Утренний этюд
Прошло похмелье. Ночь сошла на нет
и сдохла, подавившись птичьим граем.
Я закурил и вышел на проспект
ничем не примечательных окраин.
Над бренными останками весны
проплакал дождь… Заправившись в столовке
и на ходу досматривая сны,
сползался люд к трамвайной остановке.
Вскипала жизнь. Чудесна и горька…
Ругала мать ревущего мальчишку.
Подсчитывал пьянчуга у ларька
в трясущейся ладони мелочишку.
Несло со стройки едкою дрянцой,
и возвещала надпись на заборе,
что всех живей, как прежде, Виктор Цой,
а Вова любит Машу – априори.
Всё торопилось жизнь свою начать,
бежать вперёд, едва с часами сверясь…
И гражданам наивным «Роспечать»
преподносила глянцевую ересь.
Рождённый ползать подрезал крыла
рождённому летать под небесами…
А улица прямая, как стрела,
ломалась – на шестом универсаме.
2015
и сдохла, подавившись птичьим граем.
Я закурил и вышел на проспект
ничем не примечательных окраин.
Над бренными останками весны
проплакал дождь… Заправившись в столовке
и на ходу досматривая сны,
сползался люд к трамвайной остановке.
Вскипала жизнь. Чудесна и горька…
Ругала мать ревущего мальчишку.
Подсчитывал пьянчуга у ларька
в трясущейся ладони мелочишку.
Несло со стройки едкою дрянцой,
и возвещала надпись на заборе,
что всех живей, как прежде, Виктор Цой,
а Вова любит Машу – априори.
Всё торопилось жизнь свою начать,
бежать вперёд, едва с часами сверясь…
И гражданам наивным «Роспечать»
преподносила глянцевую ересь.
Рождённый ползать подрезал крыла
рождённому летать под небесами…
А улица прямая, как стрела,
ломалась – на шестом универсаме.
2015