Зёрна. Притчи
2.Молитва
Однажды Всевышний, умилившись строкой из книги древнего мудреца, решил воскресить его, подарив ещё один день жизни на земле. И вот мудрец выпал из цепких орлиных когтей вездесущей смерти и снова ожил. Широко открыв глаза, которые видели блистающие надзвёздные миры, он, как дитя, удивлялся переменам, что произошли на земле за много веков. В небе гудели невиданные крылатые машины, по прямым дорогам,широкими серыми лентами уходившими вдаль,мчались бесчисленные железные повозки. В полях не было усердных работников, там тоже блестели стеклом и металлом создания рук человеческих, удобряя землю, ухаживая за посевами. И всё это гудело, стонало, визжало, фыркало моторами, окатывало клубами дыма. Не было вокруг благостной тишины - не было тишины и в душе мудреца, тревожное смятение овладело им,идущим наугад по дороге.
И вот наконец в полуденном тумане показался какой-то город, и мудрец заспешил к нему, чтобы поговорить с людьми, посмотреть им в глаза и понять, какие они.
Подойдя к окраинам, он очутился в тенистом прохладном саду и был весьма этому рад, потому что старые кости его ныли от долгого пути и солнце обожгло ему лицо и руки. Он сел на траву, прислонившись к большому дереву, смежил очи и облизал сухие губы.
- Не хотите ли родниковой воды, дедушка? - произнёс свежий грудной голос.
Старик открыл глаза. Над ним склонилась женщина в полном расцвете своей молодой женской поры. Нет, по канонам красоты времён его молодости её нельзя было назвать красавицей: тогда ценилась жгучая, едкая красота, бьющая в самое сердце, сражающая наповал. А у незнакомки бледно-золотистый овал лица изумлял чистотой линий, большие серые глаза смотрели открыто и чуть задумчиво, склад губ был кроток, как у ребёнка. Она напомнила мудрецу нежные вздохи утренней пастушеской свирели, и сердце его смягчилось, а смутная тревога ушла. Он принял из её рук флягу с водой, вдоволь напился и даже смыл дорожную пыль, осевшую на морщины.
- Кто ты, дитя? - спросил странник.
- Жена сторожа, мы живём поблизости, - ответила она. - Пойдёмте к нам, дедушка. Я накормлю вас, и вы отдохнёте на кровати в тишине и покое.
Женщина бережно взяла старца под руку и привела в небольшой домик, стоявший за садом. Поев горячего, мудрец блаженно прикорнул щекой к подушке и уснул.
Когда он очнулся, молодица принесла ему душистый чай с мягким хлебом и свежим маслом, одела его в старую, но чистую рубаху мужа, и старец, принимая её заботу, умилялся её чистосердечной доброте.
- Блаженны стократ твои отец и мать, вырастившие такую дочь. Кто они? - спросил он, улыбаясь в седую бороду.
Вдруг молодка произнесла имя его рода! Мудрец и забыл о нём за долгие века, потому что в лучезарных мирах, где он пребывал в посмертии, нет никаких имён.
- Моё потомство чисто, как горная роса! - воскликнул он и, упав на старые колени, горячо молился и плакал, благодаря Промысл Божий.
Но молитву его прервали чьи-то неровные шаги. Старик поднял голову. К женщине, тяжело хромая, подошёл мальчик лет семи. Он, широко улыбаясь, протягивал ей на узенькой ладони взъерошенного птенчика, видимо, выпавшего из гнезда. Одна нога мальчика была здоровая, а другая ссохшаяся, больная. И видно было, как здоровой ноге-непоседе хочется бегать и прыгать, а больная её не пускает. Мальчик засмеялся, быстро залепетал, и старик понял, что он косноязычен. Так шумит ранней весной ручеёк, когда он полон талой водой, но никто не понимает говора его волн. Однако мать всё понимала и любовно гладила малыша по коротко стриженной головке. Заметив старца, мальчик застенчиво потупил чистые глаза, так похожие на материнские, и спрятался за её спину.
- Это мой сынок, - сказала она, и мудрец услышал в голосе матери и гордость, и боль, и вызов.
Тогда он снова склонил дрожащие колени, молясь ещё горячее, ещё преданнее изливая благодарность:
- Воистину милостив Господь мой, устранивший от меня и потомства моего самодовольство благополучия, жестокость ничем не омрачённого счастья!
