Камин в Москве

Еще мы лета не видали,
А уж опять зима как тут!
Морозы в комнату вогнали
И долго выйти не дадут;
Краса природы изменилась,
Завесой ночи обложилась.
Ахти, что делать? что начать?
Придвинусь к милому камину
И с ним мою тоску, кручину,
Как прежде, стану разделять.

В каких краях я ни шатался,
Велик ли, мал ли был мой дом,
В высоких замках величался,
Иль крылся внутрь своих хором,
Камин, мой зимний благодетель,
Везде был дел моих свидетель —
По суткам с ним живал один;
Тоску, печали и досады,
Утехи, радости, отрады —
Все мой заведовал камин.

На все судьбы людские в свете
Когда я мысленно гляжу
И у камина в кабинете
О человечестве сужу,
С трудом в моем воображеньи
О счастье общие всех мненьи
Могу я с правдой согласить.
Весь мир шумит и колобродит,
Но вместо счастья что находит?
Лишь новы способы тужить.

Цари, по самой доброй воле,
Оставя трон, бегут к ружью,
В своей толь знаменитой доле
Клянут нередко жизнь свою.
Бояра, сколько ни тучнеют,
А так же в счастии беднеют,
Как самый их последний раб.
И тот в своей огромной сфере,
И сей в землянке, иль в пещере,
Равно против напасти слаб.

Везде о счастии писали
И будут вечно толковать;
Нигде его не отыскали.
Ах! трудно счастие стяжать!
И я, мужик хоть немудреный,
Сказать то так же, как ученый,
Могу: оно в самом во мне.
Да где и как найтить?- не знаю;
В печали — наяву страдаю,
А весел — все будто во сне.

Против страстей восставши лихо,
Чело нахмуря, как Катоп,
Когда в душе его все тихо,
Философ свои дает закон:
«На что страстям порабощаться?
Рассудку должно покоряться.
Все наши прихоти мечта;
Все здесь, о люди! скоротечно;
Ищите в небе счастья вечно,
А мир — сует есть суета.

Коль сыт одним — на что три блюда?
Коль есть кафтан — на что их пять?
К чему потребна денег груда?
Умрешь — с собой вить их не взять.
Стесни ты нужд своих границы,
Беги в деревню из столицы,
Живи спокойно малый век,
Терпи обиду равнодушно,
Сноси печаль великодушно,
Будь выше, нежель человек».

Да сам ты что, мой поучитель?
Ты бог, иль ангел во плоти?
Глубокой мудрости рачитель!
Позволь во внутрь себя войти!
Открой не ум один, но чувства,
Вещай без всякого искусства,
Ужли таков ты вправду стал?
Я вижу — тщетно лицемеришь;
Сей проповеди сам не веришь,
И вышел ты — пустой кимвал!

О, если б люди все так жили,
Как им рассудок повелел!
Когда бы чувства тише были,
Источник крови б не кипел,
Куда бы было жить прекрасно!
Все было б мирно, безопасно,
Любовь была б союз всех стран;
Друг друга люди бы не ели,
Ужиться меж собой умели
Француз, араб и мусульман.

О, если б — это только слово
Когда в заглавьи положу,
Одну ли землю — небо ново
Тотчас пером моим рожу.
Все царства будут изобильны,
Все люди будут равно сильны;
Нигде ни снега, ни зимы,
Цветы расти вседневно станут,
К каминам бегать перестанут,-
Совсем переродимся мы.

Ах, нет! мне жаль камина стало!
Оставим лучше все как есть:
Того, что мне на разум вспало,
Никак не можно произвесть.
Пускай себе кружится сфера,
И пусть различная химера
Играет каждого умом!
Творец все к лучшему устроит;
Нас ныне стужа беспокоит,
Зато не страшен летний гром.

Молву я слышу повсечасну
О свойстве добрых поселян:
Какую жизнь ведут прекрасну!
Закон природы не попран.
У них грубей, твердят мне, нравы,
Но несравненно их забавы
Простее, нежели у нас:
Друг с другом водятся в свободе,
Не пьют и не едят по моде.
Неправда!- так же, каков час.

Когда даются серенады
У вас в прекрасный летний день.
Шумят прозрачны водопады,
От зноя кроет кедров тень,
Тогда мужик коня впрягает
И плугом землю раздирает,
Или беремя дров тащит,
Или сквозь тусклые окошки,
В которы не видать ни крошки,
Зимою на метель глядит.

Жену хоть часто он целует,
Но коль обман подстережет,
Жесточе нас вознегодует
И за неверность сильно бьет.
Он мил быть хочет поневоле,
Не смысля прав над нею боле,
Как то, что венчан — петый кус {*}.
И так, как мы перед министром,
Так точно он перед бурмистром
Застенчив, робок — тот же трус.

{* Может быть, сие выражение покажется
многим странно; но мне точно случилось
видеть в отдаленной от Москвы деревне
бабу, которая, будучи прибита мужем,
на вопрос мой, любит ли она его,
отвечала мне, и с некоторым сердцем:
«Как же, мой батька! вить мы повенчались;
он петый кус». (Примеч. автора.)}

Согласен я, что наши страсти
Не нарушают их покой;
Зато у них свои напасти:
Уроки, порча, домовой.
И так они в словах разбились,
Но в вещи мало отличились.
Грущу и я, грустит и он.
А что мы модой называем,
Мы точно то ж у них встречаем:
Обычай их в селе — закон.

Одно лишь умствованье наше
Влечет нас бедных разбирать,
Чья участь чьей судьбины краше,
Что лучше: ползать иль пахать.
Ах! всякий ношу свою тянет,
Вседневно в меру сил устанет,
От дроворуба до царя.
Тот мнит, что я богат и тучен,
А я, что он благополучен;
Но все умов пустая пря!

Я тут себя не исключаю,
Подобный прочим человек;
В желаньях также убиваю
Бесплодный мой и краткий век:
Чужой ревную часто доле,
В воображаемой неволе
Кружу с досады весь мой ум;
Бываю многим недоволен;
Дни два грущу, да дней пять болен
От бури беспокойных дум.

Камин! тобой не променяюсь
На все сокровища вельмож!
Тобою часто утешаюсь,
Всегда мне мил, везде пригож.
Пускай печали неизбежны,
Но с ними смехи часто смежны.
Ты будь престол моих забав;
А книг моих с меня довольно;
От них ни тесно мне, ни больно:
Читаю то, что мне на нрав.

Когда же книгу я оставлю
И углублю в камин мой взор,
С каким веселием представлю
Различных случаев собор!
Моей всей юности картину,
Сует успехи и причину
Тотчас в уме воображу;
На север, юг, и на столицу,
И на финляндскую границу
Как будто я теперь гляжу.

Винюсь, мой боже! пред тобою,-
Я праздно молодость убил;
Влеком обычая волною,
И день и ночь мечтам дарил.
То там, то сям я суетился,
Искать знакомства торопился
И мыслил: «Это все заем,
Которым я кого ссужаю;
Со временем сей долг, я знаю,
Красен мне будет платежом».

Ошибся я в моем расчете,
Пропал весь труд мой ни во что,
И из людей мне на примете,
В ком я искал тогда, никто —
Не говорю благодеянье —
Ниже малейшее вниманье
Ко мне с тех пор не показал;
И коль встречать мне их случалось,
То — вероятно ль бы казалось? —
Иной меня не узнавал.

Таков сей свет, такие люди,
И сбитенщик не лжет Степан,
Конечно — что плывет, все уди,
Что ни дадут, клади в карман.
Два слова я и он вовеки
В одно не свяжут человеки,
И вряд найдешь ли где кого,
Кто бы, соседа повстречавши,
Не мыслил, руку ему жавши:
Мне все — другому ничего!

Пора ко нравам примениться,
Мне скоро будет сорок лет,
Пора из опытов учиться
Ценить людей, узнать сей свет.
Искать друзей есть обольщенье
И сердца суетно стремленье.
Исполнилася в наши дни
Людского равнодушья мера;
Не требуйте на то примера {*}:
Увы!- во множестве они.

{* На сих днях два меня поразили.
Молодой мужчина застрелился, и
некоторые из приятелей его, с коими
он обращался и в кругу которых
почитаем был необходимым, поговоря
об этом как о странном случае сутки,
на другие — поехали на бал и плясали.-
Умер также некто скоропостижно, и
вместо кого-либо из родных или друзей,
на снискание коих он лет с 60 века своего
употребил, глаза ему закрыла сердобольная
старая иностранка, а в гроб прибрали
рабьи руки. Тут также ничья дружеская
слеза на труп его не канула… Какая
сильная для чувствительных сердец наука!
(Примеч. автора.)}

В глаза друг друга все расхвалят;
Но случай лишь придет помочь,
Тотчас цены твоей умалят,
Пойдут, не молвя слова, Прочь.
Умен ли кто — тот так задавит,
Что целый век тебя заставит
Об нем с слезами вспомянуть.
Дурак — тот где ни повстречает,
Каменьев пропасть накидает
И ими заградит твой путь.

А вы, которы без умолку
Чувствительностию надмясь,
Предрассудительному толку
Несете в жертву сердца связь,
На что вы так дары небесны,
Любезность, ум, черты прелестны,
Употребляете во зло?
Почто над чувствами другого
Толико ваша власть сурова,
Что жить не в силу нам пришло?

От зол таких моя отрада
Единый бог — бог твари всей;
Мне ничего уже не надо:
Не жду блаженства от людей.
Стократ приятней, дома сидя,
Соблазнов света в нем не видя,
С своей семьею просто жить!
И, скромно время провождая,
Рассудку здраву угождая,
Дрова в камине шевелить!