Печальные строки

Читаю стихи, пытаясь
выразить свое горе,
С гневом и возмущеньем
я изливаю душу.
Все, о чем говорю я, —
только святая правда,
И пусть этой чистой правде
свидетелем будет небо!

Пять императоров мудрых
пусть меня поучают
И шесть знаменитых духов —
изложат свое ученье.
Пусть реки и горы будут
защитниками моими
И сам судья Гао Яо
приговор мне выносит.

Я искренен был и честен
на службе у государя,
Но был удален я, словно
постылая бородавка.
Не льстил я ни государю,
ни тем, кто стоит у трона,
Да, будь мой правитель мудрым —
он мог бы увидеть это.

Слова мои и поступки
нисколько не расходились,
Чувства мои и мысли
всегда неизменны были.
Такого слугу нетрудно
было б ценить государю,
Если бы захотел он
проверить мои поступки.

Первые мои мысли
отданы были князю,
За это я оклеветан,
за это мне мстила свита.
Преданный государю —
я о других не думал,
И свита меня за это
заклятым врагом считала.

В работу для государя
я вкладывал свою душу,
И все же работой этой
добиться не мог успеха.
Любовь моя к государю —
и ни к кому другому —
Была неверной дорогой,
ведущей меня к несчастью.

Думал ли государь мой
о преданности и долге,
Когда он слугу седого
довел до нужды и бросил?
Я искренен был и честен,
и ничего не скрывал я,
Но это не принесло мне
высокого расположенья.

В чем же я провинился,
за что терплю наказанье —
Этого никогда я
себе не смогу представить!
Когда ты в толпе проходишь,
отвергнутый и одинокий, —
Над этим всегда и всюду
злобно смеются люди.

Я был окружен все время
безудержной клеветою
И говорил, запинаясь, —
не мог отвечать, как должно.
Я был душевно подавлен,
слов не сумел найти я,
И чувства свои отныне
больше не открываю.

В сердце моем печальном
тяжесть и беспокойство,
Но никому на свете
это не интересно.
Слов у меня много,
а как написать — не знаю,
Скорбные мои мысли
выразить не могу я.

Если молчать все время —
никто о тебе не узнает,
Если кричать — то будут
делать вид, что не слышат.
Все время я беспокоюсь,
тревожусь я непрерывно,
Душа у меня в смятенье —

и я ей помочь не в силах.

Когда-то мне сон приснился,
что я поднимаюсь в небо,
Но посреди дороги
душа моя заблудилась.
Тогда попросил я Духа
судьбу мою предсказать мне, —
Сказал он: «Твоим стремленьям
ты не найдешь поддержки».

И снова спросил я Духа:
«Подвергнусь ли я изгнанью?»
Сказал он: «Твоим спасеньям,
быть может, не станет места.
Клеветников много,
дыхание их тлетворно,
Но если ты покоришься —
наверняка погибнешь».

Кто на молоке обжегся —
дует теперь на воду,
Так почему ж своим я
взглядам не изменяю?
Желанье подняться в небо,
лестницы не имея, —
Так я определяю
глупость своих поступков!

Люди давно боятся
согласными быть со мною,
Так почему ж я должен
упорствовать в своих мыслях?
Люди к единой цели
различным путем стремятся,
Так почему ж я должен
быть непреклонно твердым?

Цзиньский Шэнь Шэн был сыном
доблестным и послушным, —
Отец клевете поверил
и невзлюбил Шэнь Шэна.
Славился прямотою
Бо Гунь — и он попытался
Рек укротить теченье,
но не имел успеха.

Для тех, кто летает в небе, —
всегда у людей есть стрелы,
Для тех, кто живет в глубинах, —
для тех у людей есть сети.
Наказывать невиновных,
чтоб нравиться государю, —
Этим не обретешь ты
душевного успокоенья.

Если опустишь голову,
чтобы добиться цели, —
Боюсь, что таким смиреньем
успеха ты не достигнешь.
Если захочешь подняться
и улететь подальше, —
Боюсь, государь наш спросит:
«Зачем ты делаешь это?»

Если бежать без оглядки —
можно сбиться с дороги,
И твердая моя воля
этого не позволит.
Судороги скрывая,
стараюсь утишить боль я,
Сердце охвачено горем,
нет для него покоя.

Магнолии я срываю —
они благовоньем будут,
Срываю душистый перец —
пусть пищей он мне послужит.
В саду своем одиноко
выращиваю хризантемы —
Пускай мне они весною
будут приправой к пище.

Боюсь, что моей всегдашней
преданности не верят, —
Поэтому и пишу я,
чтоб выразить свои чувства.
Просто ради покоя
делаю вид, что льщу я,
Но мысли мои далеко —
и я скрываю поступки!