Ты и Вы

О ты! которую теперь звать должно — Вы,
С почтеньем, с важностью, с уклонкой головы;
О прежня Лиза, ты!.. Вы барыня уж ныне.
Скажите, так ли Вы в сей счастливы судьбине,
Котора в сорок лет Вам пышности дала,
В алмазы, в фижмы Вас, в величье убрала,
Превосходительством и знатью отягчила
И косо на меня смотреть Вас научила,
Когда на улице, звуча по мостовой,
На быстрой шестерне встречался со мной,
Гордяся нового родства высокой связью,
С блистающих колес Вы брызжете мне грязью?

Сквозь чисты стеклы зря унылу красоту,
Сиянья Вашего я счастием не чту:
Превосходительство является мне Ваше
Скучнее во сто раз, а ничего не краше.

Воспомните, как Вы была лишь только ты,
Еще не знающа величия мечты,
На имя Лизыньки мне нежно отвечала,
За пламень мой меня улыбкой награждала,
Во стройной кофточке, которой белизне
Не уступала грудь твоя, открыта мне,
И только розою одною защищенна,
Котора розами твоими помраченна,
Должна была моим желаньям уступать
Уста твои и грудь прелестну целовать.
Ты помнишь: не было моей любви препоны;
Ты помнишь время то, как строгие законы
Хотели было нас с тобою разлучить?
Но льзя ль препоною любовь остановить?
У ней препятствием лишь крылья вырастают,
Ей шутка все глаза, чем аргусы сверкают.
Воспомни время то… Сколь сладко мне оно! —
Как лестницу любовь мне ставила в окно,
Которо грации с тобою отворяли
И в сумерках меня к утехам провождали.

В восторгах наших я и ты, забыв весь свет,
Мы думали, что нас счастливей в свете нет.
И в самом деле так: кто мог быть нас блаженней?
И чем же генерал в веселии отменней?..
Отменней?.. быть нельзя; безмерно ниже нас ..
Не по природе он, по этикету Вас
Любя, нахмуряся, к Вам важно подступает,
Приятства, смехи прочь и игры отгоняет.
Бояся знатность он высоку уронить,
Он может ли Вас так, как я тебя, любить?
Превосходительством природу задушая
И в сердце гордость он с любовию мешая,
Вас любит, помня то, что он и генерал;
А я, тебя любя, себя позабывал.
Все были чувствия, вся мысль полна тобою,
И весь я занят был лишь Лизою одною.
Тобою слышал всё, тобой на всё взирал,
Тобою жил, твоим дыханием дышал,
Тобой одной во мне и сердце трепетало…
Наместо золотых часов оно считало
Минуты сладкие небесных тех забав,
Которы, от земли нас гнусной оторвав,
Бессмертья уделя, равняли с божествами.
Ведь боги в вечности не заняты часами.
Пристойно смертным то, чтоб время протолкать,
Его в карманы класть и часто вынимать.
Забава скучливых, часы — веселью смутки.
У нас лишь два часа бывало только в сутки:
Один — чтоб вместе свет и время забывать;
Другой — не видяся, увидеться желать.