решать проблемы,
Искать недоступное; думать, о чем нельзя...
В бумагах своих поставит одни пробелы:
"Наследника нет. Наследника не нашла".
Когда пришло время, из поезда вышли двое.
Но здесь - не Сибирия. Так, ледяной мороз...
Кейт Уолкер боялась. Старик же - как дым спокоен,
Здесь ждал их ковчег, что в Сибирию бы привез.
Старик не сказал ни "Прощайте", ни "До свиданья" -
Когда вышли мамонты, он лишь пошел вперед.
Кейт Уолкер стояла, как высеченная из камня.
Сибирия - здесь.
Она не вернется в Нью-Йорк.
Романовск под снегом уж видит десятый сон.
Но поезд железный сквозь бурю и сквозь пургу
Идет, как последний технический эшелон.
Идет, неподкупный, ржавеющий до колес,
Идет через север, снега, города, пещеры.
И поезд большой, но в Сибирию он привез
Лишь двух человек, нарушающих все системы:
Известный в миру и умЕрший задолго до
Старик с нестареющим нравом и детским смехом.
Он гением был. Пусть пропал он давным-давно,
Но все ж за мечтой всей жизни он смог уехать.
Он мамонтов видит. Приходят к нему во сне,
Ему говорят: "Давай! Ну пойдем же с нами!"
И он подчиняется... ищет их много лет,
Но сны почему-то еще остаются снами.
Он едет в Сибирию, он едет к синей траве -
(Она человеку до пояса. Может, больше).
Он весь запыхался, устал, но в его душе
Теплится надежда. С надеждой всегда всё проще.
С ним юная девушка. В кейсе её - бумаги,
Звонки телефонные будят её подчас,
На них отвечает с долей былой отваги:
- Кейт Уолкер, вернитесь!
- Пожалуй, не в этот раз.
Она бы вернулась, да только зачем - обратно?
Гораздо милее ей север, чем тот Нью-Йорк,
Где ложью и злом уж простой человек запятнан,
Тем больше - юрист. Нет, Кейт не вернется в срок.
Она будет в поезде. Будет решать проблемы,
Искать недоступное; думать, о чем нельзя...
В бумагах своих поставит одни пробелы:
"Наследника нет. Наследника не нашла".
Когда пришло время, из поезда вышли двое.
Но здесь - не Сибирия. Так, ледяной мороз...
Кейт Уолкер боялась. Старик же - как дым спокоен,
Здесь ждал их ковчег, что в Сибирию бы привез.
Старик не сказал ни "Прощайте", ни "До свиданья" -
Когда вышли мамонты, он лишь пошел вперед.
Кейт Уолкер стояла, как высеченная из камня.
Сибирия - здесь.
Она не вернется в Нью-Йорк.
