Сборник стихов Души лимонное гофре
ТЫ СНИЗОШЛА ВЕНЦОМ ФАНТАЗИЙ...
Ты снизошла венцом фантазий,
Строкою завтрашних стихов –
Как взор чарующий оазис
Среди бескрайности песков.
Явилась мне небес наградой,
Обожествленная красой,
С росою утреннего сада,
С глотком прохлады в тяжкий зной.
Втекла ручья струею свежей
Как дух, как вечный абсолют,
Преобразив улыбкой нежной
Души беспечной неуют.
В соединении незримом
Без лишних слов и суеты
Мы стали вдруг неповторимым
Великим целым – я и ты.
И пусть покажется не новым
Один, приставленный к нулю,
Но десять букв дают три слова –
Заветных: Я ТЕБЯ ЛЮБЛЮ.
ДУШИ ЛИМОННОЕ ГОФРЕ
Как много к памяти вопросов.
Бегу от жизненных засад
Туда, где пруд – седой философ
И шаловливый летний сад.
Туда, где лотос белоснежный
Пьянит божественным амбре,
А гладиолус, тонкий, нежный,
Одет в лимонное гофре.
Где в легком розовом виссоне,
Купаясь в солнечной любви,
Пионы в сладостной истоме
С мольбой к прохожему: – Сорви.
Где мы с тобой – какое лето! –
В резной беседке у пруда;
Где ты, в объятиях поэта,
Дрожа, в ответ прошепчешь: – Да!
Конечно, да! А как иначе?
Рука на девичьем плече...
Когда судьбою счет оплачен,
Не надо спрашивать: зачем?
Как много к памяти вопросов...
Любви несбывшейся – виват!
Я ныне зрел, как пруд-философ,
Но вот душой, что летний сад.
В ней живы лотос белоснежный
С его божественным амбре
И гладиолус, тонкий, нежный,
В лимонном девственном гофре.
И ГДЕ ОНА СЕЙЧАС...
И где она сейчас, мне это неизвестно.
Не верю, что забыт я ею насовсем.
Мне вспомнился поэт с его известной песней
И той, еще одной, в которой про «07».
Попробуй догони, когда неуловима,
В руках не удержать: не женщина – огонь.
Вчера еще с мадам сидели у камина,
И я ей целовал горячую ладонь.
Все дальше от меня, а мне хотелось ближе.
Ищи теперь следы в мельканье городов.
С утра еще со мной, а вечером – в Париже,
Потом – Марсель, Белград, Берлин и Дюссельдорф.
К душе ее пока не подберу пароля.
Такая вот любовь в несхожести стихий.
Неуловимой быть – моей беглянки доля,
А мой удел – сидеть, слагать о ней стихи.
Надеюсь, Дюссельдорф не дальше, чем Курилы.
Все жду ее звонка, и смутно на душе.
Но вот он, наконец: – В Женеве. Здравствуй, милый.
Ты как? И я люблю. Соскучилась уже.
ВОН ТАМ, В САДУ, ВЧЕРА, ВО ВТОРНИК...
Вон там, в саду, вчера, во вторник,
Я перестал быть с Вами строг.
Во мне теперь живет садовник
И даже, кажется, пророк.
Росой, стекающей по стеблю,
Вяжу пророческую нить,
Которой нас, и с небом землю,
Могу уже соединить.
Мой долг – служить прекрасным розам
И видеть вечное в простом,
А Ваш – лететь к высоким звездам,
Но... под моей любви зонтом.
Я НЕ СЛУЖАНКА – ХОЗЯЙКА...
Я не служанка – хозяйка,
Холод и пламя огня.
Сам же подчас негодяйкой
Ты называешь меня.
Да, я не женщина-праздник –
Неба пера острие.
Здравствуй, мой милый избранник!
Я – вдохновенье твое.
А ЗА ОКНОМ РЕЗВИТСЯ ОСЕНЬ...
А за окном резвится осень
Под скрип ночного фонаря...
О Вас бы мне не думать вовсе,
Терзая душу: зря... не зря...
Не зря. В себе смиряя ропот,
Учусь с потерей быть добрей.
Ошибки складывая в опыт,
Я снова делаюсь мудрей.
Минует всё. Прошло же лето.
Всему свой срок и свой черед.
Вот так однажды незаметно
И грусть с души моей сойдет.
Судьбе отдавшись на поруки,
Я познаю науку жить.
Трудней всего – какие муки! –
Та часть, где нужно Вас забыть.
ПЕРЧАТКА
Былой любви хмельная чаша
Испита нами. Все прошло.
Передо мной перчатка Ваша,
Она еще хранит тепло
От длинных пальчиков креолки
(Так называл тогда я Вас) –
Игривых, ласковых и тонких,
Перецелованных не раз;
Но эти пальчики шалуньи,
Нежны, податливы, мягки,
В часы ночные полнолуний
Вдруг обнажали коготки.
Вот где таился дух Кон-Тики –
Владыки ветра и дождя.
Ах, эти лапки кошки дикой!
Их долго буду помнить я.
До сей поры их отпечатки
Хранит моя худая грудь.
Вот позвоню – и Вам перчатку
Верну при встрече как-нибудь.
МАДАМ, КАКИЕ ТАМ ДЕЛА...
– Мадам, какие там дела...
А осень все-таки пройдоха:
И развела, и вновь свела.
Но вот без Вас мне было плохо.
– А мы с тобою дураки:
Порой глУхи, порою слЕпы...
– Расстались чувствам вопреки,
И как-то глупо и нелепо.
– Вчера еще «мила» и «мил»,
– И ты любил, и я любила...
Скажи, а ты меня простил?
Сама-то я давно простила.
– Не будем тратить много слов.
Ведь Вам, такой невыносимой,
Я всё всегда простить готов,
И лишь «прощай» сказать не в силах.
НОЧЬ
То ли мудрая невестка,
То ли чья-то злая дочь,
От трагедий до бурлеска –
Всё в себе вмещает ночь.
Время сна и откровений –
То покой, то в сердце дрожь.
Час любви и преступлений.
Тихо! Лиха не тревожь!
Звезды – осами нависли,
Лунный круг – что колесо.
Не с тобой, и всё же в мыслях
Стерегу твой хрупкий сон.
Спи спокойно и не бойся.
Свет – в раю, а тьма – в аду.
Бойся, если на ночь в гости
Я разбойницей приду.
НА ВАШ ПОРТРЕТ В РЕЗНОМ БАГЕТЕ...
На Ваш портрет в резном багете
Я снова пристально гляжу
И даму в бархатном берете
Неотразимой нахожу.
И пусть все то, что за плечами,
Подчас еще тревожит пульс,
Но нет во мне уже печали –
Лишь поэтическая грусть.
Как нет ни гнева, ни упреков,
Ни зла, ни внутренней борьбы,
И лишь когда мне одиноко,
Всплывает в мыслях «если бы...»
Вот если б нам назло разлуке
Непониманье одолеть
И, протянув друг другу руки,
Любовью вновь переболеть.
И ею снова отогреться.
Забыв, что было сгоряча,
Перестучать биенье сердца
И крик души перекричать.
Однако... хрупкие надежды –
В реке вчерашняя вода,
А все, что мы считаем прежним,
Не будет тем же никогда.
Желаю Вам всей грустью светлой,
К лицу Вам бархатный берет,
Неотразимости портретной
Еще на много–много лет.
ДАНАЯ
Звал тебя я когда-то Данаей* –
Девой грез «золотого дождя».
Отчего ты теперь ледяная,
И не трогают розы тебя?
Отчего нарочито сердита,
И зачем-то отводишь глаза,
Словно к сердцу Данаи привита
Скрытно чья-то чужая лоза?
Неужели разрушили Трою?
Впрочем, это понятно без слов.
Я, во всем соглашаясь с тобою,
Был и к этой развязке готов.
Кто твой новый садовник, не знаю,
Ты теперь на другом берегу.
Но одно – оставаться друзьями
Я принять, извини, не могу.
Что добавить Данае из мифов?
Покоряясь злодейке судьбе,
Называть тебя мраморной нимфой
Не могу я позволить себе.
За финал! И за вечер прощальный!
Выпьем, раз уж налито вино.
Я не рыцарь, но образ печальный
Видно, мне воспевать суждено.
Улыбнись. За тебя я спокоен.
За начало! Не будем грустить.
Пусть садовник твой будет достоин
Твоего позволенья любить.
Осень, осень... Как с нею непросто...
В душу сырость крадется тайком,
А за дверью, без лишних вопросов,
Плачет дождь – и я знаю, о ком.
*Даная – в древнегреческой мифологии дочь Акрисия, царя Аргосского, и Евридики, мать Персея.
Ее отцу было предсказано, что он будет убит сыном своей дочери, поэтому он заключил Данаю
в подземный медный дом и приставил к ней служанку. Зевс, пленившись красотой узницы,
проник к ней в виде Золотого дождя и оплодотворил её, у неё родился сын Персей.
ПЫЛАЕТ НОЧЬ, ЧАСЫ ЕЕ ЖЕСТОКИ...
Пылает ночь, часы ее жестоки,
Уносит дым счастливое вчера.
Печаль души спешит улечься в строки,
Бальзам и яд – на кончике пера.
Любовь и смерть – остры шипы у розы.
Сердечный стон – сочится струйкой кровь.
Любовь и жизнь – пленительные грёзы.
Крадется день – и в чудо веришь вновь.
А ПОМНИШЬ ЯПОНСКИЕ ВИШНИ...
А помнишь японские вишни,
В цвету ботанический сад?
Нас вел за собою Всевышний
Сквозь розовый их звездопад.
Нам многие тайны открыла
В пути лепестковая рать.
И были подарены крылья,
Чтоб мы научились летать.
Летели сквозь тучи улыбок,
Целуясь у всех на виду,
И только японские рыбки
О чем–то шептались в пруду.
Но рыбки печальную тайну
Открыть нам тогда не могли,
И вскоре обидой случайной
Мы крылья с тобою обожгли.
А следом за светлой мечтою
Ушла в суете благодать –
И как-то порой ледяною
Мы вдруг разучились летать.
К СОЖАЛЕНЬЮ, ТОГО, ЧТО СЛУЧИЛОСЬ ВЧЕРА...
К сожаленью, того, что случилось вчера,
Не дано нам сегодня отсрочить.
Мы расстались – и снова длинны вечера,
И безумно медлительны ночи.
Мы друг другу теперь и не враг, и не друг.
Как упрек твой портрет в изголовье.
Наше ложе любви стало местом для мук,
Где царит лишь безмолвие злое.
Лист осины мне корчит гримасы в стекло,
На часах – бесконечные восемь.
– Ваше время любить в этот час истекло, –
Заключила пророчица осень.
– Видно, осень гадалка на картах таро,
Раз такое могла напророчить!
Скоро ночи, – ворча, написало перо, –
Станут вновь и быстрей, и короче.
РОМАНС
Утихла боль от злой прощальной фразы,
С упрямых губ в сердцах слетевшей вдруг.
Сухая роза в тонкой длинной вазе
Еще хранит тепло от Ваших рук.
На чьей груди сегодня Ваши слезы?
На чьем плече покоится печаль?
Кто б ни был он, пусть Вам он дарит розы
И не обидит словом невзначай.
Грядущий день сокрыт завесой тайной.
Былой любви мосты разведены,
Но если я приду в Ваш сон случайно,
Вы не ищите в том моей вины.
ВИНИТЬ СУДЬБУ, МЫ С ВАМИ, ДРУГ, НЕ ВПРАВЕ...
Винить судьбу мы с Вами, друг, не вправе,
Нам не дано вчерашнее менять.
С портретика в серебряной оправе
Вы до сих пор глядите на меня.
Наш срок, увы, давно в объятьях ретро.
Ласкает сад любви чертополох.
И часто мне за сотни километров
Ночами слышен Ваш тяжелый вздох.
Былые дни в минуты сожалений
Покажутся вдруг нынешних милей,
Но... признаешь в минуты вдохновенья:
Есть срок любви, есть срок писать о ней.
МУЗА
Не зови меня нахалкой,
Не служанка за гроши.
Мой обет – следить весталкой*
За огнем твоей души.
Нет, не стерва я, а жрица,
Выше, может быть, цариц.
Пожелаешь поклониться,
Выдам несколько страниц.
Негодяйка?! Что ж, не ново.
Приберечь бы для мегер.
Но не их, моих два слова
Принимают за шедевр.
Станешь снова звать блудливой,
Я нарушу свой обет –
И тогда в тебе, мой милый,
Навсегда погиб поэт.
*ВЕСТАЛКА – в Древнем Риме жрица Весты, давшая обет целомудрия;
хранительница огня в храме.
ГЛИНА С РЕБРОМ
Я – твой господин, Богом взятый из глины,
Тобою назначен на должность пажа.
Мы плотью и духом с тобою едины,
Рабыня моя, ты моя госпожа.
Я – твой властелин, ты – моя королева,
Одна на двоих у супругов стезя.
Где было бы «право» в отсутствие «лево»?
И как беззащитен король без ферзя.
Ты – Ева, жена, ты прекрасная дама,
Я – муж твой, и в даму влюбленный Адам.
И пусть между нами извечная драма,
Но даму свою никому не отдам.
Слуга – госпоже, господину – служанка,
Слабы и сильны в положеньи любом,
На ткани семьи то лицо, то изнанка,
В единстве несходные – глина с ребром.
КОГДА ОДИН В НОЧИ БЕССОННОЙ...
Когда один в ночи бессонной
Дорожкой лунною брожу,
Пустой надеждой утомленный,
Тебя на ней не нахожу.
Уснуть скорее... Что за мука!
Тиски разлуки всё тесней.
С тобою, милая подруга,
Хочу увидеться во сне.
Мелькнет случайно в желтом свете
Твоей фигурки силуэт,
Но вдруг повеет лунный ветер
И силуэт сведет на нет.
И вновь вдали возникнет образ.
Во сне ли это, наяву?
– Постой!
Но ты шагаешь в пропасть.
Напрасно я тебя зову.
Зачем-то с тем же неуспехом
Кричу тебе я вслед:
– Замри!
– Замри... замри... вернется эхом.
Скорей дождаться бы зари.
Но наконец властитель некий,
Он будто где-то рядом был.
Набросил черный плед на веки –
И тотчас лунный свет закрыл.
Уснуть... Какое наслажденье...
Я уходил в ночной покой...
Но чье-то вдруг прикосновенье
Я ощутил своей щекой.
Едва успел в испуге диком
Я приоткрыть глаза на миг –
А надо мною в лунных бликах
Твой улыбающийся лик.
– Откуда ты? И ты ли это?
– Тебе привиделось. Молчи.
Как я проникла? Прошлым летом
Мне сам вторые дал ключи.
ВОТ ЕСЛИ Б ВЫ, ВОТ ЕСЛИ МНЕ БЫ...
Вот если б Вы, вот если мне бы...
Но что теперь найдешь в золе?
Вас приучал быть ближе к небу,
Меня Вы – ближе быть к земле.
Кому, скажите, станет в радость
Играть несвойственную роль?
Любовь – не то, что показалось,
В ней верность, жертвенность и боль.
Однако, истины безбрежность
Не терпит грани и межи:
Вас не моя прельстила нежность –
Вас грубый мир обворожил.
В КАКИХ НЕЛАСКОВЫХ ЛЕСАХ...
В каких неласковых лесах
Душа сумела заблудиться?
В твоих нефритовых глазах
Я вижу раненую птицу.
Какой злодей и душегуб
Держал тебя в глухой неволе?
Атлас когда-то сладких губ
Имеет горький привкус соли.
Что за колдун, очаровав,
Преобразил тебя в другую,
На сердце, жаркое вчера,
Надел кольчугу ледяную?
И кто взрастил в тебе недуг –
В тебе, душою нежной, тонкой?
Ведь ты не сразу стала вдруг
Жестокой дикой амазонкой.
Как ты устала от потерь.
Кого ж в лесу ты повстречала?
Что делать мне с тобой теперь? –
Вновь прививать любовь сначала.
Пускай она своим ручьем
Расправит губ твоих морщинки.
Нам предстоит уже вдвоем
Искать в твоем лесу тропинки,
Ведущих в свет из царства мглы,
Где для души иные краски;
Где ночи звездны, дни светлы
И где живут добро и ласка.
Туда, туда, в наш дивный сад,
Где вишни с персиками зреют,
И где, как много лет назад,
Тебя любовью отогрею.
ВЫ ПО-ПРЕЖНЕМУ КРАСИВЫ...
– Вы по-прежнему красивы.
Как Вы жили без меня?
– С дубом – ивой,
Не любя.
– Дуб, я слышал, был гусаром,
А гусарам – черт не брат.
– Был он старым,
Но богат.
– Отчего с его богатством
Вы ужиться не смогли?
– Трудно в рабстве
Без любви.
– Жизнь – что зебра: полосата,
Но любить не запретишь.
– Виновата.
Не простишь?
– Вам богатств не обещаю,
Лишь блокнот и карандаш,
Кружку чаю
И шалаш.
В ЧАСЫ ТОМИТЕЛЬНЫЕ БДЕНИЙ...
В часы томительные бдений
Привык, и, видно, неспроста,
Делиться горечью сомнений
Я с гладью писчего листа.
Читатель мой, конечно, вправе
Задать вопрос мне: а зачем?
Отвечу: – Я луной отравлен,
И парадоксами дилемм.
Луна ж с лицом девиц кабуки
Мне из небесной тишины:
– Устал от долгих лет разлуки,
Но много ль в ней твоей вины?
И жизнь свою не делай горше,
Твердя: страдают от любви.
От нелюбви страдают больше.
Смирись и звезды не гневи.
Когда лелеешь, а не губишь
Сердец связующую нить,
Судьбу того, кого ты любишь,
Во всем обязан разделить.
А гордость с глупостью, мой милый,
Как их пером ни опиши, –
Две разрушительные силы
И для любви, и для души.
Прости свою ночную гостью,
За то, что в выводах строга:
Пред тем, кому не дорог вовсе,
Не рассыпают жемчуга.
И раз над прошлым ты не властен,
Махни ему рукою вслед.
– Всё. Убедила. Я согласен,
Во мне уже сомнений нет.
И не желая – либо-либо –
Напрасно сердца бередить,
Из трех дилемм свой сделал выбор:
И быть, и верить, и любить.
НЕ ЛЮБИ МЕНЯ...
Волос – мягкий и волнистый,
Чист лицом, душой не груб...
Ты мне, милый, ненавистен
Оттого, что сердцу люб!
Но не вздумай, друг наивный,
Прививать мою лозу.
Не возьму тебя я в ливень!
Не пойду с тобой в грозу!
Ты – иди дорожкой звездной.
Не люби меня, молю.
Брось меня, пока не поздно,
Зацелую – погублю!
КОГДА Б НИ ВАС СЕГОДНЯ НЕЖИЛ...
Когда б ни Вас сегодня нежил,
Опять бы думал: что за жизнь!
Совру, сказав без Вас я нЕ жил,
Но признаюсь, что скверно жил.
Счастливых глаз немного в свете,
Где душ намного меньше тел.
Теперь, когда Вас снова встретил,
Я вдруг опять помолодел.
Скорей сбежим от прежней грусти!
А Вы по-прежнему свежи!
Не знаю, сколько нам отпустят,
Во мне теперь желанье жить.
Где чувств не выразить словами,
Спешит сказать влюбленный взгляд.
О, как же я отравлен Вами!
Но как живителен Ваш яд!
НЕ УЗНАЛ. ПРОЖИВЕТ СТО ЛЕТ...
Не узнал. Проживет сто лет.
Не судьба – а каленый стержень.
Ничего в ней от дамы прежней,
И меня среди прежних нет.
Колкий взгляд – что шипы с куста
Диких роз. Не слова – а плети.
Вкус свинца на губах миледи –
Не жасмин на родных устах.
Не к лицу ей двуострый меч.
У миледи, похоже, нервы.
Как ей шел поясок Венеры
С блеском глаз от счастливых встреч!
Жизнь, мадам, без любви – обман,
Не сдержать ее скорый поезд.
Вслед ему напишите повесть.
Я же – Вам посвящу роман.
КОГДА-ТО ЛАСКОВЫЕ РУКИ...
Когда–то ласковые руки
Сегодня странно холодны.
Теперь за много лет разлуки
Придется спрашивать с луны.
– Прости, но срок любви просрочен, –
Сказала с каменным лицом
И положила следом молча
На стол венчальное кольцо.
А в поцелуе неохотном –
Уступке чувствам лучших лет –
Звучал вердикт бесповоротный:
Вернуть любовь надежды нет.
– Опять меняем быль на небыль?
– Увы, прошла. Мне очень жаль.
Добавить вслух про это мне бы,
Но лишь подумал: – А была ль?
С КАМИННОЙ ПОЛКИ МНОГО ЛЕТ...
С каминной полки много лет
Печально и внимательно
Следит за мною наш портрет –
В изящной рамке – свадебный.
И обручальное кольцо
С иконами венчальными –
Большой вины перед Творцом
Свидетели печальные.
Душа вопит: выходит, зря,
Смиренные и скромные,
Стояли мы у алтаря
Под царскими коронами?
Что ж, пусть порадуется зверь:
Ему любовь доверили.
Терпеть с тобою нам теперь
Страдания с потерями.
Легко сменили «да» на «нет» –
В непостоянстве странные –
Вчера дававшие обет
Сегодня – нежеланные.
Душа пред Богом в неглиже.
На жизнь свою не жалуйся,
Твердить бессмысленно душе:
Прости меня, пожалуйста.
Ответит: – Это не ко мне.
Не тратьте время попусту.
С меня достаточно камней.
Скажите это Господу.
ТЫ ВЗГЛЯНУЛА НА МЕНЯ...
Ты взглянула на меня
Точно так, как в первый раз:
Поражая, что змея,
Острием зеленых глаз.
Колдовская пелена
С чуть заметной желтизной.
В чаше губ глоток вина,
Столь желанный в летний зной.
Прошлых лет не вороша –
Лишь нелепое «прости...», –
Потекла к душе душа,
Все прощая на пути.
А с зарею – холодна,
В чаше губ – морская соль.
Был тобой испит до дна
Я в отместку за любовь.
Что НИ СКАЖУ, УВЫ, НЕ МАСТЕР...
Что ни скажу, увы, – не Мастер:
Все будто то же и избито,
Но не убить в себе – не властен –
Очарованье Маргаритой.
Претерпевая боль разлуки,
Себя несущая как жертву,
Любовь, способная на муки,
Пройдет и ад – она бессмертна.
И потому–то очень грустно,
Мне оттого, что в час суровый
Нести как флаг большое чувство
С тобой мы не были готовы.
Я ныне всё приму смиренно.
Судить – на то есть суд высокий,
А мне, как прежде, – вдохновенно
Писать о нежных чувствах строки.
Пускай же светлая любовь,
Душе позволив отогреться,
Без спросу, в возрасте любом,
И твоего коснется сердца.
Лишь не хочу, чтоб раз за разом –
Прости, я болен Маргаритой, –
Ты в ней была избитой фразой
Иль стала снова картой битой.
А ей, моей прекрасной даме
Из всем известного романа,
Давно готово место в раме –
В одном ряду с другой – Татьяной.
НА СВЕТЕ, В СУЩНОСТИ, ТАК МАЛО...
Сюжеты пошлого романа
Не стоят свеч.
«На свете, в сущности, так мало
Счастливых встреч».*
Едва ль найдешь с любовью сходство
В среде безумств,
Где нет былого благородства
И светлых чувств.
Быть может, в нас сломалось что–то,
Раз в сердце сушь?
Иль облетела позолота
С угасших душ?
Всё ж... без любви, какая жалость,
Мир так нелеп.
Тебе, мне скажут, показалось,
И ты ослеп.
А может, жизни нашей просто
Слабеет нить.
Но... глупо, сетуя на возраст,
Ее винить.
Ведь каждый миг ее, как прежде,
Неповторим.
Благословен, кто сердцем нежен
И кто любим.
«Счастливых встреч...» Пылайте свечи!
Пророчит стих,
Что скоро быть и нашей встрече
Одной из них.
*И. А. Бунин. «В Париже»
ВЧЕРАШНИЙ САД В ТУГИХ ОБЪЯТЬЯХ ПРОЗЫ...
Вчерашний сад в тугих объятьях прозы.
Отговорил гортензий белых куст.
Лишь лепестки теряющие розы
Еще хранят страницы наших чувств.
Осенним днем, холодным и ненастным,
Вслед за строкой, написанной судьбой,
Ушло от нас безоблачное счастье,
А с ним – и страсть, и нежность, и покой.
И как бы это грустно ни звучало,
Себя утешишь правдой мудреца,
Что всякий раз отмечено начало
Печатью неизбежного конца.
Но... дни бегут – опять согласна память
В себе страниц печальных не хранить.
И сердце вновь торопится оттаять,
Способное поверить и любить.
ОСЕННЕЕ ПАННО
Осень... с глаз спадают шоры,
буйный цвет – хмельной кураж...
Плащ бордо, знакомый шорох...
Медь волос – осенний всполох –
Вписан мастером в пейзаж.
Те же поступь, шея, плечи,
тот же – Здравствуй! – жест руки...
– Сколько лет! – Похоже, встречу
нам Октябрь обеспечил
всем невзгодам вопреки.
– Как с тобою в жизни прежней
ни старались жечь мосты,
все ж в тисках забот безбрежных
на свидание надежду
сохранили – я и ты..
– Соглашусь: устали... трудно
жечь мосты и корабли.
– Просто долго почему-то
без любви в режиме бунта
наши души не смогли.
– Слава Богу. Прочь, ненастье!
Быть тому, что суждено.
– Мало времени в запасе.
И меня за дамой, мастер,
Ты впиши в свое панно.
– Посмотри, как мы похожи...
Так... еще мазок... Ликуй!
– Не томи же... дрожь по коже...
Выводи скорей, художник,
Долгожданный поцелуй.
ЧЕРНЫМ ПО БЕЛОМУ
Тропкой прямой, да опять – в круг.
Грезился свет – получил мрак.
Вешай покой на потерь сук,
Люб – если в такт, а не так – враг.
Строки побед – в кривизну рта,
В песнях души – голоса бед,
Тот – да не тот – и тому рад,
Времени «да» – полосу «нет».
Жажду любви – в нелюбви лед,
Истины луч – сквозь тоску лжи,
Каплей смолы с языка – мед –
Чертит на белом углем жизнь.
НЕДОЛГОВЕЧНЫ, ХРУПКИ, ЗЫБКИ...
Недолговечны, хрупки, зыбки
Снежинки, бабочки, мечты...
Любви воздушные мосты
Cродни, увы, хрустальной рыбке.
Скажи, натянешь ли на пяльцы
Пустые грезы, миражи?
А ну снежинку покажи!
Я вижу лишь пыльцу на пальцах.
Постой, не рыбки ли осколки,
Вчера блиставшей красотой?
Ее, ее, не золотой.
Сметай же их скорее с полки!
Оставь наивные попытки
Кормить бумажных журавлей.
А нет, тогда копи убытки,
Чтоб стать с потерями мудрей.
Жаль, мудрость к нам приходит с болью.
Кто там порхает? Махаон?
По мне, пусть он Хамелеон,
Теперь не двину даже бровью.
НЕ ГРУСТИ
Да, боса, а была
броская.
Просто осень – пора
поздняя.
Отчего же глаза грустные?
Седина? – Не права: русые.
Что тебе до судьбы
линии,
Если в сердце твоем –
лилии.
Пусть мадам, но мадам видная
И по мне, что лоза винная.
Красота не сойдет
с осенью.
Не грусти, что листву
сбросила.
И тебе – 100 пишу прописью –
Не увидеть морщин с проседью.
Что до строк, у Творца –
строгие,
У меня же – тебе –
многие.
Эти 100 – не пугать сроками,
А любовь прославлять строками.
СКОРО ОСЕНЬ...
Скоро осень...
Маня пальцем,
Осчастливит
И нас свиданием.
Только нам, затаив дыхание,
Не кружиться в ее танце.
Раньше снились
Вы мне чаще.
Ночь за ночью –
длинней длинного.
Жаль, что нам
и глотка винного
Из осенней не пить чаши.
За любовь! – как всегда, – стоя.
Не скажу, что прошло –
убыло.
Я б желал, чтоб под роз куполом
Было вас – с кем-нибудь –
двое.
Пусть же осень –
ее слово –
Не лишит Вас красы
с прелестью.
Шелком губ и ресниц шелестом –
Восхищать Вам уже
другого.
ВСТРЕЧА
Если б не было резона,
Не случился бы рассказ.
С колокольным перезвоном
Я у храма встретил Вас.
Вы в руке держали астры.
Может, пять, а может, семь.
И по-прежнему прекрасны –
Нам бы так меняться всем.
Та же Вы, и все же новы –
Рай – когда в душе светло, –
А в глазах, вчера свинцовых,
Снова нежность и тепло.
Ваш браслетик на запястье –
Зелень с легкой желтизной.
Ад – тяжелое несчастье,
Если в сердце непокой.
Мы во всем виновны сами.
На мое – в уме – Мадам! –
Вы ответили глазами
И вошли за мною в храм.
Чудно этот мир устроен,
Славен тот, в ком нет обид.
Я за Вас теперь спокоен.
Пусть же Вас Господь хранит.
КАКАЯ СТРАННАЯ ПРОХЛАДА...
Какая странная прохлада.
Какой невыспавшийся день.
Мне никуда спешить не надо
И за перо хвататься лень.
Я полусонными глазами
Гляжу на сад: туман в душе.
И даже чувственный розарий
Меня не трогает уже.
В душе ни радости, ни бунта –
Лишь подозрительный покой.
Все уголки ее как будто
Укрылись пылью вековой.
А вместе с ней молчит и память –
С утра пуста и холодна.
Какой злодей сумел заставить
Ее себя испить до дна?
Больны, наверно. – Непохоже. –
Или устали жить в борьбе.
К другим, скорее, стали строже
И сострадательней к себе.
А может, стали с днем прохладным
(Душа для памяти – что мать),
Одолевая все преграды,
Друг друга лучше понимать.
НЕТ-НЕТ, Я НЕ ПРИВЫК...
Нет–нет, я не привык менять любовь на дружбу.
Дружить со мной, увы, – в душе лелеять стужу.
Под ливнем на ветру свече не разгореться,
И мне не по нутру давать команды сердцу.
Алмаз менять на медь – совсем не мой экзамен:
На Вас привык глядеть влюбленными глазами.
Дружить? Какая блажь! Ловите орхидею.
Привет. С любовью, Ваш... Простите: как умею.
КОНЕЧНО, ГРЕШНИЦА...
Конечно, грешница –
И мне страдать.
Ты не был женщиной –
Тебе не знать.
Да, своевольная,
Не лучше всех,
Но не с тобой ли я
Делила грех?
ВАШ ПОЦЕЛУЙ ПУГАЕТ НЕИЗБЕЖНОСТЬЮ...
Ваш поцелуй пугает неизбежностью.
Порочность губ соперничает с нежностью.
В них верхняя – мятежная извилина,
А нижней – столь пленительная линия.
Сошлись в одно и радость, и страдание,
Валькирии* с Лукрецией* дыхание
И две страны – далекая и ближняя,
Сосновый сок с оливками и вишнями.
На шелке губ оставили отметины
Воинственность с завидной добродетелью.
Пора Вам, видно, в Швецию с Венецией,
Где примирить Валькирию с Лукрецией.
*Валькирия – в скандинавской мифологии дочь славного воина или конунга,
которая реет на крылатом коне над полем битвы и решает, кому из воинов
выжить в битве, а кому погибнуть.
*Лукреция (лат. Lucretia; ум. ок. 510–508 гг. до н.э.) — легендарная римская матрона,
прославившаяся своей красотой и добродетелью.
ЖЕНЩИНА
То раздражительность, то грусть,
То вдруг веселость без причины…
Понять ее я не берусь:
Боюсь пропасть в души пучине.
Да и зачем мне понимать?
Я на другое трачу годы:
Учусь ее воспринимать
Как переменчивость погоды.
В ПОЛНОЧЬ, СЛОВНО ПТИЦЕЙ ВЕЩЕЙ...
В полночь, словно птицей вещей,
Сквозь дыхание и стон
Я – желанная из женщин,
Тенью в твой являюсь сон.
Здравствуй, милый! Шире руки.
Ты мне нужен позарез.
Обреченную на муки,
Принимай меня на крест.
Распинай! А вот и гвозди.
Что блудницу для утех,
Всю бери, дроби мне кости,
За любовь страдать не грех.
Пусть по мне поплачут лиры,
Боль строкой сойдет с пера...
Под звучание стихиры
Успокоюсь до утра.
Жизнь – когда с дыханьем ровным
Оба сердца – в унисон.
Завтра в полночь, безусловно,
В твой опять проникну сон.
ЭТОТ – ЛИШЬ ВЗГЛЯНУЛ – И МИМО...
Этот – лишь взглянул – и мимо,
Тот – развел руками – мим.
Мы ж с тобою и без грима
И любима, и любим.
Позади у нас незримо
Кто-то тайный сжег мосты.
Мы пройти друг друга мимо
Не смогли – ни я, ни ты.
И теперь, в одном замесе,
По велению судьбы
Нам с тобой придется вместе
Вёрст отсчитывать столбы.
В лицах – радость, словно в детстве,
Счастьем светятся глаза,
А со стен – уже не деться –
Наблюдают образа.
НАКОНЕЦ! ПРИЗНАТЬСЯ ЧЕСТНО...
– Наконец! Признаться честно,
Думал, будет скучным вечер,
Но теперь в нем, скуки вместо,
Вы и я – и эти свечи.
Как они на Вас похожи!
– Проще, друг: не на балу я.
Не прожгите бархат кожи,
Мне горячим поцелуем.
В поцелуе Вашем, сударь,
Слышен запах Амаретто.
Подождите, не простуда ль
Ныне мучает поэта?
Всё! Пора остановиться.
А простуда не холера.
Если в доме есть горцица,
Мы поправим кавалера.
Я, признаться, на минуту.
Нет горчицы, значит – перцем.
Милый друг, гоните смуту
Из отчаянного сердца.
Что такое? Слышу кашель.
Точно перцем. Не хотите?
Позвонить подруге Вашей?
Или сами позвоните?
– Я пошла. – А строки? – Завтра.
Вы сегодня не готовы.
Их получите на завтрак,
Если будете здоровы.
.....................................................
Поутру, скажи на милость,
Нет ни музы, ни недуга.
Всё, как видно, мне приснилось,
И со мной – моя подруга.
А на завтрак – яйца всмятку,
К чаю – плитка шоколада.
Надо было б музе – взятку.
Впрочем, жив, любИм – и ладно.
Я, ПРОРАСТАЯ ГАММОЙ ЧУВСТВ...
Я, прорастая гаммой чувств,
Уставших быть под спудом,
От одиночества лечусь
Зеленоглазым чудом.
Жива душа! Не умерла.
Ей, словно Феникс-птице,
Любовь, как прежде, помогла
Из пепла возродиться.
Ей тучи прошлых лет невзгод
Свет солнца не закрыли –
И снова нежат небосвод
Расправленные крылья.
ТЫ И Я ПОД БОГА ОКОМ...
Ты и я под оком Бога,
На Его ладони. Бди!
Если горесть у порога,
Значит, радость впереди.
Что нам зависть и наветы?
Что нам злые языки?
Мы с тобой храним обеты
Всем интригам вопреки.
Сладость меда, горечь перца –
У судьбы различный вкус.
Одолеем с верой в сердце
На пути любой искус.
Я судьбе не прекословлю
Выпьем, милая, вина!
Все покроется любовью,
Если крепкая она.
Пусть завистник строит козни
Корчит рожи за спиной,
Даже если точит гвозди,
Все претерпим. Не впервой.
КАЗАЛОСЬ, ОПЯТЬ СКАЗКИ...
Казалось, опять сказки –
До рвоты измен зелье, –
Когда б ни твои глазки –
В ладошках ресниц зелень.
Мне виделся мир грубым,
В нем, думал, одна грешность,
Пока ни твои губы
И матовых рук нежность.
И пусть на душе скрежет,
Еще на замке двери,
Но в ней уже свет брезжит,
И хочется вновь верить.
Все меньше былой боли.
Горят до утра свечи...
Мы съели свой пуд соли.
Пусть время других лечит.
И ПУСТЬ С ЛИСТКОМ КАЛЕНДАРЯ...
И пусть с листком календаря
Уходит в вечность день вчерашний,
Но в нем, наверное, не зря
Сошлись в одну тропинки наши.
Теперь к столбу одной судьбы
Прибита ты, я – приторочен,
Два колеса одной арбы,
Две плоти, стянутые скотчем.
Легли страницами в тетрадь –
Во всем едины и похожи.
На «вырвать» времени не трать:
Возможно только с мясом, кожей.
Потери прошлых лет – в огонь!
Печали – в Лету – вместе с болью...
К ладони тянется ладонь
В ночи, окрашенной любовью.
ГРОЗА
Гроза – что ангел чернокрылый –
На контрабасе – слезный блюз.
– У нас гроза! Мне страшно, милый!
Сверкают молнии! Боюсь!
Гроза – но нет меня счастливей:
Под «Крэйзи лошадь» Дюплесси*
На зов сквозь дикий майский ливень
Лечу к возлюбленной в такси.
Гроза... а сердце – будто молот.
Со мною розы и «Шато».
Гроза – какой прекрасный повод!
Вези скорей меня, авто!
Гроза! – милей не знаю зова –
За пятьдесят и три версты.
Твой дом под кровлей бирюзовой.
В дверях меня встречаешь ты.
Нет больше ливня. Аллиллуйя!
Лишь теплый дождик моросит –
Сошла гроза за поцелуем
От Дюплесси до Дебюсси*.
* Дюплесси – Матиас Дюплесси (фр. Mathias Duplessy; род. в 1972 году) — французский композитор и мультиинструменталист.
* Дебюсси – Клод Дебюсси; (фр. Achille–Claude Debussy; 22 августа 1862– 25 марта 1918 года, – французский композитор.
Ведущий представитель музыкального импрессионизма.
ИГЛА СУДЬБЫ – ЗА НИТКОЙ НИТКУ...
– Игла судьбы – за ниткой нитку –
На ткани свитка письмена...
За ней – то рысью, то улиткой –
В былое – даты, имена...
Что жизнь? Сродни свечи горенью:
Сменяя радость на печаль,
Теряет каплями мгновенья
C разгоряченного плеча.
И эта веточка оливы
Сгорит под времени огнем...
– Постой, постой, но мы-то живы,
И, к счастью, мы с тобой вдвоем –
Как две петли одной калитки.
И пусть наш мир несправедлив,
Не станем мы спешить на свитки,
Любви напитка не допив.
Что нам с тобою годы, даты...
Горят, как в юности, сердца.
В любви, не знающей заката,
Пойдем до самого конца.
СУДЬБА, СЛУЧАЛОСЬ, ОТВЕЧАЯ...
Судьба, случалось, отвечая,
Мне воплощала образ грез,
Но чтобы женщину в печали,
С глазами, мокрыми от слез!..
Что у нее: беда, обида?..
Какой урон туманит взор?
Не мне быть в слугах у Фемиды,
Чтоб выносить ей приговор.
Как часто в дебрях заблуждений
Мы, меря всех на свой аршин,
Чредою умных рассуждений
Вредим движению души.
Судьба, судьба... как ни жестока,
Ее нам нужно заслужить.
– Вам плохо?
– Просто одиноко,
И я давно устала жить.
– Так не везет, куда ни двинусь...
Не жизнь – сплошной печальный блюз.
А в блюзе – лишь коварный минус
Без перспектив сложиться в плюс.
– Зачем же так! Не все печально.
Ручьями полнится река.
Ведь наша встреча неслучайна.
Держите. Вот моя рука.
– Прогоним прочь печаль – за плинтус!
Печалям – аутодафе!
Но прежде мы утопим минус
В уютном маленьком кафе.
ДВЕ ДУШИ – ОДНА ДУША...
Две души – одна душа –
В перекрестье линий судеб.
Врозь нам больше не дышать.
В печь – страницы серых буден!
Прошлых лет потери – с плеч!
Прочь – невзгоды и лишенья!
Станем каждое мгновенье
Мы теперь с тобой беречь.
Тонким лучиком с небес
Осветился мир нелепый.
Нет любви сильнее скрепы,
Ты – воскресла, я – воскрес.
НЕ ГЛАЗА – ЗЕЛЕНЫЙ ОМУТ...
Не глаза – зеленый омут,
Не ресницы – птичья стая.
Зельем глаз не просто тронут –
В омут фибрами врастаю.
Задыхаюсь, вязну в топи
Поцелуев бесконечных.
Их бальзам – желанный опий.
Пропадаю! Изувечен!
Вьются водоросли–змейки,
Завораживая смолью...
Каждый волос чародейки
Сладкой болью гасит волю.
С каждым шагом вязну, вязну...
Не краснея от смущенья.
И, наказанный соблазном,
Наслаждаюсь истощеньем.
Невозможно по-другому
В колдовском сплетеньи судеб.
Коли в омут – значит в омут.
Все равно уж. Будь что будет!
ПРОИГРАННЫЙ БОЙ
В глазах – морская бирюза,
Огонь волос – не взять руками...
Такой красивой быть нельзя,
В таких толпа кидает камни.
Да что толпа, я Вас и сам
За кратковременность визитов,
Чтоб – никому, скормил бы псам,
Но я, увы, не инквизитор.
Страшусь бальзама Ваших губ,
В нем сладкий яд.
– А ты попробуй.
Когда бы я был душегуб,
Я Вас давно бы бросил в прорубь.
Что мне судьба ни приготовь,
Бой с Вами мной уже проигран.
Лишь за одну резную бровь
Отправил Вас бы в клетку к тиграм.
А этот лоб, лица овал
И эти руки, шея, плечи...
Я б Вас уже четвертовал,
Но я не мастер дел заплечных.
Что ж делать с Вашей красотой?
Желал бы вздернуть Вас на рее,
Но... раз уж мной проигран бой,
Я просто сделаюсь мудрее.
ПОДКОВА
– Я в Вас не вижу прежней меди.
И мне, увы, не стать певцом
Свинцовой прелести миледи
С непроницаемым лицом.
Зачем Вы тут? С визитом к другу?
А как же преданный супруг?
Как мог прелестную супругу
Он отпустить одну? А вдруг?!
А наш роман давно на полке.
Ходить по прошлого следам,
Искать былой любви осколки,
Простите, мне не по годам.
Ну что Вы, я не стал упрямей, –
Но прям, и это неспроста:
Писать стихи прекрасной даме
Я просто с возрастом устал.
Угас во мне и мастер слова,
Пегас – без крыльев и копыт.
Лишь эта ржавая подкова
Мой согревает серый быт.
Что Вам до бедного поэта?..
Пришли, наверно, за теплом?
Берите... пусть подкова эта
Любовью Ваш наполнит дом.
Миледи сухо улыбнулась,
В стальных глазах мелькнула грусть...
– Я вижу, к Вам стучится мудрость,
Но... осуждать Вас не берусь.
Ушла. Открыв бутылку бренди,
Чтоб как-то им себя согреть,
Я выпил стопку за миледи
И за ее когда–то медь.
БЫЛО ЛИ, НЕ БЫЛО...
Дамочка в раме... Похожа на Жанну...
В газовом платье актрисы ревю.
Нет, Ренуар ни при чем тут, пожалуй,
Не было Вас! Вы мираж, дежавю.
Веточка нежной сирени – капризы...
Жидкая тень на стене – акварель...
Может быть, Вас – привидение, призрак
Просто внушил мне кудесник апрель.
Было ли, не было... путаюсь в вязи
Мыслей своих и бесчисленных слов...
Или же Вас – некий образ фантазий
Силой нечистой ко мне занесло?
Что–то неладное с памятью ломкой.
Не было, было... вот если б в анфас...
Буду я Вас называть «Незнакомка»,
Нет – «Неизвестная»... да, в самый раз.
СТОЛЬКО ЛЕТ – ОТ ТЕБЯ ПЬЯНЫЙ...
Столько лет – от тебя пьяный...
Жаль, что жизнь – скоростной поезд.
Не ищу я в тебе изъяны,
Мне довольно твоих достоинств.
Жаль, что ты – не считай вёрсты –
Далеко, и еще дальше.
Я теперь хоть и жгу звёзды,
Но не так, как тебе – раньше.
Говорят: – Закуси щами
Три по сто – от разлук лечат.
Но душе – на все сто прощаний
За врача – и одна встреча.
А судьба – вновь косой лапой –
Шкуру снять за такой почерк! –
Нам с тобой помахав шляпой, –
Вместо точки – опять прочерк.
ПОРОЮ В ТРИ СЛОГА КРИЧУ, ЧТО УДОД...
Порою в три слога кричу, что удод,
Порою несу околесицу,
А если гляжу на ночной небосвод,
То вижу одну лишь Медведицу.
И чувствую, где-то под звездным дождем
Каллисто, рисуя пророчества,
Сулит одному наслажденье вдвоем,
Другому – печать одиночества.
А жизнь – словно камень метнула праща,
Тонка – что кофейное кружево.
Однажды стал к ужину чистить леща –
И в нем обнаружил жемчужину.
Обиженный кот на поэта – в прищур:
За хвост от леща – и затрещину?!
Теперь поищу я, спасибо лещу,
Оправу к жемчужине – женщину.
В КАШПО – УВЯДШИЕ ЦВЕТЫ...
В кашпо – увядшие цветы,
По стеблю – трещины.
Горите прошлого мосты
И сны зловещие!
С души сдирая черный плед,
В окно смирения
Спешу впустить небесный свет,
Слегка сиреневый.
На дух смятения и бунт
Табу наложенным
Держу обид своих табун
В узде, стреноженным.
Не ищут чьей-нибудь вины
Не раз терявшие.
Пусть будут небом прощены
Нас предававшие.
СИЛА ПРИТЯЖЕНИЯ
В ручьях ее волос не слышно хвои,
Нет в поцелуе запаха жасмина,
Она моя и просто пахнет мною –
В ней аромат желанной половины.
В глазах ее нет блеска хризолита,
Нет кожи шелковистого покрова,
Зато она влюбленной Маргаритой
Из-за меня и в ад сойти готова.
Нет в ней изящной шеи поворота
Богинь из древних Греции и Рима.
Зачем ей быть похожей на кого–то,
Когда сама во всем неповторима.
И, обладая неким даром вещим,
Я строчкам выше вижу продолженье,
Ведь мне приснилась лучшая из женщин,
И в ней ТАКАЯ сила притяженья!
В НОЧИ ШЕПТАЛСЯ ДУХ ВЕСЕННИЙ...
В ночи шептался дух весенний
С моей душою пилигрима.
За тонким запахом сирени,
Тревожной весточкой от звезд
Я услыхал за сотни верст
Стук сердца женщины любимой.
С лицом актрисы из кабуки
Сигналов звезд не замечая,
Луна ко мне тянула руки...
Ворча на позднюю весну,
Ждала, когда в бокал плесну
Хмельное с привкусом печали.
Признаться, с редкостью визитов
Всё легче пишутся сонеты.
Пусть время – строгий инквизитор
Не будет к женщине жесток.
Блажен, да будет славен Бог,
Не нарушающий обеты.
А всех любительниц соблазна
Я приглашаю встать к барьеру.
Любовь разлуке не подвластна.
За верность слову все отдам.
Сказав луне: – Адьё, мадам! –
Задернул плотную портьеру.
ГАМАЮН
Годы, годы... за трещиной трещина...
Говорили же, глупому: сплюнь!
Не вещай мне про рай, птица-женщина!
Мне про счастье не пой, Гамаюн!
Счастье – поле, бурьяном поросшее –
То лопух, то одна лебеда.
Не томи мое сердце, дотошная,
В нем от прошлого – крошево льда.
Я страстями размазан по времени,
Жил – как жил: ни душе, ни уму.
И уже примирился с потерями,
Мне пророчества птиц ни к чему.
А дотошная птица-предвестница –
Птицы-женщины – кто их поймет! –
Всё про счастье несет околесицу,
Мед пророчества нА сердце льет.
Гнал как мог Гамаюн, не поверите.
Пристрелил бы, имей я ружье.
Но однажды под липою в скверике
На скамье вдруг увидел ЕЁ.
Затянулись следы одиночества.
Снова в сердце то май, то июнь...
– Мы с тобою две жертвы пророчества.
А она мне ответила:
– Сплюнь!
ВСЕГО НА ЧАС? И СНОВА В СЕРДЦЕ СМУТА...
– Всего на час? И снова в сердце смута?
Опять волною бросило на риф?
Простите мне, но в доме нет уюта,
Хотя уют, наверно, не для нимф.
Зачем февраль противницу запретов
Привел ко мне на склоне четверга?
– От кожи Вашей слышен запах ветра,
А не желанный запах очага.
К чему лететь без видимой причины
За мнимой целью бешеной строкой?
Влекут Вас непокорные вершины,
А мне претит душевный непокой.
И мой удел скалой невозмутимой,
Ни в чем уже не спорящим с судьбой,
Лишь наблюдать за столь непримиримой
Куда–то вдаль несущейся ладьей.
Но... несмотря на злые кривотолки,
Пускай судьба не будет к Вам строга.
А я готов принять ладьи обломки
Когда–нибудь в свой дом для очага.
ПОВЕРЬ, МЕНЯ ЛЮБОВНЫЙ ШКВАЛ...
Поверь, меня любовный шквал
Напором слов и звоном медным,
Ударом метким и победным
Когда–то тоже с ног сбивал.
И был на время ослеплен,
Я чувств проглоченный пучиной.
Не видишь сути за личиной,
Когда ты молод и влюблен.
Прозрел, как времени врачи
Глаза очистили от блеска.
От мелодрамы до бурлеска –
Короткий путь одной свечи.
Теперь же, с опытом иной,
Сколь мне в бокал любви ни лей ты,
Под звуки... нет, не меди – флейты,
Я пью лишь верности вино.
Как с ложью дружат зеркала,
Так у любви в друзьях зола.
РОМАШКИ
Ах, ромашки луговые! –
До круженья головы.
Мы с тобою в них впервые
Перестали быть на «вы».
Поманил к себе, волнуя,
«Цвет романов»* колдовской.
Запах яблок в поцелуе –
Что целительный настой.
Золотистые головки,
Белоснежные жабо...
– Ах, какой же ты неловкий!
Или милый мой не бо...
...таник... таник... Да целуй же!..
Что, ботаник, удивлен?..
Ну какой ты неуклюжий...
– Просто я в тебя влюблен!..
ВНОВЬ СУДЬБЫ ПОТЕРЯН ПЕРСТЕНЬ...
Вновь судьбы потерян перстень –
Канул с ворохом листвы.
Мы с тобою в новых песнях
Разошлись на Я и ВЫ.
Мед души разбавив дегтем,
Кровь – отравленным вином,
Королева – в сердце ногтем –
И его сковала льдом.
И опять – по кругу... Всюду
Суета да кутерьма.
Мне б забыть Вас – как простуду,
Но противится зима.
Все мечтаю отогреться,
Прошлых лет не вороша,
Ото льда очистить сердце
И свободно задышать.
ЗЕМФИРА
Ночь, зовущая к вендетте.
Бой с размером строк – до гнева.
Вдруг из тени на паркете,
Словно дух, возникла дева.
Ожерелье из сапфира,
Ткань из легкого виссона.
Не посланница ль эфира
Фееричная персона?
– Я Земфира. Бедный рыцарь!
И зачем терзать бумагу?
Не устали в мыслях рыться?
Может быть, перо – на шпагу?
Если Вам, строкам в угоду,
Стало вдруг с собою тесно, –
На свободу! На свободу!
Прочь с насиженного места!
И, как прежде, – в стремя ногу!
Проявить былую хватку!
А, как дама, на дорогу
Я вручаю Вам перчатку.
– Снова в путь? Стареет рыцарь...
Ни запасов, ни компАса...
Нечем рыцарю гордиться...
И куда без Санчо Панса?
И к тому ж без Росинанта...
Да и сам почти что кляча.
Старой кляче без таланта
Не поможет и удача.
– Что ж, – промолвила Земфира, –
Воля Ваша, буду краткой:
Раз в душе умолкла лира,
Возвращайте мне перчатку!
– Ни за что! Прощай, Земфира!
Пусть останется на память.
Но, свою перчатку вырвав,
Стала вдруг Земфира таять...
Утром рано, на рассвете,
Только сна сошли остатки,
Вижу пальчик на паркете
От гипюровой перчатки.
В нем записка: «Пригодится.
Это в качестве аванса.
Остальное, старый рыцарь,
Ждет Вас в сумке Санчо Панса».
Встал, прошелся, скорчил мину:
Ноги будто не готовы.
Тут у самого камина
Замечаю две подковы
И еще одну записку:
«Дама ждет! Вперед! Аванте!
А подковы – путь не близкий –
Клячам: Вам и Росинанту».
*Земфира. По одной версии, имя имеет иранские корни, было заимствовано тюрками, происходит от слова «сапфир»,
поэтому дословно означает «драгоценный камень», «сапфир». Среди тюрков имя приобрело иное значение – «непокорная».
По другой версии, имя Земфира имеет греческие корни, вполне возможно, что происходит от названия теплого ветра Зефира,
поэтому его переводят как «воздушная», «тёплая».
Земфира – настоящая восточная женщина. Она обладает красивой и обаятельной внешностью.
Земфира довольно язвительна и может зло высмеивать тех, кто ей не угодил.
А вот к себе плохого отношения женщина не переносит, и обиды помнит долго и,
скорее всего, постарается отомстить.
КАМЕЛИИ
– У Вас букет из кремовых камелий?!
Не намекаю, Боже упаси.
Но, как большой любитель параллелей,
Вдруг вспомнил про Готье* и Дюплесси*.
И что Вы мне сейчас ни говорите
О бедных куртизанках из Пари..,
Нет жалости к несчастной Маргарите,
Как нет во мне сочувствия к Мари.
Мадам, мадам... оставьте сигарету!
И отчего Вы так напряжены?
Откройтесь мне, как другу, по секрету,
Вы нездоровы или влюблены?
– Вы откровенны, друг мой, чрезвычайно!
Я не Мари и даже не Жизель,
А тон пастельный выбран мной случайно,
В нем вовсе нет намека на постель.
– Не обижайтесь, я без укоризны.
Замечу лишь, как старый ловелас:
Цветов камелий прихоть и капризы
Мне лишний раз спешат напомнить Вас.
– Вы, ловелас – и старый, и ужасный!
Ведь кремовый – не худший из цветов.
Когда бы в нем был белый или красный,
Тогда б не нужно было лишних слов.
– Не по душе мне этот цвет камелий.
А Вам хочу я к золоту волос
С большим намеком, но без параллелей,
Преподнести букет из красных роз.
* Маргарита Готье – куртизанка, героиня романа А. Дюма (сына), прототипом которой была возлюбленная Дюма
Мари Дюплесси, которая в 23 года умерла от туберкулёза. Из-за болезни сильные запахи были для неё
непереносимы и вызывали головокружение, поэтому она любила камелии, которые почти не пахнут.
ГЛИЦИНИИ
– Да-да, Вы правы, я немного циник:
По мне, что Пенелопа, что Цирцея, –
А кисти фиолетовых глициний
Для циника совсем не панацея.
Но больше все ж во мне от капуцина:
Довольный миской риса с горьким перцем,
Сижу в саду и в пику всем вакцинам
Глицинией излечиваю сердце.
Уж не к лицу нестись за синей птицей,
Не по годам и метить в царедворцы.
А Вы, я вижу, стали светской львицей –
Рабою светских вкусов и пропорций.
Предпочитаем «Дольче и Габбана»?
Кто ближе Вам, Габбана или Дольче?
А мне по сердцу эта икебана –
Сирень, фиалка, тонкий колокольчик.
Не утомилась львица от сицилий?
Иль все еще пленяют чем-то новым?
А я пленяюсь запахом глициний
И цветом фиолетово-лиловым.
Не удивите хитрого Улисса
Вы блеском перламутровых жемчужин.
Вам капуцин предложит миску риса,
А циник – ром и очень сытный ужин.
ПСИХЕЯ
Влетела... удивительно похожа
На птицу из японской орхидеи,
Пугая неестественною дрожью.
– Вы кто? Не дух?
– Душа твоя, Психея...
Дыхание и трепетная муза.
– Давайте обойдемся без загадок.
– Включил бы, друг мой, что-нибудь из блюза,
Пока я привожу себя в порядок.
Хотел ответить крепким каламбуром,
Но удержался:
– Милая Психея,
Быть снова Вашим преданным Амуром,
Как ни желай, противится трахея.
К Вам охладел с осеннею листвою...
Не троньте мою вишенку на торте!
Не справиться с надменной красотою
Любовью к Вам надорванной аорте.
Душа моя, целую Вашу руку.
Засим прощайте! Нет, не отвечайте!
Мной на психей, спасибо за науку,
Еще вчера наложены печати.
Позвольте мне... Мадам, прикройте ножку!
Утрите Ваши слезки крокодильи!
Вот Вам кусочек торта на дорожку.
И окурю Вас ладаном кадильным.
ПОДАРОК
Что мне судьба ни приготовь,
Бежать – напрасные потуги.
Ты подарила мне любовь,
И в этом нет моей заслуги.
Как сладок был хмельной настой
Любви восторженной и яркой!
И я, с наивностью святой,
Был рад нежданному подарку.
И пил нектар из нежных уст,
Ни в чем не знающих запрета.
О, как обманчив этот вкус,
Не раз поэтами воспетый!
Пил, словно клюквенный крюшон,
Счастливый, глупый и беспечный,
Но... все, что очень хорошо,
Как и крюшон, недолговечно.
Казалось, будто ждали Вы
К себе моей любви ответной,
А получив ее, увы,
Исчезли в дымке предрассветной.
Ну что ж, судьбе не прекословь.
Прельщает часто и пустое.
Во мне Вы вызвали любовь,
Не в силах быть ее достойной.
Летите по ветру золой!
Прощайте! Всё я Вам прощаю.
Любовь останется со мной. –
Подарки я не возвращаю.
НЕ ОШИБУСЬ, СКАЗАВ, ЧТО ЧАСТО...
Не ошибусь, сказав, что часто
Прельщает внешнее, пустое –
И отдаешь любовь напрасно
Тому, кто жертвы недостоин.
– Любовь же зла, – пошутит кто-то. –
К тому ж слепа, глупа, ничтожна!
А я с упорством Дон Кихота
Зову ее неосторожной.
В ней вопреки всему земному
Нет ни расчета, ни лукавства.
И, соглашаясь на мытарства,
Она не может по-другому.
И даже раненная словом,
А вслед добитая молчаньем,
Едва смирившись с окончаньем,
Опять готова к жертвам новым.
ЛЮБУЯСЬ ОСЕНИ ПОРТРЕТОМ...
Любуясь осени портретом,
Ни в чем хозяйке не переча,
С тобой, ее укрывшись пледом,
Как дети, радуемся встрече.
Теперь, когда мы снова рядом,
Печали прошлых лет отпустим
И поцелуя шоколадом
Навек излечимся от грусти.
И ни чему плохие вести!
Гляди, как живо пишет осень!
Давай ее с тобою вместе
О нашем счастье вновь попросим.
Когда она волшебной кистью
Однажды примется за кровли,
Пускай и нам портрет из листьев
На год оставит в изголовье.
ПРЯНЫЙ ДУХ – ОСЕННИЙ ДЕМОН...
Пряный дух – осенний демон
Со двора через окно
В дом тайком пробрался, где мы
Пьем мускатное вино.
Ты со мной. Пылают свечи...
Вечер – сказочный сатир
На твои накинул плечи
Мягкий, нежный кашемир.
Некий жрец рукою зыбкой,
Принимаясь за рассказ,
Начал вновь главу с улыбки
И лучей счастливых глаз.
В ней, я знаю, слов не будет
«Ты ничья» и «я ничей»,
Как не будет серых будней
И прохладности ночей.
Прочь невзгоды и обиды!
Прежних лет сомненья прочь!
Раз мы ими не убиты,
Всё сумеем превозмочь.
Это, видно, дух осенний,
Боль в сердцах заговорив,
Вновь для нашего спасенья
Нас к любви приговорил.
ТРОЙСТВЕННЫЙ СОЮЗ
Она вошла с улыбкой знатной донны,
В плаще бордо, свежа и хороша,
Держа в руке букет из листьев клена –
Не леди Осень – Осень-госпожа.
– Что госпоже до бедного поэта?!
Чем Вас привлек поэта неуют?!
Вы мной уже достаточно воспеты,
Здесь больше Вам салютов не дают!
– Умерь свой гнев, откуда столько яда!
Ведь сам вручил когда-то мне ключи.
К тому же мне салютов и не надо –
Всего одной достаточно свечи.
– Нет в доме свеч, не ждал я донны в гости!
– Зато, смотри, свеча есть у меня.
Ты что, забыл, что я, как донна Осень,
Не обхожусь без красок и огня?
– И прекрати, поэт, напрасно злиться.
Я вижу, к осени совсем ты не готов.
Того гляди, она отзолотится –
И нет ее, и нет о ней стихов.
Всего два слова: «осень золотая»,
А сколько в этом смысла бытия.
Свеча плясала, радуясь и тая,
А с нею стал оттаивать и я.
– Ну хорошо, забыли про невзгоды.
И не сердитесь.
– Вовсе не сержусь.
Я лишь прошу, ни слова, друг, про годы.
– Бокал вина? Бордо.
– Не откажусь.
С бокалом тем, пробив барьер бетонный,
Мы заключили тройственный союз,
В котором – я, прекраснейшая донна
И госпожа – одна из лучших муз.
НЕПРЕДВИДЕННАЯ ВСТРЕЧА
Соглашусь, что годы лечат,
Был бы выучен урок.
Непредвиденная встреча –
Прошлой глупости в упрек.
Парк – задумчивый философ
Октябрем позолочён...
– Ничего, что Вам без спроса
Лист уселся на плечо?
– Пусть лежит себе, не трогай.
Ты опять со мной на «Вы»?
– Не судите слишком строго,
Я отвык от Вас, увы.
– Начинать опять сначала?!
Ни к чему мне пьедестал.
Я тебя не забывала.
– Так и я не забывал.
– Так-то лучше. Жалко, время
К эпилогу гонит жизнь!
Ни мольбам оно не внемлет,
Ни приказу «задержись!»
– Наша жизнь, что лист на древе,
Уж висит на волоске.
Но не стоит королеве
Быть по осени в тоске.
– Не смеши. Сравненье пресно!
Впрочем, нет на споры сил.
Ты простил, скажи мне честно?
– Я ТЕБЯ давно простил.
– И еще листок без спроса
К ТВОЕМУ плечу прилип.
Парк – задумчивый философ
Покачал листвою:
– Влип.
ЛИСТЬЯ – ТРЯПИЦЫ ИЗ СИТЦА...
Листья – тряпицы из ситца
Шелестят на лапках веток.
В том, что ты мне стала сниться,
Виновато бабье лето.
Нет, по мне, поры чудесней!
Что за сладкое проклятье! –
Вновь тебя в уютном кресле
Вижу в красном шелке платья.
И опять ликуют свечи,
Словно не было печали.
Ты, накинув шаль на плечи,
Повторяешь: – Я скучаю...
В долгом, нежном поцелуе
Слышен свежий запах мяты...
Лето бабье торжествует,
Соглашаясь: – Виновато!
Сходит ночь оберткой яркой...
Первый лучик с легкой дрожью,
Строя рожицы огаркам,
Поплывет по ткани ложа.
Я УСТУПИЛ СУДЬБЕ БЕЗ БОЯ...
Я уступил судьбе без боя –
В который раз без лишних фраз –
И вновь лишил себя покоя,
Когда опять вдруг встретил Вас.
Все той же статью удивляя,
В себе несли по праву Вы
Красу супруги Менелая
И мудрость северной совы.
Но сколь во взгляде тайной страсти!
Нет-нет, оставить и забыть!
Жаль, не в моей, простите, власти
Вам запретить красивой быть.
Как тяжелы любви галеры!
Бежать, бежать из плена прочь!
Но как оставить мне Венеры
Столь обольстительную дочь?!
В окно заглядывает осень,
Спеша нарядом удивить.
И как же все-таки Вас бросить?
На осень, может быть, свалить?
БЕГЛЯНКА
Мне рыжий песик руки лижет.
Вот в ком привязанность без фальши!
А Вы, слыхал, теперь в Париже,
Не стали ближе – стали дальше.
А дальше – значит реже вести;
А реже вести – легче строки.
В каком бы ни были Вы месте,
Держусь я ныне правил строгих.
Не строгий к Вам лишь песик рыжий –
Поводит глазками льняными.
Вы ж для меня в числе убывших
Под грифом значитесь «Иные».
Есть у иных такая тяга:
Им без парижей жизнь безвкусна.
– Ну что, пошли гулять, бедняга,
Пока беглянки место пусто.
ЧЕЙ, НЕ ЗНАЮ, РУКИ...
Чей, не знаю, руки, но с ее мановеньем незримым
На скалистом пути двух сердец на любви эверест
Мы в какой-то момент, перестав быть дыханьем единым,
Разделили на два нам когда–то доверенный крест.
Кто – на «Ист», кто – на «Вест», потащились мы, словно калеки,
Греясь памятью дней лучших лет у холодной стены.
И дрожали в ночи без конца воспаленные веки
Под мерцание свеч, угасающих с чувством вины.
Сорок суетных лет тонкой струйкой стекали по стеблю,
Наполняя собой два сосуда, вмещающих жизнь.
Мы, платя по счетам, обошли по периметру землю
И на той же тропе, поседевшие, снова сошлись.
Вечным зовом любви яркий свет излучала вершина...
– Я устала, мой друг, без тебя не осилить. Прости.
Отвечал, протянув ей дрожащую руку в морщинах:
– Мы едины опять – значит вместе сумеем взойти.
РАЗГОВОР С ДРУГОМ О ЛЮБВИ
Не утверждай, что стерлись стропы,
Что для любви ослаб накал.
Кого ее жестокий опыт
От новых чувств остерегал?
Ведь гений прав: любви покорны
И стар и млад – обречены.
А вслед за ним и я, упорный:
Мы все в нее вовлечены.
Она, и тут таится сложность, –
И дар небесный, и напасть.
Быть нужно очень осторожным,
Чтобы не путать с нею страсть.
Любовь – не плотские безумства,
Не шелк и бархат ярких уст,
Она – важнейшее искусство
Из существующих искусств.
Да-да, не сладкий плод запрета,
И не желаний мерзких зуд,
Любовь – сюжет, в котором жертва
И верность под руку идут.
Прости, что я – одно и то же.
Как ты ее ни опиши,
Она, нас делая моложе,
Ведет к спасению души.
Мой «юный» друг, забудь про возраст,
О нем готов забыть и я,
Любовь – она Вселенной остов,
Основа, смысл бытия.
Что, высоко? А как иначе?
Пусть каждый думает свое,
А мы, чтоб стать душой богаче,
С тобою выпьем за нее.