Царевна-Лягушка или как оно было на самом деле.

Царевна-Лягушка или как оно было на самом деле.
И пустили братья стрелы в разные стороны. И прилетела Иванова стрела прямо в топкое болото. В самые лапки заколдованной Царевны. И сказала Царевна:
- Поцелуй меня, Ваня! Я снова превращусь в прекрасную Василису с шикарными формами. Обалдеешь, Иван! Я Василиса ведь не только Премудрая, я ещё и Прекрасная. Мальчик-то ты, как я погляжу, уже довольно взрослый. И симпатичный.
Небось, заглядываешься на девок-то?
Квакушка хитро подмигнула и томно и призывно потянулась.
Иван мялся в нерешительности.
- Да мне, как-то в мои годы говорящая лягушка, наверное, интересней будет... И вобще проблемы эти... Знаю я эту вашу историю. Сапоги-хлеба железные, тридевятые царства какие-то! Хождение вот это, Кощей... Бейся с ним... Ну нафиг! Баб, что-ли мало?! Мне зачем вот это вот всё?! А вдруг чё не так пойдёт? Не, не хочу.
- Ваня, оно того стоит, я тебя уверяю! Ты не представляешь, какая я лицом красивая да телом ладная! Губы червлёны, брови союзны! Кожа - что твой бархат, а волосы, волосы, Ваня - лён! Щёлк китайский! А пахну, пахну я как, Ванюша! Как роза благоухаю! Да ты что, не помнишь ничего что-ли?! - горячо и быстро заговорила Квакушка.
Иван недоверчиво повёл глазом.
- Так а чё же ⁹ты до сих пор в лягушачьей шкуре на болоте сидишь? Ходят же, небось, здесь добры молодцы? Вон, тропинки натоптаны!? Скинула шкуру - показалась какая ты есть и всего делов!
- Ква... Ой, прости! Тебя ждала, Ванюша, тебя ждала, родной мой, единственный! Одного тебя люблю, сокол ты мой ясный, только тебе хочу принадлежать, душа моя! Ква-а... Да, бл@ть!!! - страстно убеждала Царевна.
Иван сомневался. Он знал, что он не красавец. Ну не урод, но и не так, чтобы прям уж писаный. Что-то не сходилось у него в голове, что-то было не так. Хоть и был он дурак, но тоже не совсем уж чтобы вот так. Не круглый.
"Вот она же может кожу скидывать, так? - размышлял он. - Сбросила с себя лягушечью кожу, обернулась красной девицей Василисой Премудрой, красавицей, что ни в сказке сказать, ни пером описать, как в сказке сказано, - в чём проблема-то?! И вобще, я насколько помню, там же чё-то такое по времени ограничение было. Точно!" - вспомнил Ваня.
Перед его глазами вмиг возник их диалог и её реплика из книги:
- Ах, Иван-царевич, что же ты наделал! Если бы ты еще три дня подождал, я бы вечно твоею была. А теперь прощай, ищи меня за тридевять земель, за тридевять морей, в тридесятом царстве, в подсолнечном государстве, у Кощея Бессмертного. Как три пары железных сапог износишь, как три железных хлеба изгрызешь — только тогда и разыщешь меня…
"Ах, ты ж ебииёмайтката!" - пронеслось у Ивана в голове.
Вобще-то лягушек он любил. Жаб нет, а лягушки - другое. Ну как любил? Любил. Любил играться в детстве, наблюдать за их грациозными прыжками, такое. Объяснить он не мог. Словарного запаса не хватало или ещё чего, но вот грациозные и всё! Этим описанием его необычная восторженность классом земноводных ограничивалась.
Он оторвался от своих мыслей и посмотрел на Лягушку.
Та эмоционально и взволнованно продолжала убеждать Ивана, что она - его Судьба. Ну, и чтоб поцеловал.
- Знаешь, Царевна, - начал он примирительно. - Во-первых, в сказке про поцелуй ничё не написано. Это ты чего-то... Товой, короче, загибаешь. Во-вторых, мне, правда, не очень интересно вот это вот всё. Я человек ещё молодой, а тут женитьба, жизнь семейная какая-то. Скандалы. Носки не там, трусы рваные... Не знаю... Возьмёшь тебя щас, завернёшь в тряпицу, домой принесёшь... И понеслось - каравай испечь, чё ещё там?, ковры узорчатые. А кончится-то всё равно лишениями да невзгодами. Мне зачем это, скажи? Три пары сапог, да хлеба железные?! Я царевич ваще-то. А тут из-за бабы такое сносить... Пусть бы даже и красивой. Ещё и неизвестно, какая ты там в быту дальнейшем. А то растолстеешь или сварливая какая. А то ещё гулящие бывают... А в-третьих, - Иван доверительно и заговорщически понизил голос, подмигивая глазом, - мне и дворовых баб хватает, если честно. Вон, Парашка, оох, - мечтательно выдохнул Иван, - огонь девка! Но мне с друзьями сейчас лучше. Мы там в казаков-разбойников, в лапту, то на озере рыбалим, то на конях, в ночное. Классно! Не-е, Вася, прощай. Не готов я, прости.
И увидев, как изменилось выражение лягушиной мордочки, заспешил заверить:
- Так-то я лягушек люблю, ты не подумай чего! Они вон какие! Грациозные! Ну чего ты, Вася? Ну не надо! Ну, Вась!? Василиииса?..
Слёзы текли из глаз Царевны и их полное тоски и безысходности выражение почему-то в клочья рвало Иванову душу.
- Ты не думай! Так-то я и жениться могу! - вдруг непонятно даже для себя выпалил он.
Ивана вдруг понесло. Он уже не соображал что говорит. Но, похоже, говорил он если и не полную правду, то от души - точно. У Царевны тряслись плечи в беззвучном плаче. Она только иногда как-то всхипывала по-лягушачьи и Ивану делалось ещё гаже.
- А только что же я? Да я же, кажись, даже и не видел тебя никогда. Ну, без шкуры!
У Царевны изо рта вырвалось что-то вроде рыдания и она завыла в голос, горловые мешки её надулись огромными шарами:
- Ы-ыыыыыы!
По-видимому, это было последним ударом для Ивана и он понёс полную околесицу. Голос его срывался, говорил он быстро, глотая слова и готовый заголосить сам.
- Ты не думай, я ведь ни какой-нибудь!.. Я... Я ведь и по-серьёзному могу! Это ничего, что ты лягушкой была! Ты мне по характеру подходишь!.. Я ведь и посвататься могу! У меня мама хорошая!.. Добрая! Её. Все уважают! Мне бы личико увидеть, а то вдруг крокодил какой!?.. А потом томись всю жизнь... Вот это всё, понимаешь, как будто и не со мной было-то! Не помню я тебя. Вернее, тут помню, а тут - нет. Хоть убей! Какое-то умопомешательство с этими сказками вашими...
Василиса вдруг перестала плакать, только всхлипывала и смешно шмыгала носом. Но Ивану было не до смеха.
- Врёшь ты всё про Парашку, Иван. - тихо и как-то участливо сказала она. - Не было у тебя с ней ничего. Тебе девки вобще не дают. А я бы дала...
- Дык, как не было? Да кто это не даёт?! Да я, знаешь?!.. - зашёлся Иван от наигранного возмущения.
- А я бы дала. - повторила Василиса твёрдо. - Так бы дала, Ванюша, ты бы обо всём на свете со мной забыл!
И, помолчав, добавила грустно:
- А показаться я тебе, милый, не могу в человечьем обличии. Тогда вобще с болота не вылезу. Чары, Ваня... И то, что я тебе тогда сказала, через три дня, мол... Чары падут... Соврала я, Ванюша, прости ты меня, Христа ради! Отец до смерти на меня проклятье наложил, а я тебе говорить не хотела! Потому что полюбила я тебя и хорошо мне с тобой было, так, что душа моя цвела цветами дивными! Я ж до этого ни печь и ни ткать не могла!!!
Иван уже ничего не понимал. И до того нестройная картина в его голове перемешалась окончательно, будто скомкали большой лист, да так и бросили, уже ничего не прочтёшь.
- А про поцелуй - я не обманываю! - почти уже совсем успокоившись сказала Царевна. - Бывали случаи, когда после поцелуя любящего все-все страшные заклятья рушились! Вот я и подумала...
Иван стоял на болотной кочке, опустив голову. Уходить почему-то не хотелось.
- И чё, - робко начал он. - Вобще никак нельзя посмотреть?
- Нет, Вань. Никак...
Иван ещё потоптался в нерешительности, не зная о чём говорить.
- Пойду я что-ли, Вась?
- Иди, Вань...
Василиса сидела такая очаровательно печальная, что у Ивана защемило сердце.
- Ну, а чё, мне домой ещё топать... Смеркается, вон... Хочешь, я завтра приду?!
- Приходи, - как-то обречённо сказала она.
- Я приду, Вась, я обязательно приду! Правда. Ты жди меня, Вася!
- Хорошо, Вань, - тем же режущим душу тоном ответила она.
Иван повернулся и неловко зашагал по болотным кочкам
- Вань?! - вдруг раздался голос за спиной Ивана.
- Чё, Вася? - резко обернулся он.
- А ты правда что-ль лягушек-то любишь? - спросила насмешливо, будто заигрывая. С мордочки чудесным образом испарилась всякая печаль. Теперь она будто светилась неподдельной радостью.
- Обожаю, - пробурчал Иван краснея.
- А ну-ка, подь сюды! - помахала Вася маленькой лапкой.
- Чего?!
- Ну, подь, подь!
- Да чего?
- Поди, говорю. Я придумала! - с сияющей улыбкой сказала Лягушка.
- Зря что-ли я Премудрая?! - игриво посмотрела на Ивана.
До Ивана вдруг дошло, что он уже давно не воспринимает Царевну, как лягушку. "Какая же она, к чертям, лягушка? Смотри какие глазищи! Разве могут быть у лягушек такие глаза? Красивые... Да и вобще. Разговаривает. Грациозная. Смотри, смотри какие изгибы?"
- Чего, Вась?
- Ну поди, чего скажу. На ушко.
Иван присел, наклонил ухо и некоторое время слушал недоумённо выпучив глаза. Порой отрывал ухо, смотрел на Василису с нескрываемым восторгом и удивлением. Потом опять наклонялся и слушал.
- Ну?! - блестя глазами и довольно улыбаясь спросила Василиса. - Премудрая я?
- Да вобще! А получится?
- Легко ваще! Это мне раз плюнуть, это заклятья не нарушает.
- Ну так а чё же... Щас, что-ли и ли чё?
- Ну, а когда, Вань? Ты чё, как дурачёк-то у меня? - ласково.
- Да я чёт обалдел вобще. За целый день. Голова не соображает, Вась. Не жрамши ещё.
- Ладно, любимый, давай. Только ты отвернись и глаза закрой!
- Ладно. А долго?
- Не очень. Закрыл?
- Закрыл.
- Вот так и стой, - и слышно было, что она шепчет что-то быстро и торжественно.
Как будто прогремело что-то на болоте и молния сверкнула. Иван аж присел. Но глаза не открыл, не повернулся.
- Всё, что-ли?
- Почти, подожди минутку, милый, - голос звучал как-то особенно мило и, главное, был каким-то до боли родным.
- Ну, поворачивайся, давай. Только я прикроюсь. Стесняюсь.
- Ва-ау... - только и смог выдавить из себя Иван. - Грациозная!..
- Ква-а-а... - ответила его Василиса.