Гербера
В фельдшерский пункт на краю села вбежала запыхавшаяся пухлая, но симпатичная девушка. Полуденную духоту и сладкую дрёму фельдшера Никифора на топчане нарушило громкое топанье и шумное дыхание молодухи.
- Бяда, Силыч! Ой, Бяда! - гаркнула в дверном проёме почтальонша Глафира.
Пожилой фельдшер, до этого мирно почивавший на кушетке, вздрогнул всем телом от неожиданности, и словно бес, окроплённый святой водицей на Пасху, хаотично замахал руками в воздухе.
Медленно возвращаясь из сна в реальность, он недовольно прошепелявил: - Чефо орёфь, оглафенная?!
Обозрев свои руки в воздухе, фельдшер быстро заложил их под голову. Осознав всю нелепость своего положения, старик сделал несколько смешных движений ногами и руками слабо напоминающие физкультурную разминку.
- Ну чего разлёгся-то, как дед на завалинке? Человека спасать нужно! Слыхал меня, аль нет?
- Челофека? - задумчиво переспросил старик.
- Челофека зафсегда спасти можно. Я окурат для этого тут и постафлен, фтоб спасать разного рода дурней и дур.
Блуждающая во рту фельдшера вставная челюсть нисколько не мешала Никифору Силантьевичу дискутировать с односельчанами по любому поводу. У почтальона Глаши Науменко была своя неподражаемая реакция на обстоятельства, поэтому её и без того крупные глаза на розовой симпатичной мордашке округлились в немом вопросе. Конечно, возразить старику супротив "дураков" и особенно "дур" нужно было, но сухость во рту переключило её внимание к прозрачному графину на столе у окна. Схватив графин, почтальонша, запрокинув голову, обливая пышное декольте, сделала несколько больших глотков.
- Не замай, не замай! - громко и жалостливо прикрикнул на девушку старик, вскакивая с лежанки.
- У меня тут фсё стерильно же! Фот бестия!
Еле слышно кряхтя, он спустил суховатые конечности с топчана, медленно нащупывая на деревяном полу мягкие тапочки.
Глафира, позабыв про скорые девичьи эмоции, с укором уставилась на фельдшера.
- Я говорю, что человека спасать нужно, а он тапки надёвывает... В тапках что ли побежишь?!
- Не фуми, дурында! Толком же не можешь объяснить что слуфилось... Чефо бочку катифь на медицинского работника?
Глафира с досадой громко выдохнула, затем подтянула лямку девичьего "неудобства" через глубокий вырез на платье.
- Нетуть времени, Силыч. Айда, говорю со мной! По дороге всё расскажу.
Пожилой медик не стал перечить распаренной девке, понимая, что нет особого толку допытывать взбудораженную почтальоншу. Слегка ускорив движения, он пошаркал к дальней стойке с лекарствами, за которой хранил свой заветный чемоданчик для крайних сельских нужд.
Шли они довольно быстро - на сколько позволяла стариковская медлительность фельдшера и девичий напор. Самой короткой дорогой через заросли лебеды они пробирались к крайнему дому на селе.
На узкой и едва заметной тропинке Глаша всё же попыталась донести до медика пикантную суть произошедшего и неотложного спасения.
- Понимаешь, Никифор Силыч, слухи то разные на селе ходят... Я же почту всем ношу, многого наслухалась от сплетников.
Фельдшер всю дорого еле-слышно пыхтел, стараясь внимательно слушать россказни деревенской "сороки".
Тем временем Глаша продолжала свой рассказ.
- Всё село знает, что Прохор, кузнец наш, отродясь женщин не жаловал. Ну, сломалось что-то у него там... Говорят, что по дурости. А там, кто его знает? Мож, врут, а может, сглазил кто... А мож, и порчу кто навёл за грехи. В общем "стойкий оловянный солдатик" заснул крепким сном.
Пожилой медик остановился на секунду, предвещая розыгрыш или ещё какую-либо глупость от сплетницы.
- Чего встал-то? Пошли скорее! Да не шутую я. Правду говорю. Вот те крест! Она быстро пробежалась крёстным знамением со лба до живота, колыхнув пышной грудью.
- Не понял что-ли? Я говорю: "писюн", или как вы там енто хозяйство называете? Не работает с молодости у него.
А сегодня газеты ему несу, а кликнула его, а он у забора соседки бабы Дуси стоит. Стоит, словно приклеил кто. Стоит не шалохнется и только жалобно так воет. Ну как пёс твой у хаты, когда голодный.
Я к нему... Мож, паралич или инсульт, а мож, ащо чё... Всё же бывает - жара то какая сегодня. А баба Дуся меня услыхала, да как заорёт благим матом... На меня в щёлку забора смотрит и кричит, чтоб я срамника-то и похабника, от забора оттащила. Мол, не могёт она цельные два часа ужо пялиться на ентот сморчок в заборе, который в аккурат над её любимой клумбой с Герберой.
- Фот дура-то! — не сдержался старый фельдшер, дослушав рассказ.
- Эрекцию фто ли никогда не видели?
Узрев обессилившего у забора незадачливого шутника, Силыч поставил свой чемоданчик на землю.
- Тащи фоду с колодца, да побыстрее! — прикрикнул он на почтальоншу, которая стыдливо прикрывала рот пухлыми ладошками.
Чертыхаясь, фельдшер осторожно подошёл к страдальцу и присел на корточки для ознакомления.
Из-за забора послышалось ворчание старухи: «Сылыч, ты что ли?
- Я, конефно, кто фе ещё... — отозвался фельдшер.
- И зачем мне на старости лет такой позор? — запричитала баба Дуня.
- Не фолнуйся, бабка, сейчас избафлю тебя от фсех грехоф! Открой калитку лучше. Через тебя дейстфофать будем! Заодно и цфеты тебе полью. С этой стороны забора мне не подобраться.
- Стой смирно, дурень! И не смей дёргаться тут мне — обратился к Прохору, теряющего силы, совесть и терпение.
- Глафира, придержифай жеребца-то, - приняв ведро из рук вернувшейся почтальонши, сказал Силыч.
Глафира нежно прижала кузнеца к забору двумя руками, едва сдерживая смех.
Через минуту в огороде послышался голос сельского фельдшера: - Ого, какая крафота тут у тебя, Дуня! Мофет, так и остафим — этот натюрморт?
- Лей, давай,старый дурак! — сквозь смех ответила соседка.
