Верёвка Иуды
«В отличие от знания, мудрость нельзя получить,
её можно только открыть, ибо она принадлежит
не уму, а недрам души».
М.К.
1
Мама не верила. И ночами
Всё напевала, меня качая:
«Спи, дочурка, спи, мой свет.
Бога не было и нет.
О Христе и об Иуде
Сказку выдумали люди…»
Мама не верила, и не знала –
Веру неверием прививала:
«Спи, дочурка, спи мой свет.
Никаких распятий нет,
Нет верёвки на осине
В той стране под небом синим…»
2
Засыпала…
«Кто я? Где я?»
«Ты – Иуда. В Иудее».
«Я? Иуда?»
«Ты, родная!» –
Ветер выл, в саду блуждая…
3
На ветру деревья качались
И во тьме шептались, смеялись:
«Вот опять явились те двое,
Что всегда здесь ищут покоя,
Не боясь ни ветров, ни тьмы,
И не знают, что слышим – мы!»
4
«...О Иуда! Услышь меня, брат мой!
Мне теперь нет дороги обратной…
Я познал единенье с Отцом,
И с товарищем, и с подлецом,
С сумасшедшей и умной природой
Человека подлунной породы…
Я познал, и раздал всё, что познано,
Чтобы поровну было всё роздано:
И любовь, и смиренье, и свет…
Но ничтожность звенящих монет
Пред величием братства нетленного –
Мне познать ещё... разумом пленного».
«Что я должен сделать, брат мой Иисус?
Хочешь, чтобы спас я? – Я тебя спасу.
Пусть тебе не снится никакой арест –
Я нести согласен на плечах твой крест.
Сам не спасусь,
Но тебя спасу!
Брат Иисус,
Я тебя несу
В сердце своём –
Любви крестом!»
«Брат мой Иуда, не смог ты понять…
Должен сегодня меня ты… предать».
«Бог с тобой! Как можно, брат мой Иисус?!
И, тебя предавши, разве сам спасусь?
Почему меня ты выбрал в подлецы?
Ближе всех я, значит… Коротки уздцы…
Но чего добьёшься? Хочешь умереть?
Разве есть нужда в том? Иисус, ответь!»
«Отвечу я на твой вопрос…
Я слово об Отце принёс.
Людей объединить хотел,
Чтоб мир и равенство – удел
Их был. Любовь провозглашал!
Но не себя… И кем я стал? –
Отцу Небесному роднёй!
Я, кто рождён, взращён землёй!
Я – кровь и плоть.
Я – не Господь…
И я не свят,
как говорят…
Ужель не видишь это, брат?..
Они должны понять, что я –
Лишь порожденье бытия,
Что я такой же, как и ты,
И все, но слушал Божий глас,
Чтоб оторвать от суеты
Людскую приземлённость глаз,
И чтоб поведать всем о том,
Что с нами станется потом…
Иуда, брат мой, я – пророк,
Но не Мессия… Я продрог
И болен, честно говоря,
От веры их в поводыря…
Но поводырь не нужен им!
Ведь Бог – в душе, а не в словах…
Процесс, мой брат, необратим –
Они найдут Его, и с Ним,
С Отцом Небесным на устах
Меня распнут… И это, брат, –
То, чему буду только рад!»
«А я – не рад! Не рад я, брат!
И страшно мне... В чём виноват?
Иль мне предательство под стать?
Нет, Иисус. Мне не предать.
Не лучше ль сдаться самому?
Скажи, мол, всё, берите в плен,
Казните, я – всего лишь тлен.
Зачем же – мне? Я не пойму...»
«Что ж, объясню я, брат…
Больше, чем твой, стократ –
Страх мой. Страшна не смерть.
То, что трудней стерпеть...
Я такой же, как все, не более, –
Человек! И боюсь… боли я.
Но эту боль – мне испытать.
Меня давно хотят распять…
И должен, брат мой, быть готов
Я сбросить гнёт земных оков…
Вот потому исполнить в срок
Тебя прошу я эту роль!
Тогда лишь будет в смерти прок,
И не напрасной будет боль».
«Горько это слышать, горько, Иисус…
Но, тебя предав, я… разве вознесусь?
Отче наш простит ли мне такой урон?
Испросил Его ты? Что же молвил Он?»
«Что жить обязан ты, Иуда,
Покуда
Не разнесёшь молву по свету,
Что это –
Моё желанье: умереть,
Чтоб человеком зваться впредь,
Чтоб люди помнили – один
Господь над ними господин!..
Но помни, брат, оступишься –
Монетой не откупишься.
И быть беде тогда
Повсюду и всегда…
И будешь ты, брат, клеймён
Предателем всех времён!
И будет народ иудейский гоним
Веками за то, что распят я был им,
Не человек – Сын Божий!
Помни об этом… Что же
Скажешь теперь, Иуда?
Будешь ты жить?»
«Буду».
Так Иуда брату
говорил.
А в руках верёвку
теребил…
5
Растворялись их голоса…
Открывала глаза в рассвет.
А на шее – что? Полоса
Багровела! Верёвки след!
Жгло касанье верёвки той
И душило до рвотных спазм!
Становился свет – темнотой.
И звала я Христа – чтоб спас.
Он не слышал меня, не шёл.
Я хрипела: «Хоть кто-нибудь,
Помоги мне понять душой,
Почему не могу вздохнуть!»
6
Мама обнимала,
Успокаивала…
Сон мой разрезала,
Перекраивала…
«Снам не нужно верить.
Что нам в вере сей?
Снами не измерить
Правд и ересей.
Мыслей отголоски
В сновидениях.
А твоя полоска –
Совпадение!
Мама обнимала,
Успокаивала,
На ухо шептала –
Я оттаивала…
7
Но смотрела пристально – в зеркала.
И, свой нос увидев в них, – поняла:
Иудейская кровь во мне!
Но не та, что течёт в родне.
Эту кровь – много лет назад
Пролил преданный мною брат…
Мама мне солгала –
Сны не лгут! Я жила
В Иудее… Давно…
Всё забыла я… Но –
Помнят всё души зеркала:
Это я
Иудой была.
8
А в школе в девчонок влюблялись мальчишки…
В меня – не влюблялся никто.
Я носом не вышла, он длинным был слишком,
Болтался над грязным пальто…
Пальто – отстирать от пятнающей грязи,
От пыли, от крови, от слёз…
А нос не отмыть от порочащей связи,
Когда он – из прошлого нос!
9
«Эй, жидовка, длинный нос,
Я подарочек принёс!
Я принёс тебе – кулак».
Шмяк! Шмяк!
Кровь глаза заволокла
И ручьями потекла…
В землю плакала навзрыд:
«Бо-лит…»
«Эй, жидовка, нос крючком,
Будешь ползать червячком!
Я принёс тебе – сапог».
Шмяк! В бок!
По зубам! По животу!
Не позвать – земля во рту.
А в ушах – монетный звон…
Стон… Сон…
10
На ветру деревья качались,
И опять шептались, смеялись:
«Посмотрите – Иуда плачет!
Серебром не доволен, значит…
А другой – тот, кто предан братом, –
Вон, идёт, чтобы быть распятым,
Тащит крест свой… и плачет тоже:
«Пронеси эту чашу, Боже,
Мимо…» Только не верит в чудо –
Сделал всё, как просил, Иуда.
Посмотрите же – гвозди в руки
Забивают ему нещадно!
Отчего же Господь от муки
Не избавит своё же чадо?
Или он – человек? Увечьям
Красотою не стать, похоже…
И кричит он на человечьем:
«Что ж покинул меня ты, Боже?!»
Посмотрите, как люд взирает!
Человек, мол, иль Божий Сын?..
Человек он! Деревья – знают.
Знают: Бог на земле один.
Но ещё неизвестно люду:
О распятье он сам просил!
Проклинает народ – Иуду.
А Иуда – лежит без сил…»
11
«Тридцать серебряных – тридцать дыр
В сердце моём гудят…
Мир без тебя будет пуст и сир…
Не умирай же, брат!
Тридцать серебряных – тридцать седин
В сердце моём блестят…
Может, воистину Божий ты Сын?
Может, воскреснешь, брат?
Тридцать серебряных – тридцать плевков
Сердце моё гноят…
Мне не поверят вовеки веков!
Что же мне делать, брат?
Жить обещал… Но снести ль – для людей! –
Тридцать серебряных в сердце гвоздей?»
12
На кресте Иисус умирал,
И сквозь слёзы на брата взирал…
«Что же ты, Иудушка, что же ты!..
Разве жизнь твоя уже прожита?
Разве сделал, что сделать клялся?
Иль ничто для тебя – обет?»
А Иуда – в петле качался,
И молчал в ответ…
Слёзы высохли на лице…
И немедля был слух рождён
О Христе и о подлеце,
О предателе всех времён…
И о том, что народ иудейский пролил
Кровь того, кто Создателю был
Кровным Сыном, кто к людям спустился с небес,
За грехи их погиб, и воскрес…
«Что же ты, Иудушка, брат мой…
Слухам нет дороги обратной!»
13
«Эй, носатая жидовка,
Ты ещё не умерла?»
Пробуждалась… И верёвка
Мне безбожно шею жгла!
Убегали прочь мальчишки…
А верёвка жгла сильней!
На испачканном пальтишке –
Прошлый грех души моей…
«Что ж, Иудушка, рыдаешь?
Сам обрёкся на печаль…
От верёвки этой – знаешь! –
Ты избавишься едва ль».
Жгла верёвка и душила,
Как не душат и не жгут…
Надо мною суд вершила
За Иудин самосуд,
За Иудино безволье
Пред казнящей сердце болью…
14
От боли – боль рождается,
А смертью – смерть питается.
Рождает слух – идею:
«Смерть иудеям!»
«Смерть иудеям! Распяли Христа!
Нелюди! Нечисти! Вешать! Стрелять!
Газом травить! И планета чиста
Сможет без них наконец-то стать!
Что нам их музыка? Что наука?
Что же с того, что умна их раса?
Все они – дети Иуды! Ну-ка,
Вместе расчистим мы жизни трассу!
Смерть иудеям!
Расправу содеем!
Оружье готовь!
Проливай кровь!»
Кровью иудейской землю поливали,
Пеплом иудейским землю посыпали,
Страхом иудейским землю удобряли,
Горем иудейским зло искореняли…
Веками!
Руками
Господа – говорили…
Не ведали, что творили!
Так – ненавидели, так – плевали
В душу народа… Казалось, знали
Всё о случившемся в те времена…
Только казалось… А чья вина?
«Что же ты, Иудушка, брат мой, натворил?
Я тебе об этом ведь, помню, говорил…
Не сказал, однако, я, зная наперёд,
Что слепая ненависть закалит народ.
Возродится, выстоит,
Жизнь умнее выстроит.
И пойти иудею
Тропой избитой
От глупца и злодея
Искать защиту.
А как защититься ему? – Напасть.
Солгать кое-где, да схитрить, украсть.
И даже убить, чтобы выжить вначале,
А после – чтоб жить без забот и печали,
Свой страх уничтожив высоким постом
И низших, в отместку, согнув под крестом.
Привычкою станет месть.
И сам он не вспомнит даже,
Зачем он такой, как есть –
Избранник с кровавым стажем.
А что ожидать от других людей? –
Не вспомнят они тем паче...
И станет досель простой иудей –
Жидом, о котором плачут
Тогда лишь, когда он рождён на свет,
Когда с молоком грудным
Вбирает на слабость свою запрет
И жажду над всем земным
Властителем быть одним.
И ненависть станет страшнее стократ.
И кровь будет литься до самых до врат
Небесных, покуда Земля не умрёт,
А с ней – иудейский, проклятый народ!
Я всё это видел. Я всё это знал.
А ты – не подумал, не предугадал,
Когда удушил ты верёвкой своей
Надежду на мир средь Господних детей.
И ты – виноват,
Брат...»
15
Маме на могилу
Я цветы носила
Только белые…
Долго там сидела
И тихонько пела
Колыбельную...
«Спи, мамуля, спи, мой свет.
Ада нет, и рая нет…
Но прими благую весть:
Бог над нами был и есть!
О Христе и об Иуде
Помнят души – помнят люди…
Ты когда-то напевала:
Нет осины в той стране…
Ты не знала! Ты не знала,
Что осина та – во мне…
Ты не ведала, родная,
Что Иудой рождена я…»
16
Как ноша эта тяжела!
И как же с ношею такой
Найти покой?..
И вот тогда я поняла:
Одна дорога мне была –
Под купола…
17
К церкви я бежала!
Нищим подавала!
Двери отворяла!
На порог – блевала…
«Дьявол! – мне кричали
Вслед попы и люди. –
Ты пойди вначале
Послужи Иуде!»
Но их криков громче
Был инстинкт утробный:
«С ложью – проще, Отче.
С правдой – неудобней!»
Шла я восвояси –
От церквей, от люда…
Мир подложный я сей
Истинному блуду
Предпочла… И что же? –
«Сохрани мя, Боже…»
18
А было легко… на спине, на коленях,
На крышах, на небе почти…
Постыдного не было в этих явленьях,
Но было сомненье в пути.
Металась душа… Было тело распято
На белом кресте простыни,
Асфальта, соломы, тепла суррогата,
Тщедушью Иуды сродни…
И кто-то шепнул мне: за кровопролитья,
За боль через все времена,
За крест и верёвку – должна заплатить я
Бессмертной любовью сполна!
19
И вошёл он… медленно, глядя свысока…
Не задела плеч моих тонкая рука…
Но задел за краешек веры в чудеса
Вздох его предутренний – чистая роса…
Грязными купюрами в губы целовал,
И бездушной похотью в душу мне плевал…
Яд глотала жадно я из любимых рук!
Двадцать лет не видела никого вокруг…
И о стену билась я пьяной головой:
«Что же ты, Иудушка, делаешь со мной?..»
20
– Что нужно тебе, скотина?
– Ношу я под сердцем сына,
любимый мой…
– Немедля убей зародыш!
– Греховную чушь городишь,
любимый мой…
– Как смеешь ты, мразь, иуда!
– Обузой тебе не буду,
любимый мой…
– Не смей же рожать! Ты слышишь?!
– Я слышу… наказы свыше,
любимый мой…
21
Бежала прочь, в толпу врезалась,
Чтоб быть на виду…
А он – за мной: «Тебе казалось –
Тебя не найду?
Вокзал велик, перрон – едва ли.
Не видишь – увидь!
Идёт состав… Сигналы дали –
Его пропустить…»
Поезд мчащийся не узрела я –
Всё бежала, как угорелая…
Ночь в глазах моих стала белою,
И на рельсы – вдруг! – полетела я…
Полетела я…
Онемелая…
22
Белые-пребелые
Потолки мигали мне…
Кралось «Что здесь делаю?»
В памяти прогалине…
На лице испарину
Утереть хотела я –
Вместо рук подарены
Мне обрубки прелые…
«Жить, родная, будешь как?»
В пустоту глядела лишь:
«Что же ты, Иудушка,
Незабвенный, делаешь?»
23
«Незабвенный мой, невозможный мой…
Не убил меня – так убьёшь!
Лучше буду есть корм подножный я,
Лучше пусть меня спрячет рожь…
Пусть любить тебя – кара Божия,
Карой Божьей той – я жива.
Незабвенный мой, невозможный мой!
Как же кружится голова…»
24
На коленях стояла
И траву поглощала –
Бурёнкой!
Всё ж еда, хоть и мало…
Мне рожать предстояло
Ребёнка…
«Унижения нету
В том, что тварью по свету
Скитаюсь,
Что люблю безответно
И в обнимку я с ветром
Валяюсь…»
25
На ветру деревья качались,
И опять шептались, смеялись:
«Тень Иуды, смотрите, всё бродит,
Будто места себе не находит!»
«…Не вкусить покой тому,
Кто презрел души тюрьму,
Задушив петлёю тьму
В сердце – сломанном дому…
Нет прощения
Преступлению…
Брат просил меня предать,
Но теперь не доказать…
Будет женщина кричать
И во ржи златой рожать
Искупление…
Исцеление!»
«Посмотрите же – Тень на осине
Вседержителя молит… о Сыне!»
26
И верёвка Иуды впилась в меня
Так предательски, как никогда!
И качалась луна, серебром звеня…
И не знала: лилась вода,
А за нею – бурлящей рдяной струёй
Жизнь моя вытекала меж ног…
Закричал он, так громко! Горластый мой…
Но меня разбудить не смог…
27
Сон небесный сладостней снов земных вдвойне!
Отпустила горькая память о вине…
Снизошло прощение… А верёвки след
Излучал серебряный несказанный свет…
И любовь раскинула звёздные крыла…
И сама любовью я в небо поплыла…
Время обезличилось, ум утратил вес…
Мыслила душа моя мудростью небес,
Впитывалась радостью в вечную зарю…
«Что ж… тебя, Иудушка, я благодарю!»
28
Утром в поле младенца нашли,
И живое к живому снесли…
«Спи, мальчонка, спи, мой свет.
Смерти не было и нет.
Кто проснулся, здесь рождённый,
Кто уснул, освобождённый...
Примечай: одну дорогу
Дал нам Бог. От Бога – к Богу.
Спи, мальчонка, спи, мой свет.
В небесах начертан след.
Это след того, кто любит,
Не предаст и не погубит...
Не забудь: одну дорогу
Дал нам Бог. От Бога – к Богу…»
29
Засыпал он…
«Кто я? Где я?»
«Иисус ты. В Иудее».
«Я?»
«Не плач, хороший. Ты!» –
Ветер выл, снося кресты
И сводя мосты всех времён
В дивный сон…
30
На ветру деревья качались,
Не смеялись – просто шептались:
«Посмотрите! Живой он идёт!
Иисус!
А сквозь лик его чистый
Проступает улыбкой лучистой,
Серебристой –
Брат,
Иуда Искариот».
-----
2007
