мемуарное (часть: бутылка)

Расставание с Акулиной было как разрыв невидимой нити, которая связывала моё существование с реальностью. Сначала было пусто — пусто до невозможности. Я просыпался и каждый раз чувствовал, как тяжесть, как глухая тяжесть, ложится на грудь. Это было, как потеря руки, которая всё время держала тебя, поддерживала, вела. Но теперь — её не было. И мир стал таким необъяснимым и странным.

 

Я пытался заполнять эту пустоту — сначала музыкой, потом книгами, но всё казалось плоским, бессмысленным. Тогда я начал пить. Сначала немного — как средство от бессонницы. Немного виски перед сном, чтобы забыться хотя бы на пару часов, чтобы не ощущать эту пустоту. Потом немного больше. Каждая бутылка, каждый глоток как попытка вырваться из этой реальности, попытка раствориться в чём-то, что могло бы забрать меня. Это не было удовольствием. Это было, как попытка дышать под водой.

 

Я начал терять связь с тем, что было раньше. Время становилось жидким, растекалось, исчезало. Я не замечал, как каждый день становился похож на предыдущий, как они сливались в бесконечный цикл. Сначала было просто тяжело вставать утром, потом всё чаще я не вставал вовсе. Я пил, лежа на диване, и слушал, как за окнами проносится жизнь, но её не было рядом. Я не чувствовал ничего, только постоянную боль, которая, казалось, не отпускала.

 

Порой, по ночам, я все-таки выходил на улицу. Прогулки в пустых городах, где ночные огни отражаются в лужах, а туман заполняет всё вокруг, казались мне единственными моментами, когда я мог почувствовать, что ещё жив. Я видел, как люди, проходящие мимо, не замечают меня, и это как-то успокаивало — быть незаметным, не важным. В эти моменты мне казалось, что я исчезаю. Я становился тенью, частью того, что исчезает.

 

Я часто думал об Акулине. О её глазах, когда она смотрела на Макса. О том, как она ушла. Она не прощалась, она просто ушла — будто растворилась в воздухе. Но почему-то её образ не исчезал. Он оставался в моей голове, как воспоминание, которое не уходит, как дежавю. Я пытался забыть её, но всё равно думал о том, что она теперь с ним. И каждый раз, когда я пытался выпить, я видел её в виски — её взгляд, её прикосновения, её тень.

 

С алкоголем было проще, чем с мыслями. Всё становилось туманным, но не таким, как раньше. В этом тумане я искал забытьё, ищал способ снова почувствовать, что я жив, что я что-то значу. Но всё равно, даже после всего этого, даже после бутылки за бутылкой, мне не становилось легче. Каждый глоток, каждое опьянение приводило меня только к одному — к тому, что я всё равно не мог её вернуть. Я не мог вернуть то, что потерял. Я понимал это, но в какой-то момент мне стало всё равно. Пить стало просто способом существовать в этом мире, который всё равно продолжал вращаться, несмотря на мои страдания.

 

Однажды утром я проснулся с болью в голове, чувствуя себя опустошённым до невозможности. Я сидел в тишине своей квартиры и понял, что больше не могу продолжать так. Я не хотел пить, не хотел бродить по этим пустым улицам, не хотел быть тенью. Но я не знал, как иначе. В этом мире, где всё размыто, как в облаке, где воспоминания больше не имеют формы, я остался один. С этим миром и с собой.

 

И тогда я понял, что пришёл момент, когда мне нужно было наконец отпустить. Отпустить её, отпустить это разрушение внутри себя. Но как это сделать, если ты сам не знаешь, кто ты без этого?

 

И вот, я решил сделать первый шаг. Но как это бывает, этот шаг был не вперед, а назад — я снова выпил, снова в поисках забытья. Но в этот раз, когда я закрыл глаза, я ощутил странное ощущение — как если бы я стал свидетелем собственного падения, как если бы я видел, как изнутри меня вырывается что-то большее.