А пусть не шипит на святого
В темном лесу, близ деревни,
Жили лишь звери одни.
Волки, лисицы, медведи,
Зайцы, сурки, кабаны.
И вот как-то, устав от злодейства,
Волк, христианином стал...
И по темному бегая лесу,
У всех прощенья искал...
Он просил прощенья у зайца,
За все беды, что натворил.
И заяц, ошеломленный,
Сразу ему все простил.
Кабан, пробегающий мимо,
Тоже его простил.
Как и лисица рыжая,
Которой он часто грубил.
Но вот как-то встретил он гуся,
И прощения стал просить,
За то, что гусей немало,
За жизнь успел погубить.
В ответ, от гуся лишь шипение,
И не было больше слов...
Тогда волк уже на коленях,
Прощенья просить приполз.
Но гусь и тут не ответил,
А только шипел в ответ,
Тогда волк не долго думая,
Съел гуся в один присест.
Когда же его спросили,
Ты ж, христианин, как мог?,
А пусть не шипит на святого,
В ответ огрызнулся волк...
Жили лишь звери одни.
Волки, лисицы, медведи,
Зайцы, сурки, кабаны.
И вот как-то, устав от злодейства,
Волк, христианином стал...
И по темному бегая лесу,
У всех прощенья искал...
Он просил прощенья у зайца,
За все беды, что натворил.
И заяц, ошеломленный,
Сразу ему все простил.
Кабан, пробегающий мимо,
Тоже его простил.
Как и лисица рыжая,
Которой он часто грубил.
Но вот как-то встретил он гуся,
И прощения стал просить,
За то, что гусей немало,
За жизнь успел погубить.
В ответ, от гуся лишь шипение,
И не было больше слов...
Тогда волк уже на коленях,
Прощенья просить приполз.
Но гусь и тут не ответил,
А только шипел в ответ,
Тогда волк не долго думая,
Съел гуся в один присест.
Когда же его спросили,
Ты ж, христианин, как мог?,
А пусть не шипит на святого,
В ответ огрызнулся волк...
