Иллюзия художника.
Он писал портрет ее, сидя на лавке.
Собрав все образы в глазах,
Но время все же, вносит в жизнь поправки,
Стихают шутки, колкости, загадки.
Он аккуратно брал на кисть чернила,
И выводил старательно черты.
Разрез глаз ее зеленого нефрита,
Все эти серые, грустящие столбы.
Он вырисовывал улыбку осторожно,
И способом квадратно-гнездовым,
Разрисовал ее накидку безвозвратно,
Кроваво-красным, небом голубым.
Он рисовал портрет ее украдкой,
Невольно посмотрев в глаза,
Пусть будет тушью и загадкой,
Все, что осталось навсегда.
Сколько картонных воинств ей разбито?
Без ласки и так нужной похвалы.
Но он не мог ответить как прекрасны,
Ее нежнейшие черты.
Видать, дверь в ее сердце забита,
Где догорают костры по весне,
И она как мечтанье поэта,
Уходила сквозь все миражи.
Художник сидел с холстом на лавке,
А от дамы простыл и след,
Её давно уже не было с нами,
Но он любил её множество лет.
Собрав все образы в глазах,
Но время все же, вносит в жизнь поправки,
Стихают шутки, колкости, загадки.
Он аккуратно брал на кисть чернила,
И выводил старательно черты.
Разрез глаз ее зеленого нефрита,
Все эти серые, грустящие столбы.
Он вырисовывал улыбку осторожно,
И способом квадратно-гнездовым,
Разрисовал ее накидку безвозвратно,
Кроваво-красным, небом голубым.
Он рисовал портрет ее украдкой,
Невольно посмотрев в глаза,
Пусть будет тушью и загадкой,
Все, что осталось навсегда.
Сколько картонных воинств ей разбито?
Без ласки и так нужной похвалы.
Но он не мог ответить как прекрасны,
Ее нежнейшие черты.
Видать, дверь в ее сердце забита,
Где догорают костры по весне,
И она как мечтанье поэта,
Уходила сквозь все миражи.
Художник сидел с холстом на лавке,
А от дамы простыл и след,
Её давно уже не было с нами,
Но он любил её множество лет.
