Мокрый вечер.
Мокрый вечер. Отложена книга.
Взгляд рассеянный брошен в окно.
Под тревожную музыку Грига
чуть искрится в бокале вино.
Умирает цветок маттиолы,
утонув в голубом хрустале.
Вот такой натюрморт невесёлый
в этот час у меня на столе.
Прикорнув у решётки каминной,
чутко дремлет старик сенбернар,
верный страж и приятель старинный.
Благороден, суров и поджар.
Медальон, высший орден за службу,
освящённый самою судьбой.
Выпьем, пёс, за удачу и дружбу.
Побеседуем, молча, с тобой.
Как таинственно движутся тени,
от горящей метнувшись свечи.
Этой ночью дождливой, осенней
нас корабль в неизвестность умчит.
Мы сегодня начнём всё сначала,
скомкав жизни исписанный лист.
Не напрасно ждёт бриг у причала,
снаряжённый в последний круиз.
Без комфорта уйдём, без уюта.
Что уют нам? И что нам комфорт?
Пыль ошибочных прежних маршрутов
смоют волны с высоких ботфорт.
Обернусь, поднимаясь по трапу
налегке, будто в юные дни.
Помаши провожающим лапой,
сенбернар, мы уходим одни
с экипажем кочующей банды
флибустьеров, любимцев ветров.
Ну какой ты пират без команды,
без мушкетов, ножей, топоров!
Старый Флинт будет нам капитаном.
У руля примостив карабин,
он поведает страшные тайны
океанских холодных глубин.
В капитанской каюте есть карта
запредельных, неведомых стран.
Всем известно, что степень азарта
не слабеет от сабельных ран.
Не робей, я ведь тоже матросом
начинал в незапамятный год.
На борту угостят папиросой,
фляжка с ромом по кругу пойдёт.
Сорок пять подбородков колючих,
девяносто натруженных рук.
Загремят абордажные крючья
по обшивкам турецких фелюк.
Засверкают дамасскою сталью
ятаганы в жестоком бою...
Господа! Вы уже подыскали
потеплее местечко в раю!?.
Но ты хмуришь седые надбровья,
да и мне не совсем по душе
перспектива пролития крови.
Той дорогой ходил я уже.
Дуют сильные ветры с востока.
Помолившись Тому, кто всеблаг,
как змею я срываю с флагштока
чёрным шёлком струящийся флаг.
Знак другой будет нашей святыней
на знамёнах, на мачтах, в груди.
Пусть моя бригантина отныне
станет светом для тех, кто в пути.
Взгляд рассеянный брошен в окно.
Под тревожную музыку Грига
чуть искрится в бокале вино.
Умирает цветок маттиолы,
утонув в голубом хрустале.
Вот такой натюрморт невесёлый
в этот час у меня на столе.
Прикорнув у решётки каминной,
чутко дремлет старик сенбернар,
верный страж и приятель старинный.
Благороден, суров и поджар.
Медальон, высший орден за службу,
освящённый самою судьбой.
Выпьем, пёс, за удачу и дружбу.
Побеседуем, молча, с тобой.
Как таинственно движутся тени,
от горящей метнувшись свечи.
Этой ночью дождливой, осенней
нас корабль в неизвестность умчит.
Мы сегодня начнём всё сначала,
скомкав жизни исписанный лист.
Не напрасно ждёт бриг у причала,
снаряжённый в последний круиз.
Без комфорта уйдём, без уюта.
Что уют нам? И что нам комфорт?
Пыль ошибочных прежних маршрутов
смоют волны с высоких ботфорт.
Обернусь, поднимаясь по трапу
налегке, будто в юные дни.
Помаши провожающим лапой,
сенбернар, мы уходим одни
с экипажем кочующей банды
флибустьеров, любимцев ветров.
Ну какой ты пират без команды,
без мушкетов, ножей, топоров!
Старый Флинт будет нам капитаном.
У руля примостив карабин,
он поведает страшные тайны
океанских холодных глубин.
В капитанской каюте есть карта
запредельных, неведомых стран.
Всем известно, что степень азарта
не слабеет от сабельных ран.
Не робей, я ведь тоже матросом
начинал в незапамятный год.
На борту угостят папиросой,
фляжка с ромом по кругу пойдёт.
Сорок пять подбородков колючих,
девяносто натруженных рук.
Загремят абордажные крючья
по обшивкам турецких фелюк.
Засверкают дамасскою сталью
ятаганы в жестоком бою...
Господа! Вы уже подыскали
потеплее местечко в раю!?.
Но ты хмуришь седые надбровья,
да и мне не совсем по душе
перспектива пролития крови.
Той дорогой ходил я уже.
Дуют сильные ветры с востока.
Помолившись Тому, кто всеблаг,
как змею я срываю с флагштока
чёрным шёлком струящийся флаг.
Знак другой будет нашей святыней
на знамёнах, на мачтах, в груди.
Пусть моя бригантина отныне
станет светом для тех, кто в пути.
