Пиши!

«Опять ты пишешь своë чтиво,
Что читать невыносимо,
Полезным делом уж займись,
Хоть в доме нашем приберись!
Разбросана везде бумага,
Ты бесталанная писака!
Твой труд Сизифов надоел,
Ну знаешь: это беспредел!» –
 
Хлопнув дверью, вышел вон
Грубый молодой пижон,
И девушки глаза слезами
Покрыли стол, что крыт стихами.
Закрыла тонкими руками,
Заслонив лицо кудрями.
Проплакала девчонка вечер,
Где тлел камин с дровами вечно,
 
Но только вместо этих дров
Спешила в розжиг часть стихов.
Пустым глядела она взором,
Омытая от слов позором.
Боль в груди. Томились плечи,
Скомканными стали речи.
Она молчит и жгëт бумагу,
Как воин бьётся за отвагу.
 
В камин идут лист за листóм,
Забыв, конечно, об одном –
Не оценил её талант
Приторный, угрюмый франт:
«Она стихи решила плесть,
Какая может тут быть честь?
Устал я это созерцать,
Где толку ноль, зачем страдать
 
Я буду с ней и, видя тщетность,
Что продолжаться будет вечность,
Где времени нет ни на что,
Каллиграфическим письмом
Выводит слово, целый стих...
Но-но! Я же не старик,
Чтоб в хаосе купаться этом
И наслаждаться детским бредом?»
 
Проходят дни, и мчатся годы,
Бахчисарая словно воды,
Воспето имя поэтессы,
Что забыл один повеса.
Народ кричит, даруя славу,
Проникшись сильным женским нравом.
 
Этот важный труд заметил,
Среди толпы её приметил
Один известнейший редактор,
Поэт-сказист и слов оратор.
Стихи кудрявой поэтессы
Разбрелись, взрывая прессы.
Вот снова комната. Камин.
Редактор в ней сидит один.
 
Внимает вдохновенным строкам,
Где каждая раскрыта роком,
Красою рифмы впечатлён:
«Но почему не оценëн?!
Я искал так много лет,
Заблудший в горести поэт,
Такой высокий стиль и слово –
Фундамент, взявши за основу,
 
Создав великое творенье
Рукою нежной хрупкой девы,
Способной искренне любить
И величавым слогом слыть!
И этот труд цениться должен,
Насколько сильно он возможен!»
Народ кричит: «Пиши, мы ждём,
Мы в ногу с временем идём!
 
Нам не хватает многих фраз,
С улыбкою счастливых глаз,
Нам не хватает многих слов –
Никто сказать их не готов!
Пиши, мы ждём поэта чтиво,
Пиши, пока на то есть силы,
Пиши, пока мы ещё живы,
Пиши, пока млады порывы!
 
Пиши, когда все будут против,
Пиши для тех, кто чтит напротив,
Пиши на зло всем франтам грубым,
Забыв отнюдь плохие думы!
Плесть стихи решил поэт –
Ведь границ-то вовсе нет!
И для поэта чести выше,
Что стих эпитетом насыщен!»
 
Увидя в городе портрет –
Знакомый вроде бы поэт,
Писакой даже назывался,
Но ныне он теперь воздался,
Франт уныло посмотрел –
Знакомые черты узрел,
Глаза наполнились огнём,
И вдруг забилось сердце в нём.
 
Увидеть страстно захотелось
Её, когда давно приелась,
Поговорить о всех вещах
И даже о её стихах.
Но вот, увы, тут незадача –
Подвернулась вдруг удача:
Кудри на улице заметил,
Но силуэт и не ответил.
 
Глаголить было поздно что-то,
Да уже нет смысла в том-то.
Она прошла, не моргнув глазом,
Отдаляясь раз за разом.
Рядом с ней идёт редактор –
Её спутник и новатор.
Остался фат, увы, ни с чем
И завершеньем вместе с тем
 
Истории в стихах обычной,
Нисколько даже не трагичной.
Все получили по заслугам,
Где враг не станет лучшим другом,
Где поэт – души целитель,
Где всех проблем он говоритель.
Где труд поэта много значит,
Где всë вокруг в стихах оплачет.