Рядом в ельнике вдруг затрещало...

* * *

Рядом в ельнике вдруг затрещало

и обрушилось грузно. А я

на коленях твоих одеяло

осторожно поправил: — Жива?

Испугалась? — Да что ты, ни грамма.

Мы, Медведик, — душа, а не прах.

На смолистых плясало дровах,

извиваясь, янтарное пламя.

— А ведь с этим, Шушу, не поспоришь,

но утешить кого-нибудь — да? —

хорошо бы. А ты мне едва

улыбнулась: — Любовью всего лишь.

 

Улыбнулся и я. Дерева

шевелились, и там, наверху,

мироздание двигалось плавно

над ветвями, и было так странно,

тихо-тихо. Казалось, труху

отряхнёшь с рукава, и на лунный

жёлтый диск из болот замычит

белоглазая нежить в ночи:

«Ы-ы-ы, захотел ты, безумный,

умереть?» Не дождётесь! Лазурный

свет струится, звучит

здесь,

в глуши смолокурной.