Русь утренняя. Глава вторая
РУСЬ УТРЕННЯЯ
История в стихах
Глава вторая
Константин Великий. Христианизация мира.
Симфония церкви и государства. Возвращение
язычества. Князь Олег. Убийство Аскольда и Дира.
Создание Киевской Руси. Подготовка к походу на Царьград.
Неудачный штурм. Мирный договор. Гибель Олега.
Когда державу принял Константин,
Поздней народом прозванный Великим,
Мир христианства ангел посетил,
Величественный, грозный, ясноликий.
Над Божьим миром крылья распростёр,
Подобно ангельской небесной песне,
Во всю святую мощь, во весь простор
Восточный, азиатский, европейский.
Народ не то умнел, не то добрел,
Но общая везде была картина —
Никто помериться не захотел
С мечом победоносным Константина.
И лишь Максенций, претендент на власть,
Тропу войны непримиримой выбрал,
Но было суждено бедняге пасть
И потонуть в шумливых водах Тибра.
А Константин, во всём христианин,
Жизнь в Риме и Царьграде так устроил,
Что в царстве распрей мир царил один
И голод никого не беспокоил.
Раб стал свободным. Господин в душе
Стал добряком. Сильна молитва Богу.
Смотря на Рим, и люд вокруг уже
Гуманизировался понемногу.
Известно, что славянские полки,
Прославленные в доблести и силе,
С молящей, доброй, божеской руки,
С собою гусли звонкие возили.
А иноземных и своих купцов
В дороге русичи сопровождали
Отрядами немалыми бойцов,
Чтоб племена степные не напали.
Но мимолётно время. Константин
Ушёл с улыбкой в неземное царство,
И многобожье, ярость, злоба, сплин
Опять завоевали государства.
И Русь междоусобный шум и гам
Заполонили, как в предзимье сырость.
И по речным и прочим берегам
Крещения святые прекратились.
И Рюрика не стало. Сыну власть
Не смог он передать по малолетству.
Олегу, родичу, передалась
Она не к радости славян, а к бедству.
И года не прошло, как собирать
Олег дружину начал для похода,
Чтоб города в полон навечно взять,
Что попадутся воинству по ходу.
Одним из первых пал в бою Смоленск,
Чуть позже Любечь. Водный путь днепровский,
Окрестные луга, поля и лес
Олегу в руки, то есть в рабство просто,
Попали христианскому врагу.
Но вот и Киев на холмах высоких
Стоит на живописном берегу.
С охраною, в долблёнке, по осоке
Олег доплыл до Киева. Гонца
К Аскольду с Дием шлёт. Мол, ждёт свиданья
С обоими, поскольку от лица
Известного — им тайное посланье...
О, быстрота разорванной строки!
Ты образ молнии в осенних тучах.
Рождаясь в громе, огненно-легки,
Слова твои живым ручьём сверкучим,
Полнеба беспощадно разорвав,
Вонзаются неумолимо в землю,
В горах, в лесах, в привольном море трав.
А я, раскатам отдалённым внемля,
Смотрю на ноотбуковский экран,
На проявленье жизни в уголочке.
А там осенний голубой туман.
И молнией разорванные строчки...
Аскольд и Дир с охраною пришли.
«Кто здесь посол? Зачем такая спешка?»
Олег поклон отвесил до земли.
«Проездом мы. И спешки нет, конешно».
Он Игоря приносит на руках.
«Вот подлинный всея Руси правитель.
Вы иноверцы в киевских местах.
А я богов, забытых вами, мститель».
Он выхватил видавший битвы меч,
Лишь только ножны тонко прозвенели,
И головы князей слетели с плеч,
Охранники и ойкнуть не успели.
Незванный гость всегда не ко двору,
Прислужники пружиной жёсткой сжались.
Но из-за мыса по всему Днепру
Уже ладьи Олега приближались.
Без боя христианский Киев сдан.
Наследника всесильно повеленье.
Но сколько появилось христиан
И в городах славянских, и в селеньях.
Какие неразумные волхвы
В ослиные им уши нашептали,
Что — ничего страшнее нет молвы! —
Перун и Велес силу потеряли?
И что какой-то полубог Христос
По Божьему, Отцову, повеленью
На нашу землю грешную принёс
Раскаянье и вечное спасенье.
О Боги! Нет, не быть и не бывать
Кощунской вере на земле славянской!
Огнём священным буду выжигать
Нахальный мрак химеры окаянской».
С дружиной он идёт на высоту,
И дышится легко и величаво.
И он идёт отнюдь не ко Кресту,
А к месту, где его начнётся слава.
И что за вид открылся с высоты
На всю округу от Креста Андрея!
«Нигде такой не видел красоты, —
Сказал владыка, — без вина пьянея. —
Отныне, Киев, в этом я клянусь,
Ты станешь лучшим городом, который
На долгие века прославит Русь
В цепи других язычеких историй.
Но хорошо бы к матушке Руси
Еще и Византию присоседить,
Пусть знают, что такое караси
У кривичей, а у древлян медведи».
Олег чуть больше двух десятков лет
Готовился к великому походу.
И весь славянский многоликий свет
Сумел завоевать себе в угоду.
Сначала он воинственных древлян
Платить оброк в казну свою заставил.
А чуть поздней покорных северян
От пут хазарских без труда избавил.
Он им сказал: «Вы платите оброк
Хазарам?» — «Да, владыка, много платим».
«Их Бог совсем не наш — враждебный Бог.
Платите мне. Горадо меньший, кстати».
И северяне племенем своим
К Олегову содружеству примкнули.
В те годы мощным сжатием стальным
Законы мира силы развернули.
Русь крепла внешне, крепла изнутри.
Уже усобия образовались.
Своею властью княжеской они —
И киевской, центральной управлялись.
Причём, где непокладистый народ,
Где возникали споры и волненья,
Олег своих, надёжных воевод
Рассаживал на долгое правленье.
Церквей тогда не знали. Вместо них
У жертвенников, на почётном месте,
Славяне грозных идолов своих
Расставили. И жертвы честь по чести
Там приносили. И каждений дым
Им придавал и гордости, и силы.
И это тоже сжатием стальным
Для нации рождающейся было.
Но что к централизации вело,
И что надолго на Руси осталось,
Так это то, что более всего
На войске собираемом сказалось.
Варяги, новгородцы, мери, чудь,
Поляне, кривичи и северяне,
Недавно разбежавшаяся ртуть,
Теперь в Олеговом собрались стане.
В двух тысячах военных кораблей
К давно зовущим стенам Цареграда
По шири закипающих полей
Языческая двинулась армада.
Когда её увидел патриарх,
Сказал, о выраженьях не заботясь:
«Вот нам, ребятушки, и ох, и ах,
Господне наказание за подлость».
Недавно византийскую Салунь
Арабы осаждали, и соседи —
Воистину Иудин поцелуй —
Как статуи из золота и меди,
За братьями по Господу Христу,
За их борьбой беспомощно следили,
И хоть бы кто ввязался в битву ту,
А ведь, наверно же, порывы были.
Подобно буре налетел Олег
На крепость гордой славы византийской.
Безумен многотысячный набег,
Но и всесилен натиском азийским.
Попробуй-ка остановить волну,
Когда она горы прибрежной выше,
Мгновение — и ты пошёл ко дну
И тут же к трону Посейдона вышел.
Гремят таранов грузы в ворота,
И тучами стремятся в город стрелы,
И лестницы — ничто им высота —
Взлетают в поднебесные пределы.
И воины у частых абразур
Не знают отдыха — стреляют, рубят,
В бою им не положен перекур,
Но бережёт их Бог, и Матерь любит.
И воям не знаком духовный страх,
Поскольку чада Божьи, христиане.
И молится святейший патриарх
И вместе с ним простые горожане
И в редких перерывах меж боёв
Зищитники заходят помолиться.
И молятся, и каждый вновь готов
И день, и два, и сколько надо, биться.
Олег взбешён. Олег даёт приказ:
«Все пригороды выжечь и разграбить.
Всех истребить. И в море. Пробил час.
Лишь так удастся нам их дух ослабить».
И святотатство произведено.
И как же в летописях наших древних
Безумно воспевается оно
В словах величественных и напевных!
И как же летописей ждать других,
Когда по чётным фазам жизнь такая;
Когда Олег нещадно правил их,
Язычество хвастливо прославляя.
А после очень многие князья,
Христа не признавая и не зная,
Всё правили, аж рассказать нельзя,
Неправду вместо правды прославляя.
Но, чтоб правдиво кончить наш рассказ
Без сладковатой прелести витийской,
Останется немногое у нас —
Поставить точку в битве византийской.
После осады долгой патриарх
Сказал на государственном совете:
«Откупимся от скифов. Деньги — прах.
Богатство — Божий дух на белом свете.
Скиф любит деньги. Пусть идёт домой,
В карманах сладким золотом бряцая.
А мы отстроим пригород пустой,
И снова заживём, забот не зная».
И князь Олег домой направил путь,
А с ним его великая армада.
И, чтоб свою победу подчеркнуть,
Прибил он щит свой на вратах Царьграда,
Не приоткрытых даже на чуть-чуть.
Ну, что же, не открылись, и не надо.
И не беда, что только дивный флот
Ушёл в проливе в дымку голубую,
Олегов щит был тут же сбит с ворот
И выброшен на свалку городскую.
Но ведь остался славный договор,
Взаимовыгодный и многолетний.
Русь вышла из своих удельных нор,
Из допотопных первобытных сплетен.
Преданье есть, и всяк его читал
В свои отпущенные Богом сроки,
Что от коня князь смерть свою принял.
Я верю в это. Праведны пророки.
4.08.16 г.,
Равноапостольной Марии Магдалины.
