Belle Époque
В первый день января так несложно терять края.
«Амаретто» для дам, для брутальных мужчин «Рояль».
В Новый год закадычным друзьям ничего не жалко.
А пока развесёлая шайка вповалку спит,
Рома в утренних сумерках палец макает в спирт
и с лицом заговорщика чиркает зажигалкой.
Люда смотрит, как спирт оживает от искры. В нём
сумасшедшее время горит голубым огнём.
У Романа достаточно трюков для нежных сверстниц –
хоть на миг, но кудесник, и даже отчасти бог.
И плевать, что вокруг ничего осветить не смог
пламенеющий перст, указующий в неизвестность.
А снаружи империя с треском ползёт по швам:
на дорогах по нашим и вашим палит братва,
кандидаты наук продают ширпотреб на рынках,
беспризорные мальчики нюхают клей «Момент»,
и уже невозможно понять, где бандит, где мент
ни столичной звезде, ни приезжему из глубинки.
И, казалось бы, надо не ждать, а бежать сейчас
(так, пытаясь спастись от расправы народных масс,
суетится монарх, позабыв про казну и свиту).
В никуда. Навсегда. Не героем с огнём в руке,
но невзрачным прохожим в китайском пуховике,
торопливо надетом на пёстрый турецкий свитер.
Только жизнь не тетрадка со списком дурных вестей.
Осторожно косясь на сопящих во сне гостей,
Рома тушит огонь и садится поближе к Люде.
Между страхом и счастьем граница весьма тонка.
Он целует её. И не знает ещё пока,
что эпохи, прекрасней, чем эта, уже не будет.
