Бунтарская Русь-6. Сцены пугачёвской смуты
БУНТАРСКАЯ РУСЬ
Сцены пугачевской смуты
(Продолжение)
Зима, весна 1774 года. Проповедь казанского архиерея Вениамина. Денежные сборы на конное войско. Письмо Бибикова жене. Пугачёв в Яицком городке. Вести о подходе войск князя Голицына.
АРХИЕРЕЙ ВЕНИАМИН
(в храме, перед участниками закончившейся литургии)
Братья и сестры! Такие несчастья в России не редки.
Стоит народу в гордыне от веры в Христа отойти,
Тут же у нового горя-несчастья окажемся в клетке,
Тут же в гнилое болото слепцами собьёмся с пути.
Кто нас с надёжной дороги, отцами проложенной, гонит?
Всё мы имеем – удачи в работе, покой на душе.
Гнева и зависти в наши сердца сатана не заронит
И из седла нас не вырвет на самом крутом вираже.
Разве не благостно нам под защитой у Господа Бога?
Разве не благостна нам возродившая нас благодать?
Так почему же порой православная наша дорога
Вдруг начинает туманно, подобием сна, пропадать?
Вдруг нам покажется, что маловато отцово именье,
Вдруг возгорится желанье – лесишко соседа прибрать.
Вдруг всё богатство твоё принакроет завистливой тенью,
И затоскует душа по деньгам, хоть иди воровать.
Вдруг да с соседом поспоришь и он тебе этаким злыднем
С ходу покажется – и между вами сплошная война.
Или в берлоге-квартире своей понавадишься сиднем
Дни проводить, посчитав, что вся жизнь твоя зла и черна.
Словом, родные мои! – только станем мы в вере слабее,
Как растеряет удачи свои православная Русь.
А растеряет удачи, как тут же завьются над нею –
Стаями воронов чёрных – раздоры и прочая гнусь.
Киевский князь, незабвенный Владимир, отец нашей веры,
Только из жизни ушёл, как ватага его сыновей,
За исключеньем Бориса и Глеба, враждою безмерной
В полную мощь поглумилась над родиной бедной своей.
Были поздней возвращения к вере, но снова вскипали
Междоусобные войны, и злобная эта грызня
Стала причиной того, что уже на века растоптали
Нашу свободу монголы. – До очень далёкого дня,
Дня, когда Сергий, наш светоч российский, Димитрию-князю
Благословение дал на великую битву за честь
Наших поруганных предков. И с хищной ордынскою мразью
Русичи, к вере вернувшись, сразились, и варваров спесь
Сбили победою невероятной. – Вот вера, вот сила
Вот та причина, которая с мига крещенья Руси,
Словно на крыльях могучих, крещёный народ возносила,
Пусть даже если он весь был в обманах, грехах и грязи.
Братья и сестры мои! Я и нашего времени смуту
В этот разряд отношу. И считаю, что наша вина
В том,что от Бога ушли, как всегда, посчитав почему-то
(Явно Вольтеру вослед), что нам помощь Его не нужна.
Только сегодня больны мы особенным междоусобьем.
Каждый живёт для себя, и другой ему хуже, чем враг.
С кем-то случилась беда, и помочь ему каждый способен,
Но побороть отчуждённость свою он не может никак.
Вот ведь и мы не способны на помощь придти оренбуржцам,
Видим, как бьются они с Пугачёвым в сети неудач.
Это теперь только смута нам кажется мизерно-куцей,
А через месяц она по Россиюшке пустится вскачь!
Братья и сестры! Я вижу сегодня единственный выход.
Каяться всем. Виноватым в несчастье себя лишь винить.
И потрудиться всем вместе во славу важнейшей из выгод –
Общими нашими вкладами злобный мятеж прекратить.
(обращаясь к настоятелю храма)
Батюшка! Я попросил бы вас дарственный список составить.
Вот моя скромная лепта.
ГОЛОС
Я, батюшка, тоже внесу...
(к копилке подходят прихожане)
АРХИЕРЕЙ ВЕНИАМИН
Господи! дай нам из рекрутов конное войско поставить.
Дай нам прославить и мудрость, и силу Твою, и красу!
Кабинет Бибикова в доме казанского губернатора. Генерал-аншеф пишет письмо жене
БИБИКОВ
«Милая жёнушка! Ты не серчай, что пишу тебе редко.
В спешке дурацкой в Казань я примчался в конце декабря.
«Город как вымер», – сказал полицмейстер. И, в общем-то, метко.
В городе только снега, на морозе и солнце горя.
Все с перепугу разъехались, чтобы подальше от бунта.
Ты бы от смеха, наверно, мой ласковый друг, умерла.
«Где Пугачёв? В Оренбурге?» – «Да тамо-ка, вроде, как будто».
«А не в Яике?» – «И там», – отвечают. Такие дела.
Слава Те, Господи, видно, прознав, что уже я в Казани,
Стало съезжаться начальство. Уже перед картою мне,
Где самозванца войска, обстоятельно всё рассказали.
Я оказался, как в Польше. Но хуже, пожалуй, вдвойне.
Помнишь, пожар в Петербурге, когда одновременно в разных,
Близких и дальних, кварталах горели дома – так и здесь.
Страшный народный мятеж в проявленьях своих безобразных
Вспыхивал в разных местах – словно дьявола злобная месть..
Этот Пугач, вроде волка голодного, всюду метался
По Оренбургской губернии. Правда, немного спустя
Друг его верный, Хлопуша, к уральским заводам пробрался,
Местных рабочих в отряды восставших вербуя шутя.
Чудо спасло. Вся громада тянулась к яицкому югу.
Наша Казань оставалась пока далеко в стороне.
Местный владыка в те дни протянул мне, прилётному, руку –
Вместе, в едином порыве, готовиться к долгой войне.
Он обратился за денежной помощью к здешним приходам,
Я обратился к дворянству обширной казанской земли.
Веришь ли, жёнушка, мы к предстоящим военным походам
Целое конное войско создать за неделю смогли.
Тут же в Симбирске, Свияжске и Пензе свои эскадроны
Сформировали. И матушка Екатерина письмом
(Лучше, конечно бы, пушки, снаряды, винтовки, патроны)
Выслала мне поздравленья в напыщенном стиле своём.
Хвалят меня, гусака, а не спросят, не зябнут ли ноги.
Ну, да хоть ладно не бьют. Гренадёры, гусары мои
Где-то уже на подходе. Шлют вести скупые с дороги.
Отдыха сутки им дам. И начнутся сплошные бои.
Планы мои немудрёные – силы соседних губерний
Все очаги разгулявшейся смуты охватят кольцом.
Будем мешок свой сжимать. Да молиться, чтоб меньше нам терний
Бог посылал. Ну, а ты не скучай и держись молодцом».
Яицкий городок, куда Пугачёв только что прибывает с приближёнными казаками из-под Оренбурга. Он зачастил в крепость. Поговаривают о его свадьбе. Встреча у атамановой избы с хлебом-солью.
АТАМАН
Батюшка царь, ты давай не темни. Если свадьбу затеял,
То сознавайся – когда. Приготовим невиданный пир.
Богом клянусь, даже станет завидно дворянам-злодеям.
ПУГАЧЁВ
Ох, не клянись, дорогой! Так изменчив и дик этот мир.
Я чуть позднее о свадьбе скажу. А теперь угости-ка
Новостью, что посвежей.
АТАМАН
Угощу, государь, угощу.
Вышел на нас из Казани Голицын с армадой великой.
Может, и нам бы отправить кого-то навстречу хлыщу?
ПУГАЧЁВ
Нет, атаман. Ни к чему нам лощеного князя бояться.
Князь-то один. Да чуть-чуть офицеров. А в целом – народ.
Ну, а народ, как вольготницу нашу увидит, сдаваться
Целыми толпами (сколько уж раз это было!) начнёт.
Это ведь только вверху разделяется знать от гордыни –
Графы, дворяне, бояре и разный чиновничий люд.
А что пониже – единая серая темень доныне.
Вот почему они к нам, бесчиновным и серым, идут.
Нет, мы прощупаем князя Голицына здесь, на подходе.
Но ты скажи мне, как тридцать моих беговых скакунов?
АТАМАН
Ну, а чего им, родимым? В довольстве, тепле и уходе.
Каждый из них хоть сегодня померяться в гонках готов.
Только какие теперь состязания, праздники, гонки?
Нынче похлеще разгулье, веселье и пляска у нас!
ПУГАЧЁВ
Ах ты, мой друг атаман! Будет мир и на нашей сторонке,
Вот изведём всё дворянство, и грянет наш радостный час.
И вот тогда на зелёных раздольных яицких просторах,
Не в Петербурге, не в сонной Москве, а вот в этих местах,
Мы всероссийские лучшие гонки устроим, в которых
И все призы заберём на моих золотых жеребцах.
Ты здесь царю, то есть мне, как всегда, приготовь угощенье,
Я же к моим скакунам-степнякам хоть на миг забегу.
Добротная, сияющея новизной конюшня. Слуги-башкирцы с воза в ограде носят навильниками в стойла пахучее сено.
ПУГАЧЁВ
Бог вам, ребятушки, в помощь!
Внеся сено, башкирцы выходят и в пояс кланяются Пугачёву.
ОДИН ИЗ БАШКИРЦЕВ
Спасибо, ата, за почтенье.
Только скажи, мне, однако, ответить себе не могу.
ПУГАЧЁВ
Можешь спросить. Ты коней моих кормишь прекраснейшим сеном.
Вот тебе царский полтинник за труд. Говори свой вопрос.
Входят в конюшню. Скакуны отзываются на приход хозяина ржаньем.
БАШКИРЕЦ
Вот что скажи мне, ата, для чего тебе в веке мгновенном
Столько прекрасных коней?
ПУГАЧЁВ
Не совал бы ты, друже, свой нос
В то, что тебе не положено знать.
(проходит мимо лошадей, поглаживая их)
БАШКИРЕЦ
Это правда, конешно.
Только такая мыслишка, владыка, гуляет меж нас:
Уж не задумал ли ты, господина, покинуть нас, грешных,
Если придёт нехороший, совсем отвратительный час?
ПУГАЧЁВ
Что ты сказал, черномазый?!
(другому башкирцу)
Полсотни осиновых розок
Врежь ему нынче. Проверю. Полтинник себе заберёшь.
(башкирцы хмуро уходят; Пугачёв продолжает осмотр коней, говоря
с ними)
Путь государя, мои дорогие, опасен и скользок.
Тут уж не тридцать, а триста отборных коней заведёшь.
Пугачёв решает атаковать князя Голицына лучшей частью войска. Тёмная ночь с сильной метелью.
ПУГАЧЁВ
(кричит одному из сотников)
Ох, и метель! В непогоду такую хозяин собаку
Выгнать едва ли посмеет в завьюженный двор из сеней.
Но казаку по душе в этот час в несусветную драку
Смело ввязаться хоть с тысячей самых опасных чертей.
Ветер сегодня с разгону Голицыну в сытую морду.
Мы с этим ветром на них, словно вороны с неба, падём.
Вот и узнаем, кого любит Бог – то ли знатных и гордых,
То ли сметливых и сильных, и дюже не жадных притом.
Впрочем, слова нам сейчас перед битвой пустая забава,
Мчи в свою сотню и к трудному бою братишек готовь.
Вон уж лесок сквозь густую метель замерещился справа,
Скоро совсем – и клинки наших сабель испробуют кровь.
Сотник отъезжает. В буране тонет топот коней. Вдруг сразу из несколких мест загремели винтовки. Атака, начавшись, растерянно захлёбывается.
ГОЛОСА
Что это? Передовые заставы? Но кто сообщил им,
Что мы в атаку идём? Ведь такая метельная ночь!
ПУГАЧЁВ
Эй, разговоры! Текла ли когда-нибудь в нашинских жилах
Рабская трусость? Так прочь же, братушки, сомнения! – Прочь!
(первым бросается на невидимую заставу)
ГОЛОСА СОТНИКОВ
В шашки, бойцы-молодцы! Наши шашки по-прежнему остры!
Быстры по-прежнему лошади! В шашки, бойцы-молодцы!
ПУГАЧЁВ
(рубится уже во второй заставе)
Мне-то казалось, что вы из железа, сынки, а вы просто
Мягче говядины; может быть, только коровьи сосцы!
Прибывают казачьи силы, прорывается второй эшелон обороны, но навстречу вылетает конница Голицына. Пугачёвцы в панике отступают.
ПУГАЧЁВ
Что ж вы, бойцы-молодцы! Я один с этой гущей не справлюсь.
Хоть я Пугач, не пугаются что-то враги Пугача.
Эх, наработался славно. Пора отдохнуть. Закругляюсь.
Право и я ведь имею давать иногда стрекача.
Пугачёв и Хлопуша с остатками войска укрываются в крепости Татищевой, сожжённой восставшими год назад.
ХЛОПУША
Я же тебе говорил, Емельян, ну какая защита
В крепости, где чуть не сутки свирепствовал дикий пожар!
Тут и сейчас-то, смотри-ка, всё пеплом едучим покрыто,
Как бы нас в логове этом твой князь до конца не прижал.
ПУГАЧЁВ
Друг мой, Хлопуша, прижать нас, пожалуй, не так уж и просто.
Сколько болтают уже, что я мразь, самозвнец и тать.
Графы, князья, генералы – не скажешь, что малого роста,
А Пугачёва зубами до горла не могут достать.
Да и они ли одни! Бился с турками – и не убили.
Был чёрной немочью болен – пугнула меня да прошла.
С польскою липою к Дону пробрался – нигде не накрыли.
Выдала жёнка властям – да неволя недолгой была.
По хуторам оренбургским скрывался – судьбою остужен,
Но запылавший мятеж мою душу опять отогрел.
Словно зачем-то с моею судьбою я Господу нужен.
А вот зачем – сколь над этим ни бьюсь – рассудить не сумел.
Правда, один человек убеждал меня честно и смело,
Что по делам непутёвым я смерть непутёво приму.
Только ведь думать об этом совсем не сермяжное дело.
Только, кто свыше всё это затеял – понятно тому.
Ладно, Хлопуша. Пора приниматься за дело. Всю крепость
Толстой горою снегов обложи и водою пролей.
Снегу полно. А в колодцах вода есть и вёдра, и цепи.
Я понаведаюсь в гости к погибшей избушке моей.
Царская изба сгорела наполовину. Но, где стояло кресло атамана,
несколько виселиц только закоптились дымом.
ПУГАЧЁВ
(подходя к этому месту)
Этот «один человек» был тобой, дорогая сестрица.
Там тебя вывели слуги мои. И – как сабли удар –
Душу твоя красота рассекла – не успел помолиться.
Вот и вдругоредь женился. А в сердце всё тот же пожар.
Я ведь помру не за то, что я божии храмы поганил,
Что негодяев дворян жись на доброй петле обрывал,
А что себя я иудиной подлою раной поранил,
А что тебя, дорогая, я коршунам старым отдал.
Мог я и место получше для встречи Голицына выбрать,
Есть и богатства, и воля, и войско, и мускулов медь.
Мог я степными снегами в другую губернию выплыть,
Только, уж если погибнуть, то здесь я хочу умереть.
Ты уж, сестрица, прости мою грешную, тёмную душу.
Надо готовиться к бою. Я знаю, ты против войны
Между людьми. Это божье ученье. Но я ведь не струшу
Сторону взять угнетённых, коль в мире лишь две стороны.
Князь Голицын перед крепостью Татищева. Во главе двух колонн.
ГОЛИЦЫН
(офицерам из окружения)
Вот ведь шельмец! За неполные сутки он сделал добротный
Крепкий дворец ледяной. – И поверь, что безграмотен он!
(даёт команды)
Левой колонне – вперёд! Сразу лыжников выслать полроты,
Чтобы для пушек места подыскать. И с удобных сторон
Бить по мортирам бандита, которые служат заслоном
Левой горы ледяной. После часа прицельной стрельбы –
Пушки отнять. И на яростный штурм – всей колонной!
Правой колонне – всю крепость облечь для успешной борьбы
Сразу, как будет получен приказ от моих порученцев.
С Богом, ребятушки! С Богом! Да будет антихрист разбит!
Начинается обстрел пушек возле ледяной горы. Голицын на возвышенности перед крепостью.
ГОЛИЦЫН
(с порученцами и офицерами штаба)
Ах, молодцы, пушкари! Понаставили вмиг заусенцев
На неприступной горе. Будет путь для пехоты изрыт
Так, как положено, перед удачной атакой. А вот и
Пушечки первой приходит конец! Завалилась вперёд.
Новым прямым попаданьем (и,кажется, вместе с расчётом)
Вышла из строя вторая. Вот правильно – только лишь взвод
Брошен в атаку. А следом идёт подкрепленье. Ошибок
Нет никаких.
(одному из порученцев)
Проскачи-ка по правому флангу, мой друг,
Новый приказ доведи – наступать. Фронт не то чтобы гибок,
Он, словно тело гимнаста, всё время быть должен упруг.
Под огневым прикрытием идущих следом первый взвод добирается до верха, за ним – второй, третий...
ГОЛОСА КОМАНДИРОВ
Ну-ка, ребята, в штыки! В поле боя пехота – царица!
Пуля бывает и дура, а штык – он всегда молодец!
ГОЛОСА СОЛДАТ
Нервы у хлопчиков сдали. Подрапали, как говорится!
Ну а подрапали, значит, достукались, значит, конец.
В рядах отступающих.
ПУГАЧЁВ
Стойте, я вам говорю! Обернёмся и лезущих сбросим!
Разве солдат мы не видели или атак штыковых?
Мы же их с осени прошлой, как травушку, косим и косим.
Что же теперь, как рогатых чертей, мы пугаемся их?
ГОЛОСА СОЛДАТ
Хватит! Тебе ни за что ни про что послужили – и хватит!
Хватит друг друга стрелять! Надоело. Пора по домам.
Дома за наши труды хоть вином, да хозяин заплатит,
Здесь только смачная фига под нос причитается нам.
Мятежники отступают, бегут и скачут на лошадях по степи.
Конница Голицына преследует их. Князь с приближёнными объезжает поле битвы. Всё вокруг усеяно трупами казаков, крестьян, офицеров, солдат.
ГОЛИЦЫН
Господи! Мне на веку воевать приходось не мало.
Но чтобы так... чтобы столько людей... не видал никогда.
Видно, неладное что-то – звериное – с родиной стало.
Видно, другая – кровавая – встала над нею звезда.
Что же мы так, по-злодейскому – сын на отца, брат на брата?
Что же мы делим, и делим, и делим проклятую власть?
Только мне кажется, власть лишь поверхностно здесь виновата.
Что-то духовное здесь виновато, что прячется в нас...
Где-то, наверно, средь сотен убитых лежит самозванец...
Чика... Хлопуша... Другие...
ОДИН ИЗ ОФИЦЕРОВ
Простите меня, генерал.
Все главари этой сволочи сквозь окруженье прорвались.
Уж извините, что сразу об этом я вам не сказал.
ГОЛИЦЫН
Как прорвались?! Да тогда ведь победа равна пораженью!
Что государыне мы сообщим? Невозможный кошмар!..
Пугачёв и Хлопуша в окружении верных казаков появляются в Бердской слободе. Известие о поражении всех приводит в ужас. Село покидают гружённые наворованным добром сани. Вот-вот выедут главари мятежников. Во временный штаб входит гурьба казаков. В штабе Пугачёв и Хлопуша.
ШИГАЕВ
Царь-государь! Вот такое с моей стороны заявленье.
Но пусть оно невзначай ни в озноб вас не бросит, ни в жар.
Тут со старшинами нашими мы покумекали малость.
Случай для нашего общего дела отнюдь не простой.
Ради спасения бунта с Хлопушею сдать вас осталось
В руки верховных властей. И за шашку хвататься постой.
Я, государь, твой почётный конвой отослал до Яика,
Чтобы готовили встречу тебе соразмерно делам.
Ну а шашчонку свою, что ты выхватил злобно и дико,
Снова вложи. И, с арестом смирясь, передай её нам.
ПУГАЧЁВ
Ну и народ у меня! – не побег, не запой, так измена.
Ладно, вяжите с Хлопушею нас, словно татей лихих.
Связывают вожаков.
ШИГАЕВ
Вот. Отдохните пока. Мы за вами придём непременно.
Вы уж поверьте, мы сроду в беде не оставим своих.
Изменники уходят. Пугачёв и Хлопуша лежат связанными на полу.
ПУГАЧЁВ
(с иронией)
Слушай, полковник, а что ты не спросишь меня, властелина,
Что это, вытащив саблю, я вновь её в ножны вложил?
ХЛОПУША
Хочешь судьбу испытать.
ПУГАЧЁВ
Вот люблю тебя больше, чем сына.
Только тебе одному рассказал, чем до этого жил.
Вот и теперь ведь положены кем-то всё те же дорожки
Передо мною: останусь живым – значит нужен судьбе,
А не останусь – так спрос мой сгорел, как в костре головёшка.
Если останешься ты – перейдёт он, братишка, к тебе.
ХЛОПУША
Нет! Я с тобою судьбу разделю.
ПУГАЧЁВ
Подожди-ка, постой-ка...
Что там за шум возле наших дверей?..
Двери распахиваются. Входит ватага вооруженных бердских ссыльных.
ОДИН ИЗ ССЫЛЬНЫХ
Дорогой государь!
Мы часовых повязали. Не стали кончать их, поскольку
Ваши они. Ты уж сам, царь-отец, рассуди их, как встарь.
(разрезая верёвки на Пугачёве и Хлопуше)
Мы же всей силой своей (а по спискам нас больше двух тысяч)
В руки тебе отдаёмся – веди на дворянскую Русь.
ПУГАЧЁВ
(потирая затёкшие руки, наклонившись к Хлопуше)
Как тут, скажи мне, полковник, горячую искру не высечь,
Если всё вспыхнуть готово, к чему лишь случайно коснусь?
Новое двухтысячное войско, с пушками, с награбленным добром, готово выступить из Бердской крепости. Пугачёв просит подождать немного. Скачет на окраину села.
ПУГАЧЁВ
(останавливаясь у низких серых кустов)
Здесь ты с братишкой лежала, обняв его смертным объятьем.
Здесь расстреляли меня, и душа моя здесь родилась.
Этого я не скажу ни врагам, ни разбойникам-братьям,
Это никто не поймёт. Это наша несчастная связь.
Вновь объявиться в Берду мне, наверное, врядь ли случится.
Путь мой к уральским заводам и дальше – к Казани лежит.
Только душа моя всё-таки чувствует, глупая птица,
Что на гнездовье своё непременно сюда прилетит.
8.02.13 г., утро.
Сцены пугачевской смуты
(Продолжение)
Зима, весна 1774 года. Проповедь казанского архиерея Вениамина. Денежные сборы на конное войско. Письмо Бибикова жене. Пугачёв в Яицком городке. Вести о подходе войск князя Голицына.
АРХИЕРЕЙ ВЕНИАМИН
(в храме, перед участниками закончившейся литургии)
Братья и сестры! Такие несчастья в России не редки.
Стоит народу в гордыне от веры в Христа отойти,
Тут же у нового горя-несчастья окажемся в клетке,
Тут же в гнилое болото слепцами собьёмся с пути.
Кто нас с надёжной дороги, отцами проложенной, гонит?
Всё мы имеем – удачи в работе, покой на душе.
Гнева и зависти в наши сердца сатана не заронит
И из седла нас не вырвет на самом крутом вираже.
Разве не благостно нам под защитой у Господа Бога?
Разве не благостна нам возродившая нас благодать?
Так почему же порой православная наша дорога
Вдруг начинает туманно, подобием сна, пропадать?
Вдруг нам покажется, что маловато отцово именье,
Вдруг возгорится желанье – лесишко соседа прибрать.
Вдруг всё богатство твоё принакроет завистливой тенью,
И затоскует душа по деньгам, хоть иди воровать.
Вдруг да с соседом поспоришь и он тебе этаким злыднем
С ходу покажется – и между вами сплошная война.
Или в берлоге-квартире своей понавадишься сиднем
Дни проводить, посчитав, что вся жизнь твоя зла и черна.
Словом, родные мои! – только станем мы в вере слабее,
Как растеряет удачи свои православная Русь.
А растеряет удачи, как тут же завьются над нею –
Стаями воронов чёрных – раздоры и прочая гнусь.
Киевский князь, незабвенный Владимир, отец нашей веры,
Только из жизни ушёл, как ватага его сыновей,
За исключеньем Бориса и Глеба, враждою безмерной
В полную мощь поглумилась над родиной бедной своей.
Были поздней возвращения к вере, но снова вскипали
Междоусобные войны, и злобная эта грызня
Стала причиной того, что уже на века растоптали
Нашу свободу монголы. – До очень далёкого дня,
Дня, когда Сергий, наш светоч российский, Димитрию-князю
Благословение дал на великую битву за честь
Наших поруганных предков. И с хищной ордынскою мразью
Русичи, к вере вернувшись, сразились, и варваров спесь
Сбили победою невероятной. – Вот вера, вот сила
Вот та причина, которая с мига крещенья Руси,
Словно на крыльях могучих, крещёный народ возносила,
Пусть даже если он весь был в обманах, грехах и грязи.
Братья и сестры мои! Я и нашего времени смуту
В этот разряд отношу. И считаю, что наша вина
В том,что от Бога ушли, как всегда, посчитав почему-то
(Явно Вольтеру вослед), что нам помощь Его не нужна.
Только сегодня больны мы особенным междоусобьем.
Каждый живёт для себя, и другой ему хуже, чем враг.
С кем-то случилась беда, и помочь ему каждый способен,
Но побороть отчуждённость свою он не может никак.
Вот ведь и мы не способны на помощь придти оренбуржцам,
Видим, как бьются они с Пугачёвым в сети неудач.
Это теперь только смута нам кажется мизерно-куцей,
А через месяц она по Россиюшке пустится вскачь!
Братья и сестры! Я вижу сегодня единственный выход.
Каяться всем. Виноватым в несчастье себя лишь винить.
И потрудиться всем вместе во славу важнейшей из выгод –
Общими нашими вкладами злобный мятеж прекратить.
(обращаясь к настоятелю храма)
Батюшка! Я попросил бы вас дарственный список составить.
Вот моя скромная лепта.
ГОЛОС
Я, батюшка, тоже внесу...
(к копилке подходят прихожане)
АРХИЕРЕЙ ВЕНИАМИН
Господи! дай нам из рекрутов конное войско поставить.
Дай нам прославить и мудрость, и силу Твою, и красу!
Кабинет Бибикова в доме казанского губернатора. Генерал-аншеф пишет письмо жене
БИБИКОВ
«Милая жёнушка! Ты не серчай, что пишу тебе редко.
В спешке дурацкой в Казань я примчался в конце декабря.
«Город как вымер», – сказал полицмейстер. И, в общем-то, метко.
В городе только снега, на морозе и солнце горя.
Все с перепугу разъехались, чтобы подальше от бунта.
Ты бы от смеха, наверно, мой ласковый друг, умерла.
«Где Пугачёв? В Оренбурге?» – «Да тамо-ка, вроде, как будто».
«А не в Яике?» – «И там», – отвечают. Такие дела.
Слава Те, Господи, видно, прознав, что уже я в Казани,
Стало съезжаться начальство. Уже перед картою мне,
Где самозванца войска, обстоятельно всё рассказали.
Я оказался, как в Польше. Но хуже, пожалуй, вдвойне.
Помнишь, пожар в Петербурге, когда одновременно в разных,
Близких и дальних, кварталах горели дома – так и здесь.
Страшный народный мятеж в проявленьях своих безобразных
Вспыхивал в разных местах – словно дьявола злобная месть..
Этот Пугач, вроде волка голодного, всюду метался
По Оренбургской губернии. Правда, немного спустя
Друг его верный, Хлопуша, к уральским заводам пробрался,
Местных рабочих в отряды восставших вербуя шутя.
Чудо спасло. Вся громада тянулась к яицкому югу.
Наша Казань оставалась пока далеко в стороне.
Местный владыка в те дни протянул мне, прилётному, руку –
Вместе, в едином порыве, готовиться к долгой войне.
Он обратился за денежной помощью к здешним приходам,
Я обратился к дворянству обширной казанской земли.
Веришь ли, жёнушка, мы к предстоящим военным походам
Целое конное войско создать за неделю смогли.
Тут же в Симбирске, Свияжске и Пензе свои эскадроны
Сформировали. И матушка Екатерина письмом
(Лучше, конечно бы, пушки, снаряды, винтовки, патроны)
Выслала мне поздравленья в напыщенном стиле своём.
Хвалят меня, гусака, а не спросят, не зябнут ли ноги.
Ну, да хоть ладно не бьют. Гренадёры, гусары мои
Где-то уже на подходе. Шлют вести скупые с дороги.
Отдыха сутки им дам. И начнутся сплошные бои.
Планы мои немудрёные – силы соседних губерний
Все очаги разгулявшейся смуты охватят кольцом.
Будем мешок свой сжимать. Да молиться, чтоб меньше нам терний
Бог посылал. Ну, а ты не скучай и держись молодцом».
Яицкий городок, куда Пугачёв только что прибывает с приближёнными казаками из-под Оренбурга. Он зачастил в крепость. Поговаривают о его свадьбе. Встреча у атамановой избы с хлебом-солью.
АТАМАН
Батюшка царь, ты давай не темни. Если свадьбу затеял,
То сознавайся – когда. Приготовим невиданный пир.
Богом клянусь, даже станет завидно дворянам-злодеям.
ПУГАЧЁВ
Ох, не клянись, дорогой! Так изменчив и дик этот мир.
Я чуть позднее о свадьбе скажу. А теперь угости-ка
Новостью, что посвежей.
АТАМАН
Угощу, государь, угощу.
Вышел на нас из Казани Голицын с армадой великой.
Может, и нам бы отправить кого-то навстречу хлыщу?
ПУГАЧЁВ
Нет, атаман. Ни к чему нам лощеного князя бояться.
Князь-то один. Да чуть-чуть офицеров. А в целом – народ.
Ну, а народ, как вольготницу нашу увидит, сдаваться
Целыми толпами (сколько уж раз это было!) начнёт.
Это ведь только вверху разделяется знать от гордыни –
Графы, дворяне, бояре и разный чиновничий люд.
А что пониже – единая серая темень доныне.
Вот почему они к нам, бесчиновным и серым, идут.
Нет, мы прощупаем князя Голицына здесь, на подходе.
Но ты скажи мне, как тридцать моих беговых скакунов?
АТАМАН
Ну, а чего им, родимым? В довольстве, тепле и уходе.
Каждый из них хоть сегодня померяться в гонках готов.
Только какие теперь состязания, праздники, гонки?
Нынче похлеще разгулье, веселье и пляска у нас!
ПУГАЧЁВ
Ах ты, мой друг атаман! Будет мир и на нашей сторонке,
Вот изведём всё дворянство, и грянет наш радостный час.
И вот тогда на зелёных раздольных яицких просторах,
Не в Петербурге, не в сонной Москве, а вот в этих местах,
Мы всероссийские лучшие гонки устроим, в которых
И все призы заберём на моих золотых жеребцах.
Ты здесь царю, то есть мне, как всегда, приготовь угощенье,
Я же к моим скакунам-степнякам хоть на миг забегу.
Добротная, сияющея новизной конюшня. Слуги-башкирцы с воза в ограде носят навильниками в стойла пахучее сено.
ПУГАЧЁВ
Бог вам, ребятушки, в помощь!
Внеся сено, башкирцы выходят и в пояс кланяются Пугачёву.
ОДИН ИЗ БАШКИРЦЕВ
Спасибо, ата, за почтенье.
Только скажи, мне, однако, ответить себе не могу.
ПУГАЧЁВ
Можешь спросить. Ты коней моих кормишь прекраснейшим сеном.
Вот тебе царский полтинник за труд. Говори свой вопрос.
Входят в конюшню. Скакуны отзываются на приход хозяина ржаньем.
БАШКИРЕЦ
Вот что скажи мне, ата, для чего тебе в веке мгновенном
Столько прекрасных коней?
ПУГАЧЁВ
Не совал бы ты, друже, свой нос
В то, что тебе не положено знать.
(проходит мимо лошадей, поглаживая их)
БАШКИРЕЦ
Это правда, конешно.
Только такая мыслишка, владыка, гуляет меж нас:
Уж не задумал ли ты, господина, покинуть нас, грешных,
Если придёт нехороший, совсем отвратительный час?
ПУГАЧЁВ
Что ты сказал, черномазый?!
(другому башкирцу)
Полсотни осиновых розок
Врежь ему нынче. Проверю. Полтинник себе заберёшь.
(башкирцы хмуро уходят; Пугачёв продолжает осмотр коней, говоря
с ними)
Путь государя, мои дорогие, опасен и скользок.
Тут уж не тридцать, а триста отборных коней заведёшь.
Пугачёв решает атаковать князя Голицына лучшей частью войска. Тёмная ночь с сильной метелью.
ПУГАЧЁВ
(кричит одному из сотников)
Ох, и метель! В непогоду такую хозяин собаку
Выгнать едва ли посмеет в завьюженный двор из сеней.
Но казаку по душе в этот час в несусветную драку
Смело ввязаться хоть с тысячей самых опасных чертей.
Ветер сегодня с разгону Голицыну в сытую морду.
Мы с этим ветром на них, словно вороны с неба, падём.
Вот и узнаем, кого любит Бог – то ли знатных и гордых,
То ли сметливых и сильных, и дюже не жадных притом.
Впрочем, слова нам сейчас перед битвой пустая забава,
Мчи в свою сотню и к трудному бою братишек готовь.
Вон уж лесок сквозь густую метель замерещился справа,
Скоро совсем – и клинки наших сабель испробуют кровь.
Сотник отъезжает. В буране тонет топот коней. Вдруг сразу из несколких мест загремели винтовки. Атака, начавшись, растерянно захлёбывается.
ГОЛОСА
Что это? Передовые заставы? Но кто сообщил им,
Что мы в атаку идём? Ведь такая метельная ночь!
ПУГАЧЁВ
Эй, разговоры! Текла ли когда-нибудь в нашинских жилах
Рабская трусость? Так прочь же, братушки, сомнения! – Прочь!
(первым бросается на невидимую заставу)
ГОЛОСА СОТНИКОВ
В шашки, бойцы-молодцы! Наши шашки по-прежнему остры!
Быстры по-прежнему лошади! В шашки, бойцы-молодцы!
ПУГАЧЁВ
(рубится уже во второй заставе)
Мне-то казалось, что вы из железа, сынки, а вы просто
Мягче говядины; может быть, только коровьи сосцы!
Прибывают казачьи силы, прорывается второй эшелон обороны, но навстречу вылетает конница Голицына. Пугачёвцы в панике отступают.
ПУГАЧЁВ
Что ж вы, бойцы-молодцы! Я один с этой гущей не справлюсь.
Хоть я Пугач, не пугаются что-то враги Пугача.
Эх, наработался славно. Пора отдохнуть. Закругляюсь.
Право и я ведь имею давать иногда стрекача.
Пугачёв и Хлопуша с остатками войска укрываются в крепости Татищевой, сожжённой восставшими год назад.
ХЛОПУША
Я же тебе говорил, Емельян, ну какая защита
В крепости, где чуть не сутки свирепствовал дикий пожар!
Тут и сейчас-то, смотри-ка, всё пеплом едучим покрыто,
Как бы нас в логове этом твой князь до конца не прижал.
ПУГАЧЁВ
Друг мой, Хлопуша, прижать нас, пожалуй, не так уж и просто.
Сколько болтают уже, что я мразь, самозвнец и тать.
Графы, князья, генералы – не скажешь, что малого роста,
А Пугачёва зубами до горла не могут достать.
Да и они ли одни! Бился с турками – и не убили.
Был чёрной немочью болен – пугнула меня да прошла.
С польскою липою к Дону пробрался – нигде не накрыли.
Выдала жёнка властям – да неволя недолгой была.
По хуторам оренбургским скрывался – судьбою остужен,
Но запылавший мятеж мою душу опять отогрел.
Словно зачем-то с моею судьбою я Господу нужен.
А вот зачем – сколь над этим ни бьюсь – рассудить не сумел.
Правда, один человек убеждал меня честно и смело,
Что по делам непутёвым я смерть непутёво приму.
Только ведь думать об этом совсем не сермяжное дело.
Только, кто свыше всё это затеял – понятно тому.
Ладно, Хлопуша. Пора приниматься за дело. Всю крепость
Толстой горою снегов обложи и водою пролей.
Снегу полно. А в колодцах вода есть и вёдра, и цепи.
Я понаведаюсь в гости к погибшей избушке моей.
Царская изба сгорела наполовину. Но, где стояло кресло атамана,
несколько виселиц только закоптились дымом.
ПУГАЧЁВ
(подходя к этому месту)
Этот «один человек» был тобой, дорогая сестрица.
Там тебя вывели слуги мои. И – как сабли удар –
Душу твоя красота рассекла – не успел помолиться.
Вот и вдругоредь женился. А в сердце всё тот же пожар.
Я ведь помру не за то, что я божии храмы поганил,
Что негодяев дворян жись на доброй петле обрывал,
А что себя я иудиной подлою раной поранил,
А что тебя, дорогая, я коршунам старым отдал.
Мог я и место получше для встречи Голицына выбрать,
Есть и богатства, и воля, и войско, и мускулов медь.
Мог я степными снегами в другую губернию выплыть,
Только, уж если погибнуть, то здесь я хочу умереть.
Ты уж, сестрица, прости мою грешную, тёмную душу.
Надо готовиться к бою. Я знаю, ты против войны
Между людьми. Это божье ученье. Но я ведь не струшу
Сторону взять угнетённых, коль в мире лишь две стороны.
Князь Голицын перед крепостью Татищева. Во главе двух колонн.
ГОЛИЦЫН
(офицерам из окружения)
Вот ведь шельмец! За неполные сутки он сделал добротный
Крепкий дворец ледяной. – И поверь, что безграмотен он!
(даёт команды)
Левой колонне – вперёд! Сразу лыжников выслать полроты,
Чтобы для пушек места подыскать. И с удобных сторон
Бить по мортирам бандита, которые служат заслоном
Левой горы ледяной. После часа прицельной стрельбы –
Пушки отнять. И на яростный штурм – всей колонной!
Правой колонне – всю крепость облечь для успешной борьбы
Сразу, как будет получен приказ от моих порученцев.
С Богом, ребятушки! С Богом! Да будет антихрист разбит!
Начинается обстрел пушек возле ледяной горы. Голицын на возвышенности перед крепостью.
ГОЛИЦЫН
(с порученцами и офицерами штаба)
Ах, молодцы, пушкари! Понаставили вмиг заусенцев
На неприступной горе. Будет путь для пехоты изрыт
Так, как положено, перед удачной атакой. А вот и
Пушечки первой приходит конец! Завалилась вперёд.
Новым прямым попаданьем (и,кажется, вместе с расчётом)
Вышла из строя вторая. Вот правильно – только лишь взвод
Брошен в атаку. А следом идёт подкрепленье. Ошибок
Нет никаких.
(одному из порученцев)
Проскачи-ка по правому флангу, мой друг,
Новый приказ доведи – наступать. Фронт не то чтобы гибок,
Он, словно тело гимнаста, всё время быть должен упруг.
Под огневым прикрытием идущих следом первый взвод добирается до верха, за ним – второй, третий...
ГОЛОСА КОМАНДИРОВ
Ну-ка, ребята, в штыки! В поле боя пехота – царица!
Пуля бывает и дура, а штык – он всегда молодец!
ГОЛОСА СОЛДАТ
Нервы у хлопчиков сдали. Подрапали, как говорится!
Ну а подрапали, значит, достукались, значит, конец.
В рядах отступающих.
ПУГАЧЁВ
Стойте, я вам говорю! Обернёмся и лезущих сбросим!
Разве солдат мы не видели или атак штыковых?
Мы же их с осени прошлой, как травушку, косим и косим.
Что же теперь, как рогатых чертей, мы пугаемся их?
ГОЛОСА СОЛДАТ
Хватит! Тебе ни за что ни про что послужили – и хватит!
Хватит друг друга стрелять! Надоело. Пора по домам.
Дома за наши труды хоть вином, да хозяин заплатит,
Здесь только смачная фига под нос причитается нам.
Мятежники отступают, бегут и скачут на лошадях по степи.
Конница Голицына преследует их. Князь с приближёнными объезжает поле битвы. Всё вокруг усеяно трупами казаков, крестьян, офицеров, солдат.
ГОЛИЦЫН
Господи! Мне на веку воевать приходось не мало.
Но чтобы так... чтобы столько людей... не видал никогда.
Видно, неладное что-то – звериное – с родиной стало.
Видно, другая – кровавая – встала над нею звезда.
Что же мы так, по-злодейскому – сын на отца, брат на брата?
Что же мы делим, и делим, и делим проклятую власть?
Только мне кажется, власть лишь поверхностно здесь виновата.
Что-то духовное здесь виновато, что прячется в нас...
Где-то, наверно, средь сотен убитых лежит самозванец...
Чика... Хлопуша... Другие...
ОДИН ИЗ ОФИЦЕРОВ
Простите меня, генерал.
Все главари этой сволочи сквозь окруженье прорвались.
Уж извините, что сразу об этом я вам не сказал.
ГОЛИЦЫН
Как прорвались?! Да тогда ведь победа равна пораженью!
Что государыне мы сообщим? Невозможный кошмар!..
Пугачёв и Хлопуша в окружении верных казаков появляются в Бердской слободе. Известие о поражении всех приводит в ужас. Село покидают гружённые наворованным добром сани. Вот-вот выедут главари мятежников. Во временный штаб входит гурьба казаков. В штабе Пугачёв и Хлопуша.
ШИГАЕВ
Царь-государь! Вот такое с моей стороны заявленье.
Но пусть оно невзначай ни в озноб вас не бросит, ни в жар.
Тут со старшинами нашими мы покумекали малость.
Случай для нашего общего дела отнюдь не простой.
Ради спасения бунта с Хлопушею сдать вас осталось
В руки верховных властей. И за шашку хвататься постой.
Я, государь, твой почётный конвой отослал до Яика,
Чтобы готовили встречу тебе соразмерно делам.
Ну а шашчонку свою, что ты выхватил злобно и дико,
Снова вложи. И, с арестом смирясь, передай её нам.
ПУГАЧЁВ
Ну и народ у меня! – не побег, не запой, так измена.
Ладно, вяжите с Хлопушею нас, словно татей лихих.
Связывают вожаков.
ШИГАЕВ
Вот. Отдохните пока. Мы за вами придём непременно.
Вы уж поверьте, мы сроду в беде не оставим своих.
Изменники уходят. Пугачёв и Хлопуша лежат связанными на полу.
ПУГАЧЁВ
(с иронией)
Слушай, полковник, а что ты не спросишь меня, властелина,
Что это, вытащив саблю, я вновь её в ножны вложил?
ХЛОПУША
Хочешь судьбу испытать.
ПУГАЧЁВ
Вот люблю тебя больше, чем сына.
Только тебе одному рассказал, чем до этого жил.
Вот и теперь ведь положены кем-то всё те же дорожки
Передо мною: останусь живым – значит нужен судьбе,
А не останусь – так спрос мой сгорел, как в костре головёшка.
Если останешься ты – перейдёт он, братишка, к тебе.
ХЛОПУША
Нет! Я с тобою судьбу разделю.
ПУГАЧЁВ
Подожди-ка, постой-ка...
Что там за шум возле наших дверей?..
Двери распахиваются. Входит ватага вооруженных бердских ссыльных.
ОДИН ИЗ ССЫЛЬНЫХ
Дорогой государь!
Мы часовых повязали. Не стали кончать их, поскольку
Ваши они. Ты уж сам, царь-отец, рассуди их, как встарь.
(разрезая верёвки на Пугачёве и Хлопуше)
Мы же всей силой своей (а по спискам нас больше двух тысяч)
В руки тебе отдаёмся – веди на дворянскую Русь.
ПУГАЧЁВ
(потирая затёкшие руки, наклонившись к Хлопуше)
Как тут, скажи мне, полковник, горячую искру не высечь,
Если всё вспыхнуть готово, к чему лишь случайно коснусь?
Новое двухтысячное войско, с пушками, с награбленным добром, готово выступить из Бердской крепости. Пугачёв просит подождать немного. Скачет на окраину села.
ПУГАЧЁВ
(останавливаясь у низких серых кустов)
Здесь ты с братишкой лежала, обняв его смертным объятьем.
Здесь расстреляли меня, и душа моя здесь родилась.
Этого я не скажу ни врагам, ни разбойникам-братьям,
Это никто не поймёт. Это наша несчастная связь.
Вновь объявиться в Берду мне, наверное, врядь ли случится.
Путь мой к уральским заводам и дальше – к Казани лежит.
Только душа моя всё-таки чувствует, глупая птица,
Что на гнездовье своё непременно сюда прилетит.
8.02.13 г., утро.
