НЕУБИТЫЙ...

Снова к вечеру небо окрасилось маковым цветом,

будто кровью погибших солдат заняли'сь облака.

Я стою, потрясённый, но слёзы не льются при этом –

видно, сердце скорбит, но не верит в реальность пока.

 

Смотрит чёрной дырой, как раскрытая пасть, люк открытый –

танк истерзанным зверем застыл после тяжкой борьбы.

Фил убит... и Вано рядом с танком свалился, убитый... –

жив лишь я... уцелев под щитом материнской мольбы.

 

Так случилось: я в лес удалился в скупой передышке,

слышу – стрёкот вверху: приближается вражеский дрон.

В подсознанье моём – в виде яркой взрывной фотовспышки –

поворотный отсчёт: танкобой, танкоход, танкодром...

 

Я живой! Но к чему мне теперь этот щедрый подарок,

если сердце от боли корёжится, как на огне!?

Дальше в танке другом тяжкий путь я пройду без помарок,

но теперь за троих землю нашу отстаивать мне.

 

Снова ринусь в атаку сквозь грохот и залпов раскаты,

зубы стиснув, свалю на врага сокрушительный груз.

Знаю, ангелы рядом – меня бережёте, ребята,

я с врагами за вас расквитаюсь, братишки, – клянусь!

 

...Будет утро Победы и ясное небо в алмазах,

и родных безутешных объятья, огня горячей.

Мы увидимся, братья, сойдёмся, как прежде, все сразу

и, слезу утирая, помянем погибших друзей.

 

Улыбнётся мне Фил, на Киркорова чем-то похожий,

а Вано еле слышно затянет свою «Сулико»,

а потом скажет так, что озноб пробежится по коже:

«Я живу в небесах, это, в общем, не так далеко...»

 

...А злодейка-война, подражая взбешённой собаке,

собирать продолжает добычу кровавых даров.

Потому в шлемофоне бесстрашно бросаюсь в атаку,

не один – за троих – я крушу ненавистных врагов.

 

Снова стонет земля и надрывно рыдает тревога,

вновь ракетный каскад разрывает ночной небосвод.

Верю, враг будет сломлен, и волей Всесильного Б-га

над землёй горемычной победное утро взойдёт!