А под нимбом твои глаза

Ты покрасилась в рыжий, но как ты была бесстыжей,

Так и осталась, лишь взгляд теперь не скользит мой ниже.

Честно, а не по приколу, он прикован теперь к ореолу

Из пламени жгучего на твоей голове.

Глаза голубые дурманят, и редко, но метко ранят,

Пока ты лежишь на диване, или прячешся в ванне.

Пока ты исчезла где-то, от твоего яркого света

Я по крупицам рассыплюсь и расстворюсь в вине.

На дне, среди тысяч заблудших душ, там, где льется бодрящий душ,

Где ломаются мысли об скалы твоей бесконечной нежности,

Я бродил, терял и искал, все не в силах найти свой причал,

Что бы меня он привел через тернии к безмятежности.

И вдруг солнечный круг прорезал полотно туч,

Роняя на выжженный лес лучшее из чудес, свой луч,

А под нимбом - твои глаза, что горят, как в ночи звезда,

И вода льется вверх, а дождь мягок, как никогда.

В сердцах мириады замков, но есть единственный ключ,

Тот, что сейчас скользит через полотнище туч.

Спустись же за мною скорее. Меня ты спаси, я молю.

Я ближе хочу быть к марту, а не бездушному январю.

Ты покрасилась в рыжий, и это, бесспорно, прекрасно,

Но сейчас просто находиться с тобой рядом опасно.

Да, ты залечила душу и прогнала мою грусть,

Но как бы я не бежал, сгорая, к тебе все равно вернусь.

Тропинками к дому легли мои самые лучшие дни,

А вечера вплелись в косы ночные заочно.

Досрочно прошу я простить, но снова мне снятся они:

Твои голубые глаза бьют в сердце, быть может, нарочно.

По каплям стекая с щек, нервы ударят в висок.

Последний патрон и щелчок. Льется томатный сок.

А под нимбом - твои глаза, что горят, как в ночи звезда,

И вода льется вверх, а дождь мягок, как никогда.