Одиссея-6. Новый перевод
ОДИССЕЯ
Песнь шестая
(Попытка приблизить перевод Жуковского
к современному литературному языку)
Так после бед бесконечных, укрывшись опавшей листвою,
Спал Одиссей. А богиня отправилась в город чудесный
Знатных в морском ремесле феакийцев, богами хранимых,
Издавно живших на злачных равнинах земли Гиперейской.
Неподалёку от них обитали циклопы, жестокий,
Буйный и дикий народ, обладающий силой безумной.
В вечной вражде находились соседи, и царь феакийский,
Вождь Нафсифой, корабельщик стремительный, сын Посейдона,
В Схерии, тучной земле, поселил свой народ – в отдаленье
От городов и селений, известных тогдашнему миру.
Там он жилища построил и храмы богам всемогущим,
И неприступные стены вознёс, окружив ими город,
И разделил на участки поля, никого не обидев.
Но уж давно был сведён он судьбою в обитель Аида.
Островом правил теперь Алкиной, равный в мудрости богу.
В царский дворец и вошла невидимкой Афина Паллада.
С прежней заботой о том, чтоб скорей Одиссей возвратился
В дом свой родной на гористой Итаке, богиня проникла
В девичью спальню, где мирно в тот утренний час почивала
Царская дочь Навсикая – богиня и видом, и станом.
Возле дверей две служанки, Харитам подобные, спали.
Накрепко заперты двери. Но лёгкой воздушной стопою
В спальню к царевне проникла Афина Палада и стала
В самом её изголовье, приняв обаятельный образ
Дочери лучшего в Схерии морепроходца Диманта.
С нею дружила царевна, подругою лучшей считая.
В виде таком подойдя к Навсикае, богиня сказала:
«Видно, тебя беззаботною мать родила, Навсикая!
Ты не печёшься о светлых одеждах, а скоро наступит
Брачный твой день. Ты должна и себе приготовить такое
Платье, и тем, кто тебя поведёт к жениху молодому.
Доброе имя одеждами чистыми мы наживаем.
Да и родители нами довольны. Проснись же скорее!
Встань, Навсикая, прислугу возьми и одежду, и вместе
К речке спешите, и я помогу вам с работой нелёгкой
Справиться. Девой тебе оставаться недолго. Повсюду
В нашей земле женихи тебе сыщутся знатного рода.
Ты и сама ведь у нас из династии самой известной.
Встань поскорей и к отцу поспеши многославному с просьбой –
Дать колесницу и мулов тебе, чтоб могла ты удобно
Всё погрузить и к реке отвезти, ну а мы за тобою
Следом пойдём. В колеснице тебе заповедали боги
Путь совершать, ведь пешком богоравной идти неприлично».
Так ей сказав, светлоокая Зевсова дочь удалилась
Вновь на Олимп, где обитель свою испокон основали
Боги великие, где никогда ни ветров не бывает,
Ни холодов, ни шумливых дождей, где безоблачный воздух
Лёгкой лазурью разлит и сладчайшим сияньем проникнут.
Там для богов в несказанных утехах все дни пробегают.
Дав свой совет, на Олимп улетела Афина Паллада.
Эос же златоголовая, встав, разбудила царевну.
Сну своему удивляясь, она поспешила в покои,
Где почивали родители, царь и царица, чтоб странный
Сон рассказать им. Царица в кругу приближённых служанок
Тонкие нити пряла. А в открытых дверях Навсикая
Чуть не столкнулась с отцом – он спешил на совет, приглашённый
Мудрой плеядой знатнейших мужей феакийских. Царевна
Всё рассказала ему и с такою к отцу обратилась
Просьбой:
«Вели колесницу большую на быстрых колёсах
Дать мне, чтоб я, уложив в ней одежду, которой скопилось
Нынче не мало, отправилась к мойке речной. Подобает
Всем нам в опрятной одежде ходить. Ты в совете
Должен своим оденьем примером служить постоянным.
Трём неженатым твоим сыновьям в хороводах вечерних
Тоже одеждою свежей блеснуть не мешает, поскольку
Свадьбы у братьев моих, как мне кажется, не за горами».
Так говорила она. Но о браке своём ни полслова
Не обронила отцу. Сам отец обо всём догадался.
«Дочка, – сказал он, – ни в чём тебе нет и не будет отказа
Ни в колеснице, ни в мулах, ни в прочих обдуманных просьбах.
Дам повеленье рабам заложить колесницу большую,
Быстроколёсную. Будет и короб на ней для поклажи».
Тут же рабам Алкиной приказал снаряжать колесницу.
Вывели мулов рабы, привязали их к дышлу надёжно.
Слуги с царицею вместе одежду забрать поспешили,
В короб сложили её. А царица корзину с едою,
Мех с благородным вином принесла, ну и лакомства тоже.
Был и фиал золотой, благовонным наполненный маслом,
Чтобы царевна с прислугой могла натереться им после
Стирки дневной и речного купанья. Но вот Навсикая
Бич и блестящие вожжи взяла и с растяжкою звучно
Мулов стегнула. Затопав, они побежали за город
Рысью неспешной, везя колесницу, и груз, и царевну.
Следом пошли молодые подруги её и служанки.
Вот они устья реки многоводно-искристой достигли.
Были устроены здесь водоёмы. Прозрачные струи
Их омывали своим говорливо-весёлым теченьем.
К месту прибыв, отвязали они пыльных мулов уставших
И по зелёному берегу речки журчащей пустили
Сочно-медвяной травой насладиться. Потом с колесницы
Сняли одежду и тут же её в водоёмы ногами
Плотно втоптали, проворным усердием споря друг с другом.
Начали дружно её полоскать, дочиста отмывая.
После по взморью на мелко-блестящем хряще, наносимом
На берег плоский морскою волною, бельё разостлали.
Кончив, в реке искупались, елеем душистым натёрлись,
Весело сели на мякой траве за обед запоздалый,
Влажные платья оставив сушиться на солнце лучистом.
После обеда царевна подружек своих и служанок
В мяч пригласила играть, головные сложив покрывала.
Ну а сама, белокурая, звонкую песню запела.
Так Артемида, с колчаном стремительных стрел на охоте,
Смерть нанося кабанам и лесным тонконогим оленям,
Многовершинный Тайгет и крутой Эримант обегает.
С нею прекрасные дочери Зевса эгидодержавца,
Резвые нимфы полей – и любуется ими Латона.
Но Артемида стройнее и выше. Легко между ними,
Сколь ни прекрасны они, распознать в ней богиню Олимпа.
Так и царевна помощниц своих красотой затмевала.
Время настало домой собираться. Опять в колесницу
Мулов они запрягли, снова в короб сложили одежду.
Тут светлоокая Зевсова дочь, чтобы сон Одиссея
Тяжкий и долгий прервать и с царицей его познакомить,
Хитрость придумала. Вдруг Навсикая в подруг своих мячик
Бросила, но, ни в кого не попав, оказался он в струях
Шумной реки. Изумленье играющих вылилось в крики.
И Одиссей, пробудившись в неясной тревоге, подумал:
«Горе мне, боги! К какому народу попал я, несчастный?
Может быть, дикие люди, не знавшие отроду правды,
Здесь обитают? А может быть, встречу приветливых, добрых,
Богобоязненных, гостеприимных? Вот, кажется, слышу
Девичий громкий встревоженный голос. Здесь, видимо, нимфы,
Гор крутоглавых и речек хозяюшки, резво играют.
Или достиг наконец я жилища собратьев разумных?
Встанем же. Надо мне всё самому испытать и разведать».
Тут из чащобы он выбрался и торопливой рукою
Свежих ветвей наломал и одежды подобием слабым
Тело нагое прикрыл и на берег неведомый вышел.
Вышел он. – Так, на горах обитающий, сильный и гордый,
В ветер и дождь на добычу выходит, сверкая глазами,
Лев. На быков и овец он бросается в поле, хватает
Диких оленей в лесу, но нередко, почувствовав голод,
Коз и баранов тайком из пастушьих оград похищает.
Так же и наш Одисей вознамерился к девам прекрасным
Полунагим подойти, приневоленный страшной нуждою.
Весь был покрыт он зелёной засохшею тиной. И в страхе
Вмиг от него разбежались по берегу слуги царевны.
Но Алкиноева дочь как стояла вблизи колесницы,
Так и осталась стоять. В её сердце Афина Палада
Бодрость вселила и страх уничтожила. На Одиссея
Смело смотрела она. Одиссей же решал, что приличней:
Оба колена царевне обнять или здесь, в отдаленье,
Словом горячим молить, чтобы милость она оказала.
Грубо коснувшись колен, он прогневать мог чистую деву,
И потому Одиссей обратился к ней на расстоянье:
«Смертная дева, богиня ли ты, – я к тебе простираю
Руки мои. Если ты из богинь, повелительниц неба,
То с Артемидою только, великою дочерью Зевса,
Можешь сравниться своей красотою и станом высоким.
Если одна ты из смертных, и воля судьбы над тобою,
То несказанно блаженны отец твой и мать, и блаженны
Братья твои, с наслаждением видя, как ты перед ними
Мирно в семье расцветаешь, а вечером как в хороводах
Весело пляшешь. Но самым блаженным окажется смертный,
Кто тебя в дом уведёт свой с богатым отцовским приданным.
Нет, до сих пор средь людей никого не встречал я прекрасней.
Не насмотрюсь на тебя. Только в Делосе, там, где воздвигнут
В честь Аполлона алтарь, я высокую стройную пальму
Около храма заметил. (В тот храм я вошёл, окруженный
Спутников дружной толпой, но которых на трудной дороге,
Столько принесшей мучений и бедствий, пришлось растерять мне).
Юную пальму заметив, я в сердце своём изумлён был,
Долго её вспоминая. Подобного дерева в жизни,
Стройного и благородного, больше нигде я не видел.
Так и тебе я дивлюсь! Но, любуясь тобой, не дерзаю
Тронуть коленей твоих – несказанной бедой я постигнут.
Только вчера, на двенадцатый день, удалось мне избегнуть
Гневного моря – игралищем был я губительной бури,
Гнавшей меня от страны хитроумно-жестокой Калипсо.
Нынче же в вашу страну я заброшен для новых напастей.
Видно, немало еще испытаний готовят мне боги.
Сжалься, о дева! Тебя после стольких невзгод и страданий
Первою здесь я молитвою встретил. Никто из живущих
В этой земле не знаком мне. Скажи, где найду я дорогу
В город. И дай мне хоть чем-то прикрыть обнажённое тело.
О, да исполнят желанья твои всемогущие боги,
Дав и супруга по сердцу, и в доме избыток, и с ними
Мир нерушимый в семье. Несказанный порядок в том доме,
Где в нераздельном душевном единстве живут молодые:
Всем благомысленным людям – на радость, на зависть и горе –
Людям недобрым и жадным, себе – на великую славу».
Выслушав долгую речь Одиссея, царевна сказала:
«Странник, я вижу, твой род знаменит, говоришь ты разумно.
Дий же с Олимпа и низким, и людям высокого рода
Счастье даёт без разбора по воле своей прихотливой.
Что он тебе посылает, прими с терпеливым смиреньем.
Если ж достигнуть ты смог и земли и обителей наших,
То ни в одежде тебе и ни в чём, испытавшему много
Бед и мучений в скитаниях, видимо, небу угодных,
И от меня, и от наших сограждан отказа не будет.
Город тебе укажу, назову и людей, в нём живущих.
Городом, островом этим владеет народ феакийский.
Имя моё Навсикая, я дочь Алкиноя, который
В здешних местах добродушным зовут, но его же
Ныне державным владыкой своим признают феакийцы».
Тут обратилась царевна к подругам своим и служанкам:
«Где вы? Куда разбежались, попрятавшись от иноземца?
Он человек незломышленный. Нет вам причины бояться.
Вам же известно, что не было, нет на земле и не будет
Кто бы на нас, феакиян, недоброе что-то замыслил.
Боги нас любят. Живём в стороне от народов, в пределах
Самых далёких опасного шумного моря. И редко
Кто из людей нас по воле своей посещает. И нынче
Встретился нам не злодей, а несчастный, бездомный скиталец.
Помощь ему оказать мы должны. Принесите скорее
Пищи с вином. Только прежде его искупайте в затоне,
Там, где нет ветра».
Сказала царевна. Гурьбой к колеснице
Девы собрались. К затону ведут Одиссея. На камни
Мантию с тонким хитоном вблизи от него положили.
Тут же фиал золотой принесли с благовонным елеем.
Стали его приглашать к омовению в светлом потоке.
Но Одиссей от девичьих услуг отказался, сказав им:
«Девы прекрасные, станьте поодаль. Без помощи вашей
Смою с себя я солёную тину и сам наелею
Тело своё. Уж давно его царский елей не касался.
Но перед вами купаться не стану я в светлом потоке.
Стыдно себя обнажать мне под вашими взглядами, девы».
Так он сказал, и они, удалясь, известили об этом
Царскую дочь. Одиссей же, в поток погрузившийся, тину,
Щедро покрывшую всё его тело и кудри густые,
Смыл освежительной светлою влагой и, чистый, оживший,
Он умастил своё тело душистым елеем, а после
Платьем прекрасным, подарком царевны, украсил.
Дочь светлоокая Зевса Афина в тот миг Одиссея
Станом возвысила, сделала телом полней и густыми
Кольцами кудри, как цвет гиацинтов, ему закрутила.
Так, серебро облекая сияющим золотом, мастер,
Мудрой Паладой и богом Гефестом наставленный в трудном
Деле своём, чудесами искусства людей изумляет.
Так красотою мужской облекла Одиссея богиня.
Берегом моря пошёл он и сел на песке, озарённый
Мужеством, силой и прелестью. Царская дочь изумилась.
Ближе подруг позвала и такое им слово сказала:
«Слушайте, что вам теперь сообщу, мои милые девы.
Кажется мне, что, не всеми богами Олимпа гонимый,
Прибыл несчастный скиталец в страну феакийскую нашу.
Прежде и мне человеком простым он казался. Теперь же
Вижу, что свой он богам, беспредельного неба владыкам.
Ах, вот когда бы подобный супруг мне нашёлся, который,
Здесь поселившись, у нас навсегда захотел бы остаться!
Вы же, подруги, вина и еды принесите пришельцу».
Так говорила царевна. И, воле её повинуясь,
Девы еды и питья принесли Одиссею в корзине.
С жадностью он утолил острый голод и жгучую жажду –
Несколько дней и ночей проведя без воды и без пищи.
Добрая мысль пробудилась в душе благородной царевны.
После того, как помощницы чистое платье собрали,
В короб сложили и мулов впрягли отдохнувших, проворно
Стала царевна за стойку своей колесницы, вожжами
Ловко втряхнула и, мулов сдержав, Одиссею сказала:
«Время нам в город. Вставай, чужеземец, и следуй за нами.
В доме отца моего без особой заботы ты встретишь
Всех знаменитых людей феакийских. Но прежде совет мой
Выполни, как я скажу. Со служанками следуй за мною
Мимо полей городских, где взошли уже хлебные злаки.
Я колесницей своей буду править, чтоб вы поспевали
Следом идти. За полями покажется город. Стенами
Он защищен от ветров и разбойных набегов нежданных.
Пристань его с двух сторон огибает с проходом, стесненным
Флотом морских кораблей, и над каждым надёжная кровля.
Там же торговая площадь вокруг Посейдонова храма,
Твёрдо на тёсаных камнях стоящего. В зданиях прочных
Вёсла, канаты и прочие снасти морские хранятся.
Здесь же готовятся новые вёсла, канаты и мачты.
Нам, феакийцам, не надо ни луков, ни стрел. Вся забота
Наша о мачтах, и вёслах, и прочных судах мореходных.
Весело нам в кораблях обтекать многошумное море!
Но феакийцы весьма злоязычны. И этим советом
Я от людей порицанья избегнуть хочу и обидных
Толков. Нам встретиться может какой-нибудь дерзкий насмешник.
Вместе с тобою увидев меня, непременно он скажет:
«С кем так сдружилась, царевна? Кто этот могучий, прекрасный
Странник? Откуда пришёл? Не жених ли какой иноземный?
Бурей ли к нам занесённый из стран незнакомых, далёких?
Или какой по её неотступной молитве с Олимпа на землю
Бог опустился и станет отныне супругом царевны?
Было бы лучше самой ей покинуть наш край благодатный,
Чтобы в стране отдалённой супруга искать. Феакийских
Ей женихов не хватило. Скажите, гордячка какая!»
Вот разговоры какие начнутся от дерзкой насмешки.
Мне это будет обидно. Ведь я и сама бы, конечно,
В деве другой осудила, когда бы она, не вступая
С юношей в брак, с ним встречалась, нарушив запрет наш старинный.
Вот почему я прошу тебя строгий совет мой исполнить.
(Так мы легко избежим пересудов. Отец твою просьбу
Без промедленья исполнит. И край свой любимый
Вскоре увидеть ты сможешь). Совет же мой строг, но не труден.
Есть у дороги священная роща Афины из чёрных
Сплошь тополей. Из нее выбегает ручей серебристый
Прямо на луг. Здесь владенье царя Алкиноя с чудесным
Садом в таком расстоянье от города, что непременно
Можно увидеть, как путники входят в ворота. Дождёшься
В этом саду той минуты, когда мы прибудем на место,
Царских достигнув палат. Вот тогда ты из сада отцова
В город иди и расспрашивай встречных, какая из улиц
К царскому дому тебя приведет. Этот дом ты узнаешь
Сразу по виду его. Ни один феакиец такого
Здесь не имеет жилища.
Ты двор перейди, окружённый
Цепью строений. К покоям царицы по светлому залу
Быстро проследуй. Горящий очаг там увидишь, а возле
Будет за пряжей царица сидеть, в окруженье служанок.
Там же и царское кресло стоит у огня. Мой родитель
Любит сидеть за вином, о делах неспеша рассуждая.
Мимо царя ты пройди и, обнявши руками колена
Матери милой моей, умоляй, чтоб она поспешила
День возвращенья в отчизну тебе даровать, чужеземцу.
Если моленье твоё благосклонно воспримет царица,
Будет тогда и надежда тебе, что возлюбленных ближних,
Светлый свой дом, и друзей, и отечество скоро увидишь».
Так Навсикая сказала и звучным бичом подстегнула
Мулов, но тут же сдержала их бег торопливый вожжами,
Чтобы шагавшие за колесницей идти поспевали.
Солнце садилось, когда они рощи Паллады достигли.
Здесь Одиссей от идущих отстал и под сенью деревьев
Дочери Зевса эгидодержавного начал молиться:
«Дочь всемогущего Зевса, благая Афина Паллада!
Слёзно молил я тебя о пощаде, когда погибал я
В гневной пучине морской. Ты услышала голос скитальца.
Слёзно молю и теперь я тебя – помоги и помилуй.
Дай мне найти и покров и приют у людей феакийских».
Так говорил он, молясь, и богиня его услыхала.
Но перед ним не явилась она, убоясь Посейдона,
Брата отца своего, возжелавшего гнать Одиссея
Долгие годы по яростной водной стихии, покуда
Он не достигнет Итаки, затерянной в далях отчизны.
Конец шестой песни
(Продолжение следует)
Песнь шестая
(Попытка приблизить перевод Жуковского
к современному литературному языку)
Так после бед бесконечных, укрывшись опавшей листвою,
Спал Одиссей. А богиня отправилась в город чудесный
Знатных в морском ремесле феакийцев, богами хранимых,
Издавно живших на злачных равнинах земли Гиперейской.
Неподалёку от них обитали циклопы, жестокий,
Буйный и дикий народ, обладающий силой безумной.
В вечной вражде находились соседи, и царь феакийский,
Вождь Нафсифой, корабельщик стремительный, сын Посейдона,
В Схерии, тучной земле, поселил свой народ – в отдаленье
От городов и селений, известных тогдашнему миру.
Там он жилища построил и храмы богам всемогущим,
И неприступные стены вознёс, окружив ими город,
И разделил на участки поля, никого не обидев.
Но уж давно был сведён он судьбою в обитель Аида.
Островом правил теперь Алкиной, равный в мудрости богу.
В царский дворец и вошла невидимкой Афина Паллада.
С прежней заботой о том, чтоб скорей Одиссей возвратился
В дом свой родной на гористой Итаке, богиня проникла
В девичью спальню, где мирно в тот утренний час почивала
Царская дочь Навсикая – богиня и видом, и станом.
Возле дверей две служанки, Харитам подобные, спали.
Накрепко заперты двери. Но лёгкой воздушной стопою
В спальню к царевне проникла Афина Палада и стала
В самом её изголовье, приняв обаятельный образ
Дочери лучшего в Схерии морепроходца Диманта.
С нею дружила царевна, подругою лучшей считая.
В виде таком подойдя к Навсикае, богиня сказала:
«Видно, тебя беззаботною мать родила, Навсикая!
Ты не печёшься о светлых одеждах, а скоро наступит
Брачный твой день. Ты должна и себе приготовить такое
Платье, и тем, кто тебя поведёт к жениху молодому.
Доброе имя одеждами чистыми мы наживаем.
Да и родители нами довольны. Проснись же скорее!
Встань, Навсикая, прислугу возьми и одежду, и вместе
К речке спешите, и я помогу вам с работой нелёгкой
Справиться. Девой тебе оставаться недолго. Повсюду
В нашей земле женихи тебе сыщутся знатного рода.
Ты и сама ведь у нас из династии самой известной.
Встань поскорей и к отцу поспеши многославному с просьбой –
Дать колесницу и мулов тебе, чтоб могла ты удобно
Всё погрузить и к реке отвезти, ну а мы за тобою
Следом пойдём. В колеснице тебе заповедали боги
Путь совершать, ведь пешком богоравной идти неприлично».
Так ей сказав, светлоокая Зевсова дочь удалилась
Вновь на Олимп, где обитель свою испокон основали
Боги великие, где никогда ни ветров не бывает,
Ни холодов, ни шумливых дождей, где безоблачный воздух
Лёгкой лазурью разлит и сладчайшим сияньем проникнут.
Там для богов в несказанных утехах все дни пробегают.
Дав свой совет, на Олимп улетела Афина Паллада.
Эос же златоголовая, встав, разбудила царевну.
Сну своему удивляясь, она поспешила в покои,
Где почивали родители, царь и царица, чтоб странный
Сон рассказать им. Царица в кругу приближённых служанок
Тонкие нити пряла. А в открытых дверях Навсикая
Чуть не столкнулась с отцом – он спешил на совет, приглашённый
Мудрой плеядой знатнейших мужей феакийских. Царевна
Всё рассказала ему и с такою к отцу обратилась
Просьбой:
«Вели колесницу большую на быстрых колёсах
Дать мне, чтоб я, уложив в ней одежду, которой скопилось
Нынче не мало, отправилась к мойке речной. Подобает
Всем нам в опрятной одежде ходить. Ты в совете
Должен своим оденьем примером служить постоянным.
Трём неженатым твоим сыновьям в хороводах вечерних
Тоже одеждою свежей блеснуть не мешает, поскольку
Свадьбы у братьев моих, как мне кажется, не за горами».
Так говорила она. Но о браке своём ни полслова
Не обронила отцу. Сам отец обо всём догадался.
«Дочка, – сказал он, – ни в чём тебе нет и не будет отказа
Ни в колеснице, ни в мулах, ни в прочих обдуманных просьбах.
Дам повеленье рабам заложить колесницу большую,
Быстроколёсную. Будет и короб на ней для поклажи».
Тут же рабам Алкиной приказал снаряжать колесницу.
Вывели мулов рабы, привязали их к дышлу надёжно.
Слуги с царицею вместе одежду забрать поспешили,
В короб сложили её. А царица корзину с едою,
Мех с благородным вином принесла, ну и лакомства тоже.
Был и фиал золотой, благовонным наполненный маслом,
Чтобы царевна с прислугой могла натереться им после
Стирки дневной и речного купанья. Но вот Навсикая
Бич и блестящие вожжи взяла и с растяжкою звучно
Мулов стегнула. Затопав, они побежали за город
Рысью неспешной, везя колесницу, и груз, и царевну.
Следом пошли молодые подруги её и служанки.
Вот они устья реки многоводно-искристой достигли.
Были устроены здесь водоёмы. Прозрачные струи
Их омывали своим говорливо-весёлым теченьем.
К месту прибыв, отвязали они пыльных мулов уставших
И по зелёному берегу речки журчащей пустили
Сочно-медвяной травой насладиться. Потом с колесницы
Сняли одежду и тут же её в водоёмы ногами
Плотно втоптали, проворным усердием споря друг с другом.
Начали дружно её полоскать, дочиста отмывая.
После по взморью на мелко-блестящем хряще, наносимом
На берег плоский морскою волною, бельё разостлали.
Кончив, в реке искупались, елеем душистым натёрлись,
Весело сели на мякой траве за обед запоздалый,
Влажные платья оставив сушиться на солнце лучистом.
После обеда царевна подружек своих и служанок
В мяч пригласила играть, головные сложив покрывала.
Ну а сама, белокурая, звонкую песню запела.
Так Артемида, с колчаном стремительных стрел на охоте,
Смерть нанося кабанам и лесным тонконогим оленям,
Многовершинный Тайгет и крутой Эримант обегает.
С нею прекрасные дочери Зевса эгидодержавца,
Резвые нимфы полей – и любуется ими Латона.
Но Артемида стройнее и выше. Легко между ними,
Сколь ни прекрасны они, распознать в ней богиню Олимпа.
Так и царевна помощниц своих красотой затмевала.
Время настало домой собираться. Опять в колесницу
Мулов они запрягли, снова в короб сложили одежду.
Тут светлоокая Зевсова дочь, чтобы сон Одиссея
Тяжкий и долгий прервать и с царицей его познакомить,
Хитрость придумала. Вдруг Навсикая в подруг своих мячик
Бросила, но, ни в кого не попав, оказался он в струях
Шумной реки. Изумленье играющих вылилось в крики.
И Одиссей, пробудившись в неясной тревоге, подумал:
«Горе мне, боги! К какому народу попал я, несчастный?
Может быть, дикие люди, не знавшие отроду правды,
Здесь обитают? А может быть, встречу приветливых, добрых,
Богобоязненных, гостеприимных? Вот, кажется, слышу
Девичий громкий встревоженный голос. Здесь, видимо, нимфы,
Гор крутоглавых и речек хозяюшки, резво играют.
Или достиг наконец я жилища собратьев разумных?
Встанем же. Надо мне всё самому испытать и разведать».
Тут из чащобы он выбрался и торопливой рукою
Свежих ветвей наломал и одежды подобием слабым
Тело нагое прикрыл и на берег неведомый вышел.
Вышел он. – Так, на горах обитающий, сильный и гордый,
В ветер и дождь на добычу выходит, сверкая глазами,
Лев. На быков и овец он бросается в поле, хватает
Диких оленей в лесу, но нередко, почувствовав голод,
Коз и баранов тайком из пастушьих оград похищает.
Так же и наш Одисей вознамерился к девам прекрасным
Полунагим подойти, приневоленный страшной нуждою.
Весь был покрыт он зелёной засохшею тиной. И в страхе
Вмиг от него разбежались по берегу слуги царевны.
Но Алкиноева дочь как стояла вблизи колесницы,
Так и осталась стоять. В её сердце Афина Палада
Бодрость вселила и страх уничтожила. На Одиссея
Смело смотрела она. Одиссей же решал, что приличней:
Оба колена царевне обнять или здесь, в отдаленье,
Словом горячим молить, чтобы милость она оказала.
Грубо коснувшись колен, он прогневать мог чистую деву,
И потому Одиссей обратился к ней на расстоянье:
«Смертная дева, богиня ли ты, – я к тебе простираю
Руки мои. Если ты из богинь, повелительниц неба,
То с Артемидою только, великою дочерью Зевса,
Можешь сравниться своей красотою и станом высоким.
Если одна ты из смертных, и воля судьбы над тобою,
То несказанно блаженны отец твой и мать, и блаженны
Братья твои, с наслаждением видя, как ты перед ними
Мирно в семье расцветаешь, а вечером как в хороводах
Весело пляшешь. Но самым блаженным окажется смертный,
Кто тебя в дом уведёт свой с богатым отцовским приданным.
Нет, до сих пор средь людей никого не встречал я прекрасней.
Не насмотрюсь на тебя. Только в Делосе, там, где воздвигнут
В честь Аполлона алтарь, я высокую стройную пальму
Около храма заметил. (В тот храм я вошёл, окруженный
Спутников дружной толпой, но которых на трудной дороге,
Столько принесшей мучений и бедствий, пришлось растерять мне).
Юную пальму заметив, я в сердце своём изумлён был,
Долго её вспоминая. Подобного дерева в жизни,
Стройного и благородного, больше нигде я не видел.
Так и тебе я дивлюсь! Но, любуясь тобой, не дерзаю
Тронуть коленей твоих – несказанной бедой я постигнут.
Только вчера, на двенадцатый день, удалось мне избегнуть
Гневного моря – игралищем был я губительной бури,
Гнавшей меня от страны хитроумно-жестокой Калипсо.
Нынче же в вашу страну я заброшен для новых напастей.
Видно, немало еще испытаний готовят мне боги.
Сжалься, о дева! Тебя после стольких невзгод и страданий
Первою здесь я молитвою встретил. Никто из живущих
В этой земле не знаком мне. Скажи, где найду я дорогу
В город. И дай мне хоть чем-то прикрыть обнажённое тело.
О, да исполнят желанья твои всемогущие боги,
Дав и супруга по сердцу, и в доме избыток, и с ними
Мир нерушимый в семье. Несказанный порядок в том доме,
Где в нераздельном душевном единстве живут молодые:
Всем благомысленным людям – на радость, на зависть и горе –
Людям недобрым и жадным, себе – на великую славу».
Выслушав долгую речь Одиссея, царевна сказала:
«Странник, я вижу, твой род знаменит, говоришь ты разумно.
Дий же с Олимпа и низким, и людям высокого рода
Счастье даёт без разбора по воле своей прихотливой.
Что он тебе посылает, прими с терпеливым смиреньем.
Если ж достигнуть ты смог и земли и обителей наших,
То ни в одежде тебе и ни в чём, испытавшему много
Бед и мучений в скитаниях, видимо, небу угодных,
И от меня, и от наших сограждан отказа не будет.
Город тебе укажу, назову и людей, в нём живущих.
Городом, островом этим владеет народ феакийский.
Имя моё Навсикая, я дочь Алкиноя, который
В здешних местах добродушным зовут, но его же
Ныне державным владыкой своим признают феакийцы».
Тут обратилась царевна к подругам своим и служанкам:
«Где вы? Куда разбежались, попрятавшись от иноземца?
Он человек незломышленный. Нет вам причины бояться.
Вам же известно, что не было, нет на земле и не будет
Кто бы на нас, феакиян, недоброе что-то замыслил.
Боги нас любят. Живём в стороне от народов, в пределах
Самых далёких опасного шумного моря. И редко
Кто из людей нас по воле своей посещает. И нынче
Встретился нам не злодей, а несчастный, бездомный скиталец.
Помощь ему оказать мы должны. Принесите скорее
Пищи с вином. Только прежде его искупайте в затоне,
Там, где нет ветра».
Сказала царевна. Гурьбой к колеснице
Девы собрались. К затону ведут Одиссея. На камни
Мантию с тонким хитоном вблизи от него положили.
Тут же фиал золотой принесли с благовонным елеем.
Стали его приглашать к омовению в светлом потоке.
Но Одиссей от девичьих услуг отказался, сказав им:
«Девы прекрасные, станьте поодаль. Без помощи вашей
Смою с себя я солёную тину и сам наелею
Тело своё. Уж давно его царский елей не касался.
Но перед вами купаться не стану я в светлом потоке.
Стыдно себя обнажать мне под вашими взглядами, девы».
Так он сказал, и они, удалясь, известили об этом
Царскую дочь. Одиссей же, в поток погрузившийся, тину,
Щедро покрывшую всё его тело и кудри густые,
Смыл освежительной светлою влагой и, чистый, оживший,
Он умастил своё тело душистым елеем, а после
Платьем прекрасным, подарком царевны, украсил.
Дочь светлоокая Зевса Афина в тот миг Одиссея
Станом возвысила, сделала телом полней и густыми
Кольцами кудри, как цвет гиацинтов, ему закрутила.
Так, серебро облекая сияющим золотом, мастер,
Мудрой Паладой и богом Гефестом наставленный в трудном
Деле своём, чудесами искусства людей изумляет.
Так красотою мужской облекла Одиссея богиня.
Берегом моря пошёл он и сел на песке, озарённый
Мужеством, силой и прелестью. Царская дочь изумилась.
Ближе подруг позвала и такое им слово сказала:
«Слушайте, что вам теперь сообщу, мои милые девы.
Кажется мне, что, не всеми богами Олимпа гонимый,
Прибыл несчастный скиталец в страну феакийскую нашу.
Прежде и мне человеком простым он казался. Теперь же
Вижу, что свой он богам, беспредельного неба владыкам.
Ах, вот когда бы подобный супруг мне нашёлся, который,
Здесь поселившись, у нас навсегда захотел бы остаться!
Вы же, подруги, вина и еды принесите пришельцу».
Так говорила царевна. И, воле её повинуясь,
Девы еды и питья принесли Одиссею в корзине.
С жадностью он утолил острый голод и жгучую жажду –
Несколько дней и ночей проведя без воды и без пищи.
Добрая мысль пробудилась в душе благородной царевны.
После того, как помощницы чистое платье собрали,
В короб сложили и мулов впрягли отдохнувших, проворно
Стала царевна за стойку своей колесницы, вожжами
Ловко втряхнула и, мулов сдержав, Одиссею сказала:
«Время нам в город. Вставай, чужеземец, и следуй за нами.
В доме отца моего без особой заботы ты встретишь
Всех знаменитых людей феакийских. Но прежде совет мой
Выполни, как я скажу. Со служанками следуй за мною
Мимо полей городских, где взошли уже хлебные злаки.
Я колесницей своей буду править, чтоб вы поспевали
Следом идти. За полями покажется город. Стенами
Он защищен от ветров и разбойных набегов нежданных.
Пристань его с двух сторон огибает с проходом, стесненным
Флотом морских кораблей, и над каждым надёжная кровля.
Там же торговая площадь вокруг Посейдонова храма,
Твёрдо на тёсаных камнях стоящего. В зданиях прочных
Вёсла, канаты и прочие снасти морские хранятся.
Здесь же готовятся новые вёсла, канаты и мачты.
Нам, феакийцам, не надо ни луков, ни стрел. Вся забота
Наша о мачтах, и вёслах, и прочных судах мореходных.
Весело нам в кораблях обтекать многошумное море!
Но феакийцы весьма злоязычны. И этим советом
Я от людей порицанья избегнуть хочу и обидных
Толков. Нам встретиться может какой-нибудь дерзкий насмешник.
Вместе с тобою увидев меня, непременно он скажет:
«С кем так сдружилась, царевна? Кто этот могучий, прекрасный
Странник? Откуда пришёл? Не жених ли какой иноземный?
Бурей ли к нам занесённый из стран незнакомых, далёких?
Или какой по её неотступной молитве с Олимпа на землю
Бог опустился и станет отныне супругом царевны?
Было бы лучше самой ей покинуть наш край благодатный,
Чтобы в стране отдалённой супруга искать. Феакийских
Ей женихов не хватило. Скажите, гордячка какая!»
Вот разговоры какие начнутся от дерзкой насмешки.
Мне это будет обидно. Ведь я и сама бы, конечно,
В деве другой осудила, когда бы она, не вступая
С юношей в брак, с ним встречалась, нарушив запрет наш старинный.
Вот почему я прошу тебя строгий совет мой исполнить.
(Так мы легко избежим пересудов. Отец твою просьбу
Без промедленья исполнит. И край свой любимый
Вскоре увидеть ты сможешь). Совет же мой строг, но не труден.
Есть у дороги священная роща Афины из чёрных
Сплошь тополей. Из нее выбегает ручей серебристый
Прямо на луг. Здесь владенье царя Алкиноя с чудесным
Садом в таком расстоянье от города, что непременно
Можно увидеть, как путники входят в ворота. Дождёшься
В этом саду той минуты, когда мы прибудем на место,
Царских достигнув палат. Вот тогда ты из сада отцова
В город иди и расспрашивай встречных, какая из улиц
К царскому дому тебя приведет. Этот дом ты узнаешь
Сразу по виду его. Ни один феакиец такого
Здесь не имеет жилища.
Ты двор перейди, окружённый
Цепью строений. К покоям царицы по светлому залу
Быстро проследуй. Горящий очаг там увидишь, а возле
Будет за пряжей царица сидеть, в окруженье служанок.
Там же и царское кресло стоит у огня. Мой родитель
Любит сидеть за вином, о делах неспеша рассуждая.
Мимо царя ты пройди и, обнявши руками колена
Матери милой моей, умоляй, чтоб она поспешила
День возвращенья в отчизну тебе даровать, чужеземцу.
Если моленье твоё благосклонно воспримет царица,
Будет тогда и надежда тебе, что возлюбленных ближних,
Светлый свой дом, и друзей, и отечество скоро увидишь».
Так Навсикая сказала и звучным бичом подстегнула
Мулов, но тут же сдержала их бег торопливый вожжами,
Чтобы шагавшие за колесницей идти поспевали.
Солнце садилось, когда они рощи Паллады достигли.
Здесь Одиссей от идущих отстал и под сенью деревьев
Дочери Зевса эгидодержавного начал молиться:
«Дочь всемогущего Зевса, благая Афина Паллада!
Слёзно молил я тебя о пощаде, когда погибал я
В гневной пучине морской. Ты услышала голос скитальца.
Слёзно молю и теперь я тебя – помоги и помилуй.
Дай мне найти и покров и приют у людей феакийских».
Так говорил он, молясь, и богиня его услыхала.
Но перед ним не явилась она, убоясь Посейдона,
Брата отца своего, возжелавшего гнать Одиссея
Долгие годы по яростной водной стихии, покуда
Он не достигнет Итаки, затерянной в далях отчизны.
Конец шестой песни
(Продолжение следует)
