Он знал
Он знал, что это лишь игра,
Но все ж осмелился поверить
Его улыбке и словам,
По глупости не запер двери.
Без разницы, что в небо, что в окно.
Огни слепят, скрывая злую правду.
Хотя ему теперь уж все равно,
Он знал, и сам как мотылек летел на пламя.
Ты скажешь мне: "Что было, то прошло.
Доверься мне и я на веки буду верен."
Когда-то он ждал этих самых слов,
Откроется ли снова? Не уверен.
Обида, горечь, боль... все это ложь.
Какие чувства у разбитой маски?
Любовь пуста, лишь острый в спину нож,
А жизнь легко закрасьть черной краской.
Закрыть глаза, представить в небе солнце,
И улыбнуться снова в темноту.
Мечтать, что это больше не вернется,
Не принесет с собой ту пустоту.
А жизнь идет, ведь он ей безразличен.
Как и луне, и сакуре в цвету.
Он слаб, обижен, ограничен.
Он знал, но все же стер черту.
Он знал, что это лишь игра,
Но все ж осмелился поверить.
Нет той улыбки... а слова...
Остались за закрытой дверью.
***
Он не имел такого права,
Мечтать, надеяться, любить.
Вот это было и не стало,
Вздохнуть осталось и забыть.
Но все ж осмелился поверить
Его улыбке и словам,
По глупости не запер двери.
Без разницы, что в небо, что в окно.
Огни слепят, скрывая злую правду.
Хотя ему теперь уж все равно,
Он знал, и сам как мотылек летел на пламя.
Ты скажешь мне: "Что было, то прошло.
Доверься мне и я на веки буду верен."
Когда-то он ждал этих самых слов,
Откроется ли снова? Не уверен.
Обида, горечь, боль... все это ложь.
Какие чувства у разбитой маски?
Любовь пуста, лишь острый в спину нож,
А жизнь легко закрасьть черной краской.
Закрыть глаза, представить в небе солнце,
И улыбнуться снова в темноту.
Мечтать, что это больше не вернется,
Не принесет с собой ту пустоту.
А жизнь идет, ведь он ей безразличен.
Как и луне, и сакуре в цвету.
Он слаб, обижен, ограничен.
Он знал, но все же стер черту.
Он знал, что это лишь игра,
Но все ж осмелился поверить.
Нет той улыбки... а слова...
Остались за закрытой дверью.
***
Он не имел такого права,
Мечтать, надеяться, любить.
Вот это было и не стало,
Вздохнуть осталось и забыть.