Философия и философия (ко Всемирному дню философии)
В современном обществе бурлит философская жизнь, если судить по количеству философских факультетов, философских кафедр, специализированных советов по защите диссертаций, проводимым конференциям и симпозиумам. И, тем не менее, можно утверждать, что философия сегодня не является той мировоззренческой силой, которая способна влиять на жизнь общества, вести его по пути духовного прогресса, побуждая к поиску путей «правильной жизни, правильного мышления, правильных отношений», создавать тот общественный и личный идеал, который может вдохновить человека на тернистом пути от рождения до смерти.
Но именно этого требует от философии общество, обеспокоенное многочисленными проблемами и противоречиями, мечущееся между рационализмом, «обожествляющим» научное познание и отрицающим даже очевидность, не вписывающуюся в рациональную схему, и иррационализмом, доходящим порою до тертуллиановского «сredo, quia absurdum». Расположившаяся на «ничейной земле» между наукой и религией философия сегодня нуждается в жизненных силах, которые оживят ее почву и позволят взрастить плод осмысленного бытия, плод, который способен утолить голод обыденного сознания. Для этого философия должна расположиться на пересечении тех благодатных угодий науки и религии, которые рождают не мертвый плод умствования или слепой веры в религиозные догмы, а реальное познание жизни.
Может ли философия на это претендовать? Какой концептуальной мощью должна обладать она, чтобы быть движущей силой, формирующей сознание каждого индивида и всего общества в направлении жизнеутверждающих целей и смыслов?
Подобная претензия философии сродни претензии на способность «зло отличать от добра», но именно на это должна она претендовать, если берется за решение вопроса о сущности и смысле человеческого бытия. Если же она признается в бессилии постичь сущность добра и оправдывает сведение его к пользе или выгоде, то вряд ли уместно будет помнить о ее царственном происхождении, если она сама удовлетворяется участью прислуги, не только не способной придать человеческой жизни достойный смысл, а напротив, релятивистски-утилитарно считая достойным всякий смысл жизни.
Относительно же аристократического происхождения философии как духовно-интеллектуального явления, утверждающей, прежде всего, необходимость очищения от порочности, свойственной человеческой природе, нет никаких сомнений. Как нет и сомнений относительно того, что Пифагор и Платон, заложившие фундамент величественного здания философии, сами являли тип аристократической личности не только по происхождению, но, что гораздо значимее, по состоянию сознания, которое характеризуется наличием внутренней силы разумности и справедливости, неуничтожимой «ни скорбью, ни страхом, ни страстью и вообще ничем из подобных едких средств».
Неудивительно, что сегодня философское знание, приобщение к которому отнюдь не требует «обуздания худшего в себе», знание, которое вообще индифферентно к душевным свойствам познающего субъекта, больше характеризуется шириной, чем глубиной. Овладевающий им расширяет и совершенствует свой интеллектуальный потенциал, свои аналитические способности (что, конечно же, небесполезно), но отнюдь не становится ни мудрее, ни справедливее. Вместе с тем древние философские системы настоятельно указывали на необходимость нравственного преобразования на пути постижения высших знаний о мире и человеке. Эти знания могут открыться лишь «святым, благим, чистым и милосердным», «алчные же, корыстолюбивые, гневливые, завистливые и лживые» не могут приобщиться к ним, их интеллектуальные усилия окажутся тщетными.
Итак, приобщение к философским глубинам требует нравственного самосовершенствования, не из прихоти, а по необходимости, возможно по той же необходимости, что связана «с теснотой пути и узостью врат», ведущими в Царство Божие, которое – как знать? – может оказаться Царством Философии. Это положение должно стать аксиомой, тем фундаментом обновляющегося здания философии, без которого все строительные работы, как бы тщательно, продуманно и изящно ни проводились, явят лишь замок на песке.
Впрочем, Платон весьма основательно и аргументированно доказывал, что нравственность есть необходимое условие мудрости, счастья и истинного блага. Правда, его доказательство строилось на другой аксиоме – на не вызывавшей ни малейшего сомнения истине о бессмертии индивидуальной человеческой души как истинной сущности человека, облекающейся периодически в различные телесные оболочки, чтобы от жизни к жизни получать и накапливать опыт познания добра и зла и вечно стремиться к постижению «божественного и человеческого в их целокупности».
Может ли принять современная философия эту аксиому? Обыденному сознанию это сделать гораздо легче, поскольку оно готово утешаться верой, не анализируя ее причастность к истине. Науке это сделать труднее, но философия это сделать должна, ибо маленькая уступка вере в бесконечную эволюцию индивидуального человеческого сознания открывает огромные перспективы исследования человеческой жизни как бесконечно определенной временной функции, стремящейся к Великому пределу самопознания и богопознания.
Платон, утверждая бессмертие человеческой души, опирался не на веру, которая, вообще говоря, может быть далека от достоверности, а на совершенно очевидное для него знание, знание Разума. Более того, знание о бессмертии человеческой души свидетельствует о той степени развития Разума, которая позволяет воспринимать идею бессмертия непосредственно, как истинно сущее. Рассудок, в отличие от Разума, это знание отвергает, а если и допускает, то требует доказательств, подобных геометрическим. Таким образом, рассудок и Разум так же соотносятся между собою «как мир подлунный и мир звездный», как конечное с бесконечным, предельное с беспредельным; рассудку причастны все люди, а Разуму – лишь малая горстка людей. Вот этих людей, которые причастны Разуму, Платон называл Философами.
Нет необходимости укорять сегодняшнюю философию, выступающую в качестве системы научного знания, в распространении иных критериев причисления образованных индивидов к лику философов. Достаточно, может быть, понять принципиальное отличие между философией и Философией, первая из которых ведет к диплому, вторая – к познанию, первая совершенствует интеллект, вторая – Разум, первая открывает возможность движения по социальной лестнице, вторая – по лестнице Познания Добра и зла, Справедливости и Мудрости. Можно ли надеяться отыскать пути преодоления пропасти между философией и Философией? Во всяком случае, если все еще иметь надежду на возможность увидеть когда-нибудь берег истины в бушующем море мнений и страстей, то необходимо повернуть изящный в своей формальной логичности, но бесплодный в обретении Истины корабль современной философии к маяку, оставленному Платоном, который не отделял философию от духовно-нравственного совершенствования. Оно для него составляло саму суть философии.
Изначальное определение философии как любви к мудрости сегодня воспринимается больше как метафорическое, чем смыслосодержательное, поскольку совершенно неопределенным является объект любви и критерии, позволяющие выносить суждение о том, что познающий и действующий субъект действительно любит объект. Вместе с тем любовь к мудрости вовсе не несет в себе претензию на владение мудростью. Она предполагает, что человек более всего на свете ценит мудрость и всю свою жизнь посвящает поискам ее. Явление таких субъектов в истории философии, к счастью, существует, хотя и весьма редкое, поскольку этот самый поиск мудрости, как утверждал Платон, требует огромного труда, размеренного образа жизни, высочайшей нравственности, искренности, скромности, неподкупности, независимости суждений и прочих признаков благородства.
Такие качества в современном обществе теоретически все еще ценимы, но практически мало востребованы, а современная философия не берет на себя труд и смелость убедить человечество в их непреходящей и ни с чем не сравнимой ценности, поскольку сама в этом сомневается. Это сомнение, отчасти, является следствием постмодернистского влияния на философское и массовое сознание, под натиском которого философия стала стесняться разговоров о сущности человека, боясь обвинений в сущностном редукционизме и категорически выступая против любого сужения человеческой сущности.
Нигилистические тенденции постмодернистского отношения к поискам человеческой сущности, объявление войны всякому ограничению, умалению или осуждению любого из многообразия всех человеческих проявлений поставили современного человека в положение существа, которое ничуть не смущается низостью своих устремлений, примитивностью желаний и убогостью чувств.
В желании «открыть просторы человеку в его сущностно бесконечном движении» и не ограничивать любые его порывы ярлыками добра или зла, современная философия благословила ползание человека по бесконечной плоскости удовлетворения желаний и страстей, забыв о существовании движения вверх, о котором она твердила со времен Пифагора, убеждая человека в необходимости продвижения по пути познания и проявления истинно человеческой сущности.
Современному человеку трудно внимать голосам, слабо звучащим из седой древности и напоминающим ему, что он есть венец природы, но не по текущему состоянию своего сознания, а по существующей в нем в потенции возможности перехода на совсем иную ступень эволюции, где вопросы иметь или быть, быть или казаться превращаются в анахронизмы, поскольку истинно человеческая сущность проявляет себя, когда освобождается от алчности, лживости, корысти, зависти, самовозвеличивания, жажды власти и всех прочих атрибутов нынешнего Homo Sapiens.
Может быть, сегодня подобная сентенция выглядит наивно, как мечтания Кампанеллы, но у современного человека нет другого выхода, кроме как уверовать в свое потенциальное благородство и устремиться к поискам его. В противном случае, его ждет участь двуногого животного, которое с восторгом восхваляет и воспевает свое открытое болото, как самую совершенную среду обитания с неограниченным изобилием тины, мошек, пиявок и всего прочего, в чем «нормальный человек нужду имеет», а саму возможность и способность отлавливать для себя наиболее привлекательных обитателей этой среды называет свободой и разумом.
Проблема неправильных наименований сегодня стоит не менее остро, чем во времена Платона, поскольку рассудочная интеллектуальность, развившаяся в полной мере у современного человека, позволяет ему без особого труда начинить словесные формы честность, справедливость, моральность, свобода, демократия произвольным содержанием, соответствующим его рассудочно-потребительскому сознанию. Именно способность рассудка выдавать себя за разум составляет основную проблему современного человека и современного человечества, поскольку блокирует рождение в человеке потребности в развитии разума, место которого занял интеллектуальный рассудок, и, подобно лицедею, мастерски убеждает зрителя в своей справедливости, моральности, демократичности, мудрости и приверженности высоким идеалам.
К. Поппер увидел в Платоне политического идеолога, ущемлявшего разум и свободу, но не разглядел в его наследии великую правду о свободе и разуме, которые рождаются в человеке лишь в результате обуздания самого себя и никогда не могут быть достоянием рассудочно-потребительского отношения к жизни, которое как раз и делает человека изобретательным рабом, озабоченным лишь тем, как бы удовлетворить свое вечно вожделеющее начало.
«Полностью осознать себя как человека – значит осознать, что… каждый несет в себе весь человеческий смысл, он свят так же, как и грешен», – говорил Э. Фромм. Однако свят он in potentia, а греховен in natura. “Греховная” сущность человека проявлена во впечатляющем многообразии. Проявляясь в различных формах в разнообразных условиях человеческого существования, она оказывается довольно глубоко понятой и познанной психологией, педагогикой, индивидуальной и социальной психопатологией, криминалистикой и другими науками, изучающими человеческие проявления, что рождает пессимистические прогнозы относительно будущего человека и человечества.
Относительно же святости человека нам почти ничего не известно. Тем более, а сегодня, когда причисление к лику почти святых для человека предприимчивого может оказаться не совсем фантастической идеей, и в его голову может постучаться смелая мысль – «а чем я хуже?!»
Фальшь и мелочность навязываемых современным миром ценностей заставляет философию, которая, несмотря ни на что, все еще помнит о величии былых идей, вновь ставить вопрос о сущности человека, в надежде, что в интересах самого человека уверовать в собственное благородство и бросить вызов миру, который обожествляет низость и ничтожность человеческой природы, называя многообразие ее проявлений личной свободой.
Современная цивилизация сможет выжить, если откажется как от фанатичного, так и от формального поклонения Великим, но вместо поклонения начнет вникать в идею эволюции человеческого сознания, или идею Пути, которую они провозглашали.
Но именно этого требует от философии общество, обеспокоенное многочисленными проблемами и противоречиями, мечущееся между рационализмом, «обожествляющим» научное познание и отрицающим даже очевидность, не вписывающуюся в рациональную схему, и иррационализмом, доходящим порою до тертуллиановского «сredo, quia absurdum». Расположившаяся на «ничейной земле» между наукой и религией философия сегодня нуждается в жизненных силах, которые оживят ее почву и позволят взрастить плод осмысленного бытия, плод, который способен утолить голод обыденного сознания. Для этого философия должна расположиться на пересечении тех благодатных угодий науки и религии, которые рождают не мертвый плод умствования или слепой веры в религиозные догмы, а реальное познание жизни.
Может ли философия на это претендовать? Какой концептуальной мощью должна обладать она, чтобы быть движущей силой, формирующей сознание каждого индивида и всего общества в направлении жизнеутверждающих целей и смыслов?
Подобная претензия философии сродни претензии на способность «зло отличать от добра», но именно на это должна она претендовать, если берется за решение вопроса о сущности и смысле человеческого бытия. Если же она признается в бессилии постичь сущность добра и оправдывает сведение его к пользе или выгоде, то вряд ли уместно будет помнить о ее царственном происхождении, если она сама удовлетворяется участью прислуги, не только не способной придать человеческой жизни достойный смысл, а напротив, релятивистски-утилитарно считая достойным всякий смысл жизни.
Относительно же аристократического происхождения философии как духовно-интеллектуального явления, утверждающей, прежде всего, необходимость очищения от порочности, свойственной человеческой природе, нет никаких сомнений. Как нет и сомнений относительно того, что Пифагор и Платон, заложившие фундамент величественного здания философии, сами являли тип аристократической личности не только по происхождению, но, что гораздо значимее, по состоянию сознания, которое характеризуется наличием внутренней силы разумности и справедливости, неуничтожимой «ни скорбью, ни страхом, ни страстью и вообще ничем из подобных едких средств».
Неудивительно, что сегодня философское знание, приобщение к которому отнюдь не требует «обуздания худшего в себе», знание, которое вообще индифферентно к душевным свойствам познающего субъекта, больше характеризуется шириной, чем глубиной. Овладевающий им расширяет и совершенствует свой интеллектуальный потенциал, свои аналитические способности (что, конечно же, небесполезно), но отнюдь не становится ни мудрее, ни справедливее. Вместе с тем древние философские системы настоятельно указывали на необходимость нравственного преобразования на пути постижения высших знаний о мире и человеке. Эти знания могут открыться лишь «святым, благим, чистым и милосердным», «алчные же, корыстолюбивые, гневливые, завистливые и лживые» не могут приобщиться к ним, их интеллектуальные усилия окажутся тщетными.
Итак, приобщение к философским глубинам требует нравственного самосовершенствования, не из прихоти, а по необходимости, возможно по той же необходимости, что связана «с теснотой пути и узостью врат», ведущими в Царство Божие, которое – как знать? – может оказаться Царством Философии. Это положение должно стать аксиомой, тем фундаментом обновляющегося здания философии, без которого все строительные работы, как бы тщательно, продуманно и изящно ни проводились, явят лишь замок на песке.
Впрочем, Платон весьма основательно и аргументированно доказывал, что нравственность есть необходимое условие мудрости, счастья и истинного блага. Правда, его доказательство строилось на другой аксиоме – на не вызывавшей ни малейшего сомнения истине о бессмертии индивидуальной человеческой души как истинной сущности человека, облекающейся периодически в различные телесные оболочки, чтобы от жизни к жизни получать и накапливать опыт познания добра и зла и вечно стремиться к постижению «божественного и человеческого в их целокупности».
Может ли принять современная философия эту аксиому? Обыденному сознанию это сделать гораздо легче, поскольку оно готово утешаться верой, не анализируя ее причастность к истине. Науке это сделать труднее, но философия это сделать должна, ибо маленькая уступка вере в бесконечную эволюцию индивидуального человеческого сознания открывает огромные перспективы исследования человеческой жизни как бесконечно определенной временной функции, стремящейся к Великому пределу самопознания и богопознания.
Платон, утверждая бессмертие человеческой души, опирался не на веру, которая, вообще говоря, может быть далека от достоверности, а на совершенно очевидное для него знание, знание Разума. Более того, знание о бессмертии человеческой души свидетельствует о той степени развития Разума, которая позволяет воспринимать идею бессмертия непосредственно, как истинно сущее. Рассудок, в отличие от Разума, это знание отвергает, а если и допускает, то требует доказательств, подобных геометрическим. Таким образом, рассудок и Разум так же соотносятся между собою «как мир подлунный и мир звездный», как конечное с бесконечным, предельное с беспредельным; рассудку причастны все люди, а Разуму – лишь малая горстка людей. Вот этих людей, которые причастны Разуму, Платон называл Философами.
Нет необходимости укорять сегодняшнюю философию, выступающую в качестве системы научного знания, в распространении иных критериев причисления образованных индивидов к лику философов. Достаточно, может быть, понять принципиальное отличие между философией и Философией, первая из которых ведет к диплому, вторая – к познанию, первая совершенствует интеллект, вторая – Разум, первая открывает возможность движения по социальной лестнице, вторая – по лестнице Познания Добра и зла, Справедливости и Мудрости. Можно ли надеяться отыскать пути преодоления пропасти между философией и Философией? Во всяком случае, если все еще иметь надежду на возможность увидеть когда-нибудь берег истины в бушующем море мнений и страстей, то необходимо повернуть изящный в своей формальной логичности, но бесплодный в обретении Истины корабль современной философии к маяку, оставленному Платоном, который не отделял философию от духовно-нравственного совершенствования. Оно для него составляло саму суть философии.
Изначальное определение философии как любви к мудрости сегодня воспринимается больше как метафорическое, чем смыслосодержательное, поскольку совершенно неопределенным является объект любви и критерии, позволяющие выносить суждение о том, что познающий и действующий субъект действительно любит объект. Вместе с тем любовь к мудрости вовсе не несет в себе претензию на владение мудростью. Она предполагает, что человек более всего на свете ценит мудрость и всю свою жизнь посвящает поискам ее. Явление таких субъектов в истории философии, к счастью, существует, хотя и весьма редкое, поскольку этот самый поиск мудрости, как утверждал Платон, требует огромного труда, размеренного образа жизни, высочайшей нравственности, искренности, скромности, неподкупности, независимости суждений и прочих признаков благородства.
Такие качества в современном обществе теоретически все еще ценимы, но практически мало востребованы, а современная философия не берет на себя труд и смелость убедить человечество в их непреходящей и ни с чем не сравнимой ценности, поскольку сама в этом сомневается. Это сомнение, отчасти, является следствием постмодернистского влияния на философское и массовое сознание, под натиском которого философия стала стесняться разговоров о сущности человека, боясь обвинений в сущностном редукционизме и категорически выступая против любого сужения человеческой сущности.
Нигилистические тенденции постмодернистского отношения к поискам человеческой сущности, объявление войны всякому ограничению, умалению или осуждению любого из многообразия всех человеческих проявлений поставили современного человека в положение существа, которое ничуть не смущается низостью своих устремлений, примитивностью желаний и убогостью чувств.
В желании «открыть просторы человеку в его сущностно бесконечном движении» и не ограничивать любые его порывы ярлыками добра или зла, современная философия благословила ползание человека по бесконечной плоскости удовлетворения желаний и страстей, забыв о существовании движения вверх, о котором она твердила со времен Пифагора, убеждая человека в необходимости продвижения по пути познания и проявления истинно человеческой сущности.
Современному человеку трудно внимать голосам, слабо звучащим из седой древности и напоминающим ему, что он есть венец природы, но не по текущему состоянию своего сознания, а по существующей в нем в потенции возможности перехода на совсем иную ступень эволюции, где вопросы иметь или быть, быть или казаться превращаются в анахронизмы, поскольку истинно человеческая сущность проявляет себя, когда освобождается от алчности, лживости, корысти, зависти, самовозвеличивания, жажды власти и всех прочих атрибутов нынешнего Homo Sapiens.
Может быть, сегодня подобная сентенция выглядит наивно, как мечтания Кампанеллы, но у современного человека нет другого выхода, кроме как уверовать в свое потенциальное благородство и устремиться к поискам его. В противном случае, его ждет участь двуногого животного, которое с восторгом восхваляет и воспевает свое открытое болото, как самую совершенную среду обитания с неограниченным изобилием тины, мошек, пиявок и всего прочего, в чем «нормальный человек нужду имеет», а саму возможность и способность отлавливать для себя наиболее привлекательных обитателей этой среды называет свободой и разумом.
Проблема неправильных наименований сегодня стоит не менее остро, чем во времена Платона, поскольку рассудочная интеллектуальность, развившаяся в полной мере у современного человека, позволяет ему без особого труда начинить словесные формы честность, справедливость, моральность, свобода, демократия произвольным содержанием, соответствующим его рассудочно-потребительскому сознанию. Именно способность рассудка выдавать себя за разум составляет основную проблему современного человека и современного человечества, поскольку блокирует рождение в человеке потребности в развитии разума, место которого занял интеллектуальный рассудок, и, подобно лицедею, мастерски убеждает зрителя в своей справедливости, моральности, демократичности, мудрости и приверженности высоким идеалам.
К. Поппер увидел в Платоне политического идеолога, ущемлявшего разум и свободу, но не разглядел в его наследии великую правду о свободе и разуме, которые рождаются в человеке лишь в результате обуздания самого себя и никогда не могут быть достоянием рассудочно-потребительского отношения к жизни, которое как раз и делает человека изобретательным рабом, озабоченным лишь тем, как бы удовлетворить свое вечно вожделеющее начало.
«Полностью осознать себя как человека – значит осознать, что… каждый несет в себе весь человеческий смысл, он свят так же, как и грешен», – говорил Э. Фромм. Однако свят он in potentia, а греховен in natura. “Греховная” сущность человека проявлена во впечатляющем многообразии. Проявляясь в различных формах в разнообразных условиях человеческого существования, она оказывается довольно глубоко понятой и познанной психологией, педагогикой, индивидуальной и социальной психопатологией, криминалистикой и другими науками, изучающими человеческие проявления, что рождает пессимистические прогнозы относительно будущего человека и человечества.
Относительно же святости человека нам почти ничего не известно. Тем более, а сегодня, когда причисление к лику почти святых для человека предприимчивого может оказаться не совсем фантастической идеей, и в его голову может постучаться смелая мысль – «а чем я хуже?!»
Фальшь и мелочность навязываемых современным миром ценностей заставляет философию, которая, несмотря ни на что, все еще помнит о величии былых идей, вновь ставить вопрос о сущности человека, в надежде, что в интересах самого человека уверовать в собственное благородство и бросить вызов миру, который обожествляет низость и ничтожность человеческой природы, называя многообразие ее проявлений личной свободой.
Современная цивилизация сможет выжить, если откажется как от фанатичного, так и от формального поклонения Великим, но вместо поклонения начнет вникать в идею эволюции человеческого сознания, или идею Пути, которую они провозглашали.
