III. Космический вояж Кизилбея

Восхождение к Минерве. Повесть в шести рассказах

Кизилбей, главный астролог султана Турции, мечтал обустроить своё жилище по европейским стандартам. Об этом многие знали. Ходили легенды о громадном камине в его покоях. Иные из высших придворных даже смеялись над этим камином... Спрашивали, бывало:

– К каким холодам ты готовишься, прорицатель? Какие планеты доложили тебе, что в Стамбуле грядут морозы?

Астролог с напускной кротостью сносил насмешки сановников. Камин в любом случае был нужен ему для магических операций.

У него и ещё было много чего европейского – всего не упомнишь... Тем не менее стены его покоев завешаны были, как положено на Востоке, удобными, респектабельными килимами. Объяснялся сей факт просто: узоры на этих килимах вытканы были по эскизам самого Кизилбея, а уж он позаботился, чтобы в причудливой вязи орнаментов и узоров зашифрованы были кое-какие сведения. Памятки, бесценные как в деловом, так и в личном аспектах. И не только таблицы для исчисления скольжений и отклонений капризных небесных тел, но и заклинания, необходимые постоянно, и координаты закладок, хранимых на чёрный день.

Всё так... Но увы! – не давали килимы ответа, как бороться с тоской, донимавшей астролога. Должности его мог позавидовать любой звездочёт восточный, но Кизилбея она тяготила. По его мнению, он был рождён не для услужения, пускай даже самому высочайшему из повелителей, но для чистой и свободной науки, то есть для добывания знаний, которые сами по себе суть исключительные сокровища. Наука ради науки. Свобода ради свободы.

К несчастью, такие мысли пришли к нему слишком поздно. Они появились как следствие его неустанных трудов – и не только сидючи на атласных подушках перед пюпитром, но и вытаращившись в телескоп в замечательно оборудованных (о да, на казённые средства!) обсерваториях. А взять его гордость – планетарий для демонстрации исполнения гороскопов! А оснащённые всем, что душа пожелает, лаборатории для алхимических опытов! Лишь благодаря поддержке султана Кизилбей смог так продвинуться в научных исследованиях... Это называется парадокс... Так продвинулся, что в какой-то момент знания – акциденции и понятия – сами стали слетаться к нему, как птицы слетаются на свист птицелова.

Знания, за которые нужно расплачиваться... Был бы стариком, ладно! Старикам так и надо! Но, несмотря на солидный возраст, о котором он никогда не упоминал всуе, ни один седой волос не тронул его щегольской короткостриженой бороды. Был он как в юности быстр и прыток – на таких коней не надевают ярмо... Разве что стал осторожнее, теперь его вряд ли назовут "молодым да ранним"... О, злополучный день, когда он принёс на подпись великому визирю договор о своём зачислении в штат придворных! Договор, выведенный послушным писцом под конец собеседования у султана Махмуда и закрепивший клятвы и обещания, которые он, не обдумав как следует, дал повелителю!

– Только шайтан может подписать такой договор! – воскликнул визирь, с недоумением вчитываясь в список обязанностей Кизилбея.

– Писец, наверно, напутал, – сразу начал вилять астролог... Уж кто-кто, а он сразу почуял неладное в пустяшном простонародном присловье, вырвавшемся из уст царедворца.

Но было поздно. Сам Иблис приказывает шайтанам следить за такими, как Кизилбей. За спиной визиря появился шайтан, невидимый для вельможи, но явственный глазу опытного астролога. Он был чёрный, обросший шерстью, но в атласной чалме, украшенной изумрудами. Не какой-нибудь затрапезный шайтан без определённого места жительства, а личный шайтан высокопоставленного придворного. Он ухватил того за руку, в которой было перо, и подписал вельможной рукой бумагу. Визирь, наверно, подумал, что старость, руки не слушаются... Причём молодой учёный ничего не мог сделать! Явившийся по вызову дьявол полностью владел ситуацией, и теперь разорвать договор без ужасных, недопустимых последствий было нельзя.

Стоило ли отягощать обязательствами ещё неокрепшую юность ради лицемерных восторгов со стороны бесчувственных интриганов? Неизвестно... Приступы безнадёги происходили всё чаще. Как сказали бы в наши дни, кризис мужчины в расцвете лет... Вот и теперь битый час Кизилбей возлежал на неприбранном ложе и печально разглядывал потолок, расписанный звёздами. А такое уныние нагноилось в его душе, что даже кошки, прижившиеся в его жилище, забеспокоились. Если какая-нибудь из них приближалась к нему, то тотчас отпрыгивала в смятении. Не знали, что с ним твориться... Наверно, есть вещи, которые даже кошкам лучше не знать.

Внезапно раздался стук в дверь.

Кизилбей взглянул на часы, украшавшие каминную полку. Часовой механизм обрамляла проникновенная скульптурная композиция с бескомпромиссными змеями, душившими неудачливого провидца Лаокоона (заодно и его сыновей). Скульптура напоминала об осторожности... Между тем час был поздний. Кроме султана никто не посмел бы тревожить астролога. Но кто-кто, а султан мог призвать его в любую минуту – неважно, дня или ночи. Для того и жильё Кизилбея располагалось в одной из ближайших к султанским покоям пристроек.

Значит, гонец от султана... И точно! Раб из высочайшей обслуги. Не потрудившись отвесить поклон, наглец сообщил, что Его Величество хочет немедленно лицезреть Кизилбея в своих приватных апартаментах.

Мигом сменив домашний халат на щегольскую мантию, астролог понёсся к правителю.

(Но несмотря на спешку, сделал крюк в несколько коридоров, проверяя, всё ли спокойно. Хвала Аллаху, никакой подозрительной суеты не было.)

Махмуд принял его по-свойски, в опочивальне. Спать султан, как видно, не собирался. Восседал на высоких подушках, а перед ним на салфетке лежала тушка какой-то птицы, рядом вскрытый конверт с письмом.

Указав на письмо, Махмуд приказал читать. (Не вслух, хвала Аллаху!) Это оказалось послание от Ханумана-Аги, генерала, командовавшего войсками, воевавшими в настоящий момент в неинтересной для Кизилбея России. Герметические науки в той стране находились в зачаточном состоянии. Да и к войнам, как таковым, придворный учёный не проявлял интереса. Войны не имели отношения к овладению знаниями... Хотя, быть может, не в этот раз.

Беглого взгляда ему хватило, чтобы охватить содержание и уловить суть.

Тем не менее то, что с беглого взгляда будет понятно бывалому звездочёту, может остаться неясным для человека бесхитростного... Ведь и сам Кизилбей из уважения к повелителю сразу перечитал письмо. (Во второй раз – медленно, чуть ли не по складам.) Вот и я, дабы угодить своим русским читателям, перескажу письмо турецкого генерала более связно и вразумительно, чем оно было написано. Дополню текст материалами из российских архивов. Вообще постараюсь изложить ситуацию не с турецкой, а с нашей отечественной точки зрения.

Главная проблема заключалась в характере Ханумана-Аги.

Как написано в учебнике для суворовцев, прибыв на Русь, новый военачальник применил тактику, которая была следствием его врождённого интриганства. Приказал полевым командирам прибегать ко всяким приёмчикам и уловкам. Никаких лобовых атак – всё совершать манёвром. В ход пошли фланговые наезды, наскоки, охваты, засады, разбойничьи рейды по нашим тылам... Враг нагонял ужас, сеял сомнения, разрушал коммуникации, засылал диверсантов. Цель была – сломить нас морально, измотать физически.

В результате наши штабисты не могли составить толковую диспозицию. Они терзали полевую разведку, но та была не готова. Мы привыкли к разведке боем, когда противник прёт тупо вперёд, а теперь надо было искать и выслеживать вражеские отряды. Переучивать разведчиков было некому. В Ставке постановили призвать из Сибири поднаторелых охотников-следопытов, но Сибирь была далеко – пока в тех краях раскачаются... Ничего не оставалось, как совещаться. Совещания в Ставке происходили фактически ежедневно, прерывались только на переезды. В целях дезориентации противника наша Ставка всё время меняла месторасположение.

Однажды остановились в селе Разутово, что под Воронежем. Нашли большую избу, вынесли из горницы лишнее, оставили только столы, чтобы развернуть карты.

Фельдмаршал Штольцер, наш главнокомандующий, обвёл всех покрасневшими от бесплодных бдений глазами.

– Ну что будем делать? – спросил фельдмаршал.

И такое отчаяние прозвучало в его вопросе, что все присутствующие смутились. Поняли, что любой ответ будет пошлым и недалёким. Молчали, уставившись в карты.

И тогда из угла избы послышался голос:

– Мы вам расскажем.

Все обернулись: это был красный угол. Мягким, приятным для зрения светом замерцала икона Троицы – с тремя ангелами. Ангелы хором сказали:

– Как увидите стаю ворон, ищете ворону с золотым пером. Куда она полетит, идите за ней. Где она каркнет, там и будут турки.

Ангельский хор смолк, мерцание превратилось в обычные отблески свечки. Зато засияли глаза фельдмаршала Штольцера.

– Все слышали? – спросил он.

– Так точно! – прошептал кто-то. Остальные крестились в священном трепете.

– Тогда донесите до командиров подразделений!

Известие о воронах всколыхнуло и укрепило моральный дух нашего войска. Во-первых, Пресвятая Троица. Толика религиозного мистицизма всегда способствовала укреплению морального духа. Во-вторых, душевная орнитологическая тематика. Люди и птицы – очень близкие существа, люди всегда мечтали стать птицами. В-третьих, конкретно вороны. Этих птиц на Руси любили. Издревле была забава – считать ворон. В каждом селе имелись специалисты по подсчёту количества единиц в стае. А теперь сельским старостам велено было докладывать об этих специалистах. Ставили вороньих спецов на особый учёт и определяли на военную службу.

Дело в том, что разведчиков, способных ориентироваться в небесных сферах, потребовалось немало. Потому что после слов Троицы почти в каждой вороньей стае стали появляться златопёрые особи.

Немудрено, что Фортуна обернулась лицом к русскому войску. И несомненно, что главную роль в переориентации своевольной богини сыграли небесные следопыты. Иные из них не только вели своих ратных товарищей по проложенному в небесах следу, но по карканью и пируэтам златопёрых наводчиц научились определять и численность, и род войск противника, и даже планы вражеских командиров.

Нужно отметить, что они, счетоводы ворон, и до случая с Троицей пользовались авторитетом в солдатской среде. Порой они высказывали идеи, которые, может быть, не могли стать руководством к действию, но достаточно развлекали солдат на привалах возле костров. Фантазёры, благодушные оригиналы, слегка не от мира сего. А теперь каждому из них доверили по подзорной трубке, и они в минуты веселья разрешали поглазеть в свои трубки любому желающему.

В целом, они оправдывали доверие. Справлялись, как правило, с поставленной вводной, но, к сожалению, часто историю продвигают не правила, а исключения. А в военном деле, как правило, исключения касаются морального облика.

Выскочкой не в пример прочим оказался рядовой по имени Гурий, наблюдавший за небом в егерской роте майора Петрова.

– Кто вы такие по сравненью со мной? – заявлял он товарищам. – Я приближён к высям, а вы, козявки, в земле копошитесь...

Однажды ребята не стерпели его зазнайства и наваляли этому индюку по полной. На другой день ходил он нетвёрдым шагом, а на глазах у него набрякли огромные синяки. Между тем рота получила приказ выдвигаться к селу Заплатово, где якобы видели проскакавший по главной улице турецкий разъезд.

В походе ребята поддерживали Гурия под руки и задирали его голову к небесам, подносили окуляр к глазу. Напоминали:

– Следи за воронами, придурок!

– Не могу, – отвечал Гурий. – Помутнение у меня.

– Не найдёшь златопёрой, добавим!

– У меня в глазах чешется, что она здесь, – клялся Гурий, озирая пустое с раннего утра небо. – Просто не хочет светиться, опасность чует.

Тем временем подошли к Заплатову. Село оказалось большое, но выглядело как вымершее, народу не было видно. Наши сразу сбавили шаг, напряглись. Вдруг откуда ни возьмись возник мужичонка, подошёл к нашим. Назвался старостой. Низкорослый горбун с широченной улыбкой, он изображал радость – ну просто восторг! – от встречи. Кланялся, подхихикивал.

– Там, на площади возле церкви, турки бросили какую-то бочку, – доложил он майору Петрову. – Малоподъёмную. Что-то на ней написано, но я читать не обучен.

– Разберёмся, – сказал майор и приказал проверить, заряжены ли у всех ружья.

Что-то беспокоило майора Петрова. Может быть, странный вид старосты. А тот внезапно притих, приотстал, когда солдаты пошли по улице, что вела к центру.

А вот и центральная площадь. В центре неё телега без лошади. На телеге действительно бочка. Большая. И, разумеется, не пустая, потому что колёса телеги погрузились на четверть в грунт.

На бочке и вправду виднелась какая-то надпись, но далеко было, не прочитать.

– Дай-ка мне свою трубку, – сказал майор Гурию. – А это возьми. – В тот момент он держал в руке пистолет со взведённым курком. Протянул пистолет Гурию, чтобы ничто не мешало регулировать фокус.

– Не могу взять, Ваше высокоблагородие, – простонал разведчик. – У меня со вчерашнего руки трясутся.

– А ты не боись, бери, – приказал Петров. – Только держи его дулом вверх, не направляй на своих!

Гурий забрал пистолет, а майор глянул в подзорную трубку и прочитал слово, написанное на бочке большими белыми буквами. "Водка"! Странно... Такая бочка – и без присмотра? Может, турки решили прихватить её на обратном пути? Чувство опасности становилось всё резче, и майор не решился сказать о водке солдатам – не дай Бог, расслабятся в предвкушении или, что ещё хуже, ринутся самовольно на штурм.

Продвигались с предельной внимательностью. Майор Петров непрестанно обводил объективом окрестность. До конца улицы оставалось саженей тридцать, когда над ними грянула каркающая разноголосица, закружилась воронья стая. Одна из птиц капнула на плечо Гурия. Тот вздрогнул и выстрелил от неожиданности. Ствол по приказу майора он держал вертикально, так что никого не задел, но другие солдаты, повинуясь стадному чувству, принялись палить во все стороны.

Чья-то пуля попала в бочку...

Догадались, какой эффект? Бочка взорвалась! От ударной волны солдаты попадали, иных отбросило на несколько саженей. Но, в общем-то, повезло, никого смертельно не ранило. Зато избы, ближние к бочке, вспыхнули. И ещё неожиданность – из изб побежали турки. Некоторые в горящей одежде. На бегу турки открыли огонь в нашу сторону, и наши открыли ответный огонь. Наш огонь оказался добрым довеском к огню от горящих изб. Турки бросились прочь из деревни, к ближайшей роще.

Вот как майор Петров описал ситуацию в рапорте:

"Надеюсь, что в бочке был порох, а не подлинно водка. Страшно предположить, что столь привычный напиток имеет свойства, столь разрушительные. Так или иначе, но вышло, что турки хотели нас подорвать, когда мы приблизимся, но просчитались с мощностью взрыва. Да и грохнуло раньше времени. Мы не смогли их преследовать, поскольку солдаты были ошеломлены, а некоторые контужены. Но самое худшее мы обнаружили после боя. Оказалось, что рядовой Гурий, стрелявший вверх, убил златопёрую ворону. А ведь это она ему на плечо капнула, подала знак о засаде. Такой трагический поворот! Погоревали. К несчастью, Гурия уже нельзя было наказать трибуналом, его настигла турецкая пуля. Мы бросили его тело к турецким – пускай хоронят гражданские. А ворону похоронили с полагающимися почестями. Поставили крест, дали залп троекратно".

На майора Петрова отправили в Петербург представление к Георгиевскому кресту.

Но история с вылазкой в деревню Заплатово на этом не кончилась. Ночью предатель-староста, о котором все в суматохе забыли, вырыл тушку златопёрой вороны и сумел передать её туркам.

Дальше случилось вот что.

Хануман-Ага восседал на подушках в устланном коврами походном шатре. Разложив на салфетке присланную ему тушку, размышлял: "Интересно... Её ничуть не тронуло тление..." И правда, пуля Гурия не сбила ни единого пёрышка, дырка прощупывалась, но была не видна.

Ничего не надумав, Хануман-Ага крикнул челяди:

– Найдите мне русского колдуна! Или священника, что ли... Того, кто знает!

Колдуны хорошо попрятались. Зато отыскали дьякона Питирима. Привели его прямо из церкви, в рясе, связанного верёвками.

– Что это? – спросил турок, указывая на птицу.

Дьякон только взглянул и мигом всё понял, проникся изволением Троицы, преисполнился решимостью ангельской. Стражники нагибали его – но, воспрянув с колен и распрямив плечи, он возопил восторженно:

– Крестная сила!

Драгоман турецкий семь раз переводил эту фразу – и в том смысле, и в этом, но всё равно бессмыслица получалась... Тем не менее Хануман-Ага осознал, что ситуация вышла из-под контроля. Ничего не осталось, кроме как писать рапорт – апеллировать к мудрости султана Махмуда.

А теперь султан вызвал к себе астролога, чтобы обсудить этот рапорт.

– Русские стали играть не по правилам, – высказался Махмуд, увидев, что Кизилбей завершил чтение. – Они нашли способ развернуть мелкое колдовство в масштабах поистине катастрофических... Мы должны ответить им тем же, противопоставить нечто подобное, что ли... Ты можешь устроить это?

– В принципе, да, – осторожно ответил астролог и указал на ворону, лежавшую между ним и султаном. – Но сначала я должен исследовать птицу в лаборатории.

– Ладно, – хмуро согласился султан. – Иди изучай... Только смотри не затягивай!

– Слушаюсь и повинуюсь! – прижимая воронью тушку к груди, Кизилбей попятился прочь.

Вернувшись к себе, он взглянул на часы: натикало полчетвёртого.

Разумеется, ни в какую лабораторию учёный тащиться не собирался. Зачем? Для понимания сути вражеской птицы ему хватило поверхностного осмотра. Тушка показалась пригодной для самых разнообразных алхимических изысканий. Хотя изыскания могли подождать. Главное, что он сразу определил силу, управлявшую златопёрой вороной. Русский священнослужитель назвал эту силу "крестной", но, если говорить по-научному, это была сила белой магии, и по осмотрительности Аллаха, у чёрной магии были кое-какие способы, чтобы обнулить эту силу.

С первого взгляда проблема казалась решаемой. Он мог бы поехать на Русь и там напустить порчу на златопёрых. Поразить моровой язвой, или ослепить, или каким-то образом обмануть. Вызвать, к примеру, магнитную бурю, чтобы они потеряли способность различать направления. Но ему нельзя уезжать надолго. Он нужен здесь, султан его не отпустит.

А вероятность того, что разборы с пернатыми могут подзатянуться, была немалой. Чем дольше Кизилбей думал об этом, тем сильней утверждался во мнении, что главная магическая проблема связана не с самими воронами, а с их количеством. Бескрайнее небо над бескрайней русской землёй... В одиночку ни одному чародею не справиться, требуется команда. На месте сообщники смогут объединить магическую энергию. Или распределить – неважно, как-нибудь разберутся. Так что проблема как всегда кадровая: где искать чернокнижников-ратоборцев? В Стамбуле, да и во всей туретчине, всех кандидатов в предполагаемую команду давно зачистили. Вывели как вредителей. Он сам доносил улемам на своих конкурентов – тем и прославился, к сожалению. О нём наслышаны и в Сирии, и в Магрибе – тамошние не подпустят его к себе ближе, чем на пять зейров.

Конечно, специалисты есть и в Европе, но Кизилбей не верил в их компетентность. Он всегда подозревал, что они недоумки, а полгода назад, когда его занесло в Англию, испытал глубину их невежество на собственной шкуре. Учёный встряхнул головой, отгоняя английские наважденья. Тогда он едва не погиб, и любые воспоминанья об этой поездке до сих пор могли привести его в бешенство.

Он сам не заметил, как начал нервно расхаживать по покоям, взглядывая то здесь, то там на опостылевшие килимы. Нужна была хоть какая-нибудь зацепка, но нигде ничего дельного! Ничего в прихожей, ничего в гостиной, ничего в кабинете! Ничего в спальне... Хотя нет, в спальне, пожалуй, не совсем так, в спальне кое-что было. То, чего раньше не было. На стоящем в углу сундуке лежал непомерно большой лист бумаги. Газета. А по вычурному шрифту заголовка Кизилбей, не читая, понял, какая это газета. Бульварная парижская газетёнка, очередной номер которой приходил регулярно в канцелярию великого визиря. Но не потому, что министр был не неё подписан, – вы удивитесь, но это был жест доброй воли со стороны посла Франции.

Разумеется, посол зря старался – визирь не владел французским, да и читать ему было некогда, однако, чтоб газетёнка не пылилась без пользы, креативные канцелярские крысы стали пересылать её способному к языкам Кизилбею, у которого, как они полагали, имелось время для чтения. Выглядело разумно, но астрологу издание не понравилось. В основном из-за множества публиковавшихся там гороскопов. Парижские гороскопы посвящались по большей части политике, поэтому были от начала до конца лживыми. Ложь определялась с первого взгляда, но придворный учёный, проиграв битву собственной скрупулёзности, всё равно начал растрачивать своё время, чтобы перепроверять парижские формулы.

Раз за разом разоблачая газетную ахинею, он, наперекор всякой логике, держал свои вычисления втайне. Самоистязание, скажете? Не знаю. Но в любом случае так не должно было быть... И лишь Аллах знает, как долго такое занудство могло продолжаться, не случись английского путешествия, о котором, как я уже говорил, Кизилбей не любил вспоминать.

Впрочем, автор сего рассказа не Кизилбей, и он не будет играть с читателем в нечестные игры, умалчивая о важных вещах.

Я всё расскажу.

Начну с места действия.

Англия, южная часть острова, именуемого Британией. Ричмонд, богатый лондонский пригород, безмятежные виды на Темзу. Трёхэтажный дом, похожий на замок, где Академия духовидения проводила коллоквиум в честь своего юбилея – пятьдесят лет умозрительной практики.

Дом принадлежал президенту сего сообщества, ничто не мешало собраться в одном из залов, но по научной традиции устроились в мрачном, скудно оборудованном подвале. Угрюмое подземелье обставили канделябрами. Стулья с резными спинками вокруг полированного стола. Круглого, как принято в Англии.

По своей любознательности Кизилбей старался не пропустить ни одного научно значимого события, о котором ему становилось известно. К таковым он относил публичные опыты, презентации приборов и механизмов, лекции корифеев и, естественно, заседания разнообразных научных организаций. Академия духовидения безусловно представляла для него интерес, хотя по структуре и видам деятельности эта группа учёных больше напоминала секту какой-то неведомой турку религии, чем центр научных исследований. Так или иначе, пришлось проявить осторожность. Он поостерёгся участвовать в мероприятии напрямую, под своим именем, и назвался парижским корреспондентом, предъявив экземпляр таблоида. Того самого, из которого, кстати, и узнал о коллоквиуме – прочёл объявление в третьем присланном из канцелярии выпуске.

Хвала Аллаху, даже поборники тайных наук жаждут известности!

...Вообще-то говорили о пустяках. Но под конец президент Академии заявил:

– Предлагаю вызвать дух самого великого древнего духовидца, Симона Мага. Попросим у него покровительства нашим идеям и изысканиям.

Астролог забеспокоился. По имевшимся у него сведениям Симон Маг, едва ли не главный конкурент и ниспровергатель Христа, за прошедшие века превратился в существо совершенно кошмарное, кровожадное, способное оказать покровительство лишь своему желудку. Или что там у духов вместо желудка?

– Давайте лучше вызовем Александра Македонского! – предложил Кизилбей. – Наши читатели очень любят истории из его жизни.

Никто не обратил внимания на его предложение. Газетный писака не имел права голоса. Начертили пентаграмму посерёдке стола, положили ладони на стол запястьями кверху и стали гнусавить хором известное заклинание, вставляя в нужных местах имя: Симон Маг.

Кизилбей имел обострённое чувство опасности. А когда потемнел воздух над пентаграммой, его охватил настоящий ужас. Астролог вскочил на ноги и запустил стулом в уплотняющуюся тень! Тут же рванулся к выходу! Опоздай он хоть на секунду... Грохот послышался за спиной. Оглянувшись, увидел, как стена трёхэтажного дома рухнула, завалив обломками вход.

К несчастным смогли пробиться только через три дня. Подвал как таковой не обрушился, но доступ кислорода был перекрыт, профессора и адъюнкты – все до одного задохнулись. Самостоятельно выбраться или как-то помочь спасателям, разгребавшим завалы, они бы при всём желании не сумели – руки у всех духовидцев были прибиты гвоздями к столу.

Вот когда Кизилбей понял, что нужно завязывать с западной прессой; он излил свою ярость, изорвав непутёвую газетёнку в клочья, и попросил канцелярию больше не присылать ему ничего.

С того времени прошёл год. И вот опять новый номер в его жилище... Но как газетёнка сюда попала? Кизилбей мог поклясться, что минуту назад, когда он, блуждая по комнатам, завернул в спальню, ничего на сундуке не лежало. Предположим, обычный посыльный... Но как этот раб смог проникнуть в покои астролога? Неужели он, великий учёный, настолько увлёкся своей учёностью и настолько погряз в своих силлогизмах, что забыл запереть дверь?

Кизилбей посмотрел на себя как бы со стороны: вот стоит он возле камина в гостиной, вперившись в безответную птичью тушку, которую только что водрузил на полку рядом с часами, а за его спиной из прихожей в спальню крадётся на полусогнутых какой-то наглец-зубоскал с бесстыдной ухмылкой и с газетёнкой в руке. Зачем это всё? Астролога ощутил всплеск сильнейшего раздражения...

Да-да, зачем эти трюки? Тот, кто подложил газетёнку, явно хотел, чтобы Кизилбей прочитал то, что в ней напечатано. А нельзя было попросить прямо?

(Не могу не отметить, что в нынешнюю эпоху подобные выкрутасы называются манипуляциями. В эпоху Османской империи имени им ещё не было, но сами манипуляции уже были, и они раздражали манипулируемых не меньше, чем в наши дни.)

Кизилбею хотелось разорвать газетёнку в клочья, как он уже это сделал однажды, но что потом? Легче уж подчиниться – ненадолго, конечно, совсем на чуть-чуть... Разве не может так оказаться, что сию сокровищницу франкского легкомыслия ему подбросили ради его же пользы?

Взяв в руки навязанную ему двухполоску и присев на сундук, астролог погрузился в фантазии франков.

Начал он с гороскопов. Как обычно, парижские гороскопы показались ему нелепыми.

Проглядел великосветскую хронику. Ничего особенного. Обычная мешанина из пафосных сплетен и напыщенной болтовни.

Наконец объявления в рамочках. Свадьба принцессы, похороны кронпринца, бал у министра финансов... М-да... Это не для него. Впрочем, кое-что его зацепило. Он снова пересмотрел объявления.

Странно! Наперекор всякой логике обнаружилось интересное сообщение.

Там, в Европе, колесо Просвещения сделало очередной оборот. В Триесте, вольном имперском городе, что на границе Австрии и Италии, замыслили провести симпозиум служителей тайных наук: астрологов, нумерологов, некромантов, толкователей снов и, до кучи, алхимиков. Темы для обсуждения самые разные. Арендована лучшая городская гостиница с рестораном, в котором будут не только обедать, но и вести заседания. Заявлено свыше пятидесяти участников, но, наверное, их будет больше. К сожалению, имён не упоминалось, хотя кое-что об участниках можно было вычитать между строк. Например, то, что приедут в Триест в основном франки, но и гостей с Востока никто гнать не будет. Организаторы мероприятия хотят только мира. Мира между Западом и Востоком, между Старым светом и Новым, между светом по эту сторону и по ту.

Рамка объявления о симпозиуме казалась самой красивой, а само объявление – самым пространным. Но это для обычных читателей... А если приплюсовать к напечатанному то, что прочитывалось между строк, то объявление превращалось в целый научный трактат, или как минимум в тезисы. Возможно, там была магия... Но что бы там ни было, Кизилбей понял, что это не первое объявление о симпозиуме, так как до открытия оставалось всего-ничего, три дня.

Он попытался представить толпу закоренелых гяуров, мирно общающихся друг с другом. Неожиданно вспомнил картину, которую, странствуя по Италии, встретил в одной галерее: древнегреческие философы дискутируют на афинской площади о чём-то непознаваемом. Ах, как восхитили его эти прославленные мужи с печатью мудрости на челе! О как сильно они отличались от лживых, коварных и склочных деятелей сегодняшних тайных наук!

Это объявление не может быть правдой! Астролог решительно скомкал газетный лист, обругав себя за доверчивость.

Но тут же разгладил обратно.

Что если благостный свет эзотерики разгладил скукоженные физиономии европейских уродов?

Что если он просто отстал от жизни? Может быть, франки стали способны на нечто большее, чем полудикое, варварское колдовство! Если не так, то зачем устраивают небывалую научную вакханалию в Австрии?

Он стал строить предположения об истинной цели гяурских магов, подготовивших этот шабаш...

И тут его озарило! Как громом ударило! А что если публика, которая съедется на симпозиум, – это и есть команда для борьбы с русской магией? Кто сказал, что неверные не способны приложить свои силы к пользе турецкого войска? Им только нужно дать правильную подсказку!

Чем дольше Кизилбей думал об этом, тем логичней казалась идея. Он должен заглянуть на симпозиум и проверить их уровень. Если уровень подходящий, то он сделает всё, чтобы эти умники отправились воевать с русскими!

Внезапно в его размышления вмешался негромкий, проникновенный голос:

– Ты мыслишь в правильном направлении, но из Триеста ты должен сначала заехать с ними в Египет.

С этими словами из стены напротив астролога вышел молодой человек в мундире лейтенанта египетской армии.

Думаю, что читатель, знакомый с первым разделом нашего повествования ("Из Египта с любовью"), с нетерпением ждал появления этого гостя и уже прошептал про себя его имя. Но для тех, кто читает разделы не по порядку (а в Интернете таких миллиарды), поясню, что этот молодой человек – не совсем человек. Он призрак, получивший благодаря оккультному ритуалу, совершённому каирским астрологом Хасиром Азатом, несколько редких способностей, среди которых и чтение мыслей, и ясновидение, и сверхскоростная, как сейчас говорят, релокация. В случае с Абдуллой (так юношу звали при жизни) египетский маг использовал магию ради последней способности. Хасир Азат послал Абдуллу к Кизилбею с просьбой о срочной помощи.

Я здесь не намерен рассказывать о проблемах Хасира Азата. Кому интересно, пусть сам прочитает (или освежит в памяти) первый раздел повести. Отмечу только, что основная египетская проблема заключалась в борьбе с фараоном Тухесом, воскресшим не в виде неповоротливой мумии, а во всём совершенстве демонической плоти. Это был сильный противник...

Абдулла рассказал о египетском фараоне очень подробно. Закончил так:

– Ты должен захватить Тухеса. Без него франкские маги для тебя бесполезны.

– Но что я буду с ним делать?

– Не знаю. На твоём месте я бы спросил у богини Бастет.

В голове Кизилбея моментально высверкнул образ этого древнего могущественнейшего демона – существа с женским телом и головой кошки.

– Думаешь, богиня ответит на мой призыв?

– Ты единственный из магов своей эпохи, кто держит её питомцев. О ком ей заботиться, если не о тебе?

После этих слов за спиной астролога послышалось громкое и весьма мелодичное урчание а cappella. Обернувшись, он увидел животных, собравшихся полукругом. Они сидели, на двигаясь, только урчали и слушали, навострив уши...

– Что ещё посоветуешь?

– Появись под своим именем, – посоветовал Абдулла, прочитав в голове Кизилбея мысль представиться на симпозиуме франкским епископом, отлучённым от церкви за связь с ведьмой. – Выступи, как все остальные, с докладом. Но постарайся, чтобы твой доклад был самым лучшим!

С этими словами Абдулла сделал шаг назад и растворился в стене за килимом.

Кошачий концерт смолк.

Наступило утро.

После разговора с призраком Кизилбей чувствовал обычное после таких разговоров истощение разума. Тянуло ко сну... Он рухнул на ложе и проспал почти до конца дня, а проснувшись, продолжил мыслительную работу.

Как подступиться к гяурским магам? Австрия – то ещё государство, Священная Римская империя, понимаете! Силовая мобилизация отпадает. Мериться магией тоже небезопасно – кто знает, какая придёт ответка? Остаются два способа: хитрость и убеждение. Хотя одно другого не исключает. Посулы и подарки тоже не исключаются, но, прежде всего, убеждение. Для этого нужно обрести уважение в их кругу. Но как?

Поразмыслив, учёный понял, что лучший способ завоевать авторитет на симпозиуме – это, как и советовал Абдулла, сделать хороший доклад. Он не раз видел, какие лавры срывают удачливые докладчики. (И – э-хе-хе! – что бывает наоборот.) Он многое видел... Разумеется, доклад нужно сделать на самую интересную тему. Кизилбей снова перечитал список предполагаемых выступлений. В общем-то, вся повестка была занимательной, но одна тема звучала особенно интригующе: "Новые планеты – их значение и влияние".

Кизилбей, разумеется, слышал о недавних открытиях в астрономии. Они не вызвали восхищения в астрологическом обществе. Головная боль, раздражение – вот что они вызвали. Работы и так хватало, а теперь нужно было определять интересы и предпочтения новых источников власти, средоточий опасных сил.

Никто не знал, какое влияние оказывают открывшиеся планеты на земные дела. А что есть астрология как наука? Это вопросы влияния! Оно постигается только с помощью интуиции, хотя, безусловно, магия помогает. Астроном посмотрит через простой телескоп – и ему достаточно, а компетентный астролог перепроверит увиденное через магические кристаллы. А ещё нужно знать природу людей, потому что и люди – как магические кристаллы – преломляют и свет, и волю небесных светил. В общем, ничего сложного... Тем не менее получалось, что нужно перепроверять предсказания, сделанные не только современными специалистами, но и корифеями, классиками науки. Менять исходные числа для вычислений. Пересчитывать эфемериды, перерисовывать зиджи, нацарапанные в незапамятные века на глиняных досках.

До сих пор придворному звездочёту как-то не приходилось сталкиваться с новонайденными космическими объектами. Он, однако, лелеял надежду исследовать их или, по крайней мере, осмотреть поверхностно. У него (на зависть многим его коллегам!) имелись такие возможности.

Он самодовольно взглянул на мерцавшее между килимов прислонённое к стене зеркало в позолоченной раме, большое, размером с дверь. Он обнаружил его в султанских запасниках, когда с милостивого разрешения Махмуда выбирал мебель для своего жилища. Старинное, тусклое, в мутноватых разводах, оно не подходило для султанских жён и наложниц и без пользы томилось среди прочих трофеев давно позабытых войн. Но Кизилбей сразу разглядел его силу.

Оно предназначалось для путешествий в астрале, увеличивало дальность и скорость таких путешествий и обладало при этом дополнительными способностями, повышающими эффективность исследований пространства. Астральные транспозиции, проведённые с его помощью, даже смешно было сравнивать со странствиями, инспирированными обыкновенной магической медитацией. С помощью сего инструмента пользователь мог с лёгкостью выходить в безграничный космос и за совсем ничтожные промежутки времени добираться до нужной планеты.

Итак, пришло время, размышлял Кизилбей, использовать зеркало по истинному предназначению. Совершить перелёт к какой-нибудь новой планете и там разобраться, составить мнение, которое ляжет в основу его выступления на симпозиуме. Мелькнула мысль об опасности предприятия, но астролог только пожал плечами. Безрассудство – это профессиональное качество настоящего мага.

Впрочем, воссев перед зеркалом, он сотворил охранительные заклятия – все, которые помнил. Прошептал даже пару молитв, подходящих к случаю. Предосторожности заняли время, но, когда закончил, на часах обозначилась полночь – а это хороший знак. Он улыбнулся своему отражению и приказал зеркалу начинать. Тут же зеркальная гладь почернела, и астролог увидел вокруг своего отражения уже не стены с килимами, а глубокий космос с далёкими звёздами. Звёзды слегка дрожали... Но через мгновенье он слился с собственным отражением, и картинка стабилизировалась.

Он понял, что облачён в астральное тело и перемещён в точку старта. Находился недалеко от Земли, потому что размеры Солнца не изменились. Хотя выглядело Солнце иначе. Из диска выплёскивались языки пламени, напоминавшие лепестки подсолнуха. Ясность всего, что виделось, была потрясающей. Планеты казались чёткими, как на ладони. Они вращались вокруг светила, нанизанные, как бусины, на нитевидные, кажущиеся алмазными ободки орбит. (Разумеется, астральные ободки). Вращаясь, планеты переливались всеми цветами радуги, а звёзды вокруг мерцали – несравненное зрелище, очарования которому добавляли вспыхивающие то здесь, то там фейерверки хвостатых комет.

Восхищаясь эффектами, Кизилбей пожалел даже, что прежде не выходил в Космос...

Обернувшись, он обнаружил Луну, оказавшуюся сейчас в десять раз больше, чем привиделась неделю назад в полнолуние. На её поверхности, жёлтой, в серых и чёрных морщинах, он разглядел мощные высящиеся цилиндры, похожие на штукофены для стального литья, но не клубы дымов колыхались на их отверстых, как на вулканах, вершинах, нет, там медленно извивались щупальца. Ещё напоминали цилиндры парижскую сенсацию в зоологии – пресноводных гидр, только гигантских. Учёный понял, что эти громадные существа ответственны за морские приливы.

Сам не заметил, как добрался до пояса астероидов. Там тоже имелась живые создания. На одной из скал, сгруппировавшихся в поясе, обнаружил двух низкорослых и тощеньких человечков (вылитые японские каппы!) – окружённых, каждый в отдельности, золотистым свечением. Он догадался, что это светится атмосфера, пригодная для дыхания, которую человечки как-то нагнетают вокруг себя. Они занимались делом. Один бил киркой по жёсткой поверхности астероида, другой разгребал руками нарубленную породу. Вероятно, добывали алмазы. На обратном пути догадку следовало проверить.

Внезапно астронавт-астролог почувствовал нечто, похожее на покалывание, мелкие уколы, или даже укусы, некие импульсы, скачущие, простите за сомнительную метафору, как блохи, по всему телу. Это означало, что он углубился в космос так глубоко, что влияния и воздействия планет и зодиакальных сущностей стали доступны не только его уму, но и его чувствам. Вдобавок, некоторые планеты определённо притягивали его. Сильнее других притяжение шло от Меркурия, но Кизилбей сразу же отстранился от притязаний этой планеты. Божество, давшее ей имя, славилось в научных кругах мошенническими проделками. Впрочем, и другие планеты были не лучше. Гравитация, исходящая от Сатурна, представлялась элементарно опасной.

Однако времени мало... Путешественник быстро отверг призывы известных планет и сосредоточился (выбрав наугад) на Минерве, открытой буквально на днях. "Минерва!" – прошептал астронавт, и астральное тело ринулось к ней...

Планета предстала гигантской, да ещё с шестью разноцветными лунами, причудливо освещавшими сплошь каменистую твердь. Острые скальные утёсы выныривали из потёков застывшей, но, казалось, ещё не совсем охладившейся и потерявшей динамику вулканической лавы. Местность была пустынной, но это была не бессильная опустошённость дряхлой пустыни; от всего веяло новизной, девственной нетронутостью. Никакого мусора от разбившихся метеоров, никакой, как её называют, эрозии почв. Скорее всего, Аллах сотворил Минерву совсем недавно.

Кизилбей, не особо спеша, стал облетать планету, придерживаясь экватора. Внезапно в направлении, которое на Земле назвали бы северным, он углядел на тверди обширное красно-коричневое пятно с пульсирующими чёрными сполохами. С этим местом следовало определиться.

Подлетев ближе, он увидел сидящее посерёдке пятна чудовище, обликом напоминавшее крысу, только размерами с гору. Оно сидело на задних лапах прямо на рдеющих углях, а в передних лапах держало гигантскую армиллярную сферу. Уставившись в сферу, оно изучало её, передвигая когтями круги, большие и малые. Оно не обратило на посетителя никакого внимания, и астролог подумал, что это крысоподобное существо, являвшееся властелином планеты (а кем же ещё?), не определилось покамест в своих отношениях с окружающим космосом, покамест только оценивает варианты.

Всё подтверждало догадку астролога о первозданности данной планеты.

Но эту догадку следовало обдумать позже.

А сейчас, если уж он до сих пор жив, следовало представиться.

– О, благородное существо! – начал он, изобразив низкий, насколько возможно, поклон.

Но не успел закончить. Чудовище, не отвлекаясь от сферы, повело ухом, ближайшем к гостю, и Кизилбей ощутил невыносимую боль во всех членах, броня его заклинаний затрещала по швам, он зажмурился в ужасе...

Но и с закрытыми веками он ощутил равнодушие звёзд и планет к ничтожной вспышке, знаменующей завершенье бессмысленной жизни никчёмного неудачника...

Внезапно боль отпустила. Раскрыв глаза, он увидел себя снова в физическом теле, сидящем в комнате перед зеркалом. Перевёл дух. И тут же возблагодарил Аллаха за спасение от когтей хищника. Правда, краем рассудка он был как бы уверен, что Аллах на Минерве не проявил особой активности. Скорее всего, чудовище попросту от него отмахнулось, как от надоедливой мухи... Но и это неплохо...

В любом случае у него теперь есть о чём сделать доклад на симпозиуме.

Между тем близилось очередное утро: серый свет сочился в окно, приглушая пламя светильников.

Пора было ложиться спать.

В этот раз Кизилбею приснилась толпа европейских учёных, собравшихся на триестской площади. Все смотрят вверх, ждут какого-то знака свыше. Вокруг готовые к отправленью кареты и дилижансы, повозки с магической амуницией. По периметру – горделивые янычары... А вот и он, Кизилбей, медленно спускается с неба и простирает руку в напутствии... Караван отправляется в путь...

Славный путь из тёплой, уютной Европы в промёрзшие, непроезжие российские хляби!