Мне жаль ушедших дней

Жалею о днях, когда я
пользовался доверьем,
Внимал повеленьям князя,
старался прославить эпоху.
Я говорил народу
о славных деяньях предков,
Старался сделать законы
ясными и простыми.

Когда закон установлен —
страна сильна и богата,
Когда управляет мудрый —
страна крепка и спокойна.
И если держать в тайне
княжеские секреты,
То, пусть ты и ошибешься,
никто тебя не накажет.

Знаю, чиста моя совесть,
тайны не выдавал я,
И все ж клевета и зависть
настигли меня внезапно.
Был на меня обрушен
тяжкий гнев государя,
Хотя он и не проверил
дела мои и поступки.

Разум его затмился —
он был ослеплен льстецами,
Был он обманут ложью,
слухами и клеветою.
Не захотел разобраться
в сути всех обвинений,
Сослал меня на чужбину
и позабыл об этом.

Лжи он поверил грязной,
и клевете поверил,
И, воспылавший гневом,
на смерть меня отправил.
Верным слугою был я —
и ни в чем не виновен,
За что же я оклеветан,
за что я терплю обиды?

Тот, кто стыдится света, —
пользуется темнотою,
Но я и в далекой ссылке
всегда готов защищаться.
Лицом обратившись к рекам —
к глубинам Юань и Сяна, —
Готов, ни на миг не колеблясь,
броситься в глубь потока.

Пусть я потерпел неудачу
и слава моя погибла —
Мне жаль, что еще доныне
прозреть государь не может,
Что он нарушил законы
и, ничего не проверив,
Дал сорнякам бесстыдным
глушить ароматные травы.

Я искренним был слугою,
хотел открыть свои чувства,
Я думал: лучше погибнуть,
чем жить на земле без пользы.
И если еще колеблюсь,
то лишь по одной причине,
Которая мне мешает
выбрать эту дорогу.

Слыхал я, что в долгом рабстве
жил Байли Ци когда-то,
Что даже И Инь порою
стряпал обед на кухне.
Мудрый Люй Ван, мы знаем,
был мясником на рынке,
Нин Ци, распевая песни,
волов погонял ленивых.

Но, если бы им не встретить
Чэн Тана или У-вана,
Разве б их знали в мире,
разве б их вспоминали?
Верил один правитель
клеветникам ничтожным,
И, погубив Цзы-сюя,
княжество погубил он.

Был предан Цзе-цзы и умер,
дерево обнимая,
Но князь, осознав ошибку,
ее захотел исправить, —
Горы Цзешань велел он
сделать запретным местом,
Желая быть благодарным
мудрому человеку.

Он думал о старом друге
и, проливая слезы,
В белое облачился —
в траурные одежды.
Верные князю люди
гибнут во имя долга,
А клеветников ничтожных
никто не подозревает.

Никто не хочет проверить
наши дела, поступки,
Верят бесстыдным сплетням
и клевете бесстыдной.
Растут ароматные травы
вместе с чертополохом —
Кто же сумеет в мире
их различить, как должно?

Зачем ароматные травы
так увядают рано? —
Едва их покроет иней —
они уже поникают…
Когда государь неразумен,
подвержен он ослепленью
И приближает к трону
клеветников преступных.

Льстецы утверждали когда-то,
завидуя мудрым людям,
Что пусть ароматны травы —
они для венков не пригодны.
Но тонкому благоуханью
завидовать может в мире
Лишь женщина, что, к несчастью,
схожа с Му-му развратной.

Пускай красота бывает
подобна Си-ши прекрасной
Клеветники немедля
ее все равно растопчут.
Хочу открыть свои чувства,
чтоб ясны были поступки, —
А весть о моей опале
настигла меня внезапно.

С каждым днем все сильнее,
все горше моя обида,
Она постоянной стала,
как звезды в далеком небе.
Если ты скачешь в поле
на скакуне строптивом,
Но нет у тебя поводьев,
чтоб сдерживать бег могучий,
Если ты в легкой лодке
несешься вниз по теченью,
Но у тебя весл нет,
чтоб править ею, как должно,
Если, презрев законы,
надеешься лишь на ум свой, —
Чем твое положенье
отлично от предыдущих?
Я лучше умру, и будет
труп мой плыть по теченью,
Чем испытаю снова
злой клеветы обиду!

Не кончив стихотворенья,
готов я броситься в омут,
Но жаль, государь ослепший
этого не увидит.