Баллада жизни

Во сне обрел я сад цветов и ветра
Где ветви пышные над травами дрожат,
И там стояла Госпожа
В одеждах цвета солнечного лета.
Прекрасная, как яркая луна,
Заставила меня пылать она
И гаснуть, будто пламя под дождем.
Глаза закрыты — скорбь таится в них,
Печальны губы, словно розовый цветник
Прошедших дней, которых не вернем.

Она держала цитру в форме сердца
Из золотых волос чьи струны сплетены
Лютниста, в годы старины
Пленявшего сердца искусством дерзким.
Вот как семь струн именовались:
Была начальной жалость,
Второю — доброта,
Затем довольство, горе, сон и грех
И нежная любовь, что тверже всех,
Греху и злу чета.

Стояли трое рядом с ней, одеты
В парчу и злато с головы до ног;
И первый нацепил венок
Пшеничный, пряча тления приметы:
Кривился рот, лицо заплыло жиром,
А на одежде были дыры
И пятна ржи и пыли,
Скрывал глаза истлевший капюшон:
Собою представлял картину он
Порока — так все знаки говорили.

Вторым был Стыд, с пустым, унылым ликом,
Зелено-серым, будто лист, попавший в пламя;
Со слабыми, дрожащими ногами
Он вечно падает в смущении великом.
В его душе — обид и мук скопленье
И пульса каждое биенье
Рождает боли крик.
Последний — Страх, со Смертью узы вяжет,
Он друг Стыду, и лишь тот слово скажет,
Страх отзовется вмиг.

Чудесно это все — моя душа сказала.
Увидеть проще воздух, солнца луч держать,
Чем думать, чтобы Госпожа
Греху была родней или подругой стала.
Колена преклонив, служили девы ей.
Я умолил одну скорей
Узнать, в чем зрелища причина;
И Страх сказал: Я Жалость, что почила,
А Стыд: Я Горе, что привычным стало,
Сказал Порок: А я — Любви личина.

Но вот рука коснулась струн прекрасных
И песни странные из уст её полились;
Покуда пенье длилось,
Утихли звуки все; по лицам у несчастных,
По восковым щекам слез потекли потоки
От грустного восторга.
И перемена чудная явилась мне тогда:
Налились жизнью губы, щеки стали красны,
Все трое снова свежи и прекрасны,
Как в юные года.

Тут я сказал: «Теперь я вижу ясно —
Жизнь совершенна, всё преображает,
Смерть, грех и горе перед нею тают,
Красе её ресниц становятся подобны,
Иль обиталищу души моей — губам,
Иль белизной сверкающим бокам,
Иль груди, поцелуев раю.
Отныне крепко на её надеюсь милость,
Меня хранит она, что б не случилось —
Я это твердо знаю».

Вперед, баллада, поднеси ей розы
Такие длинные, что горло задевают;
Шипы их не таят в себе угрозы.
Твой плащ певца весь золотом играет,
Так смело выходи пред ней и говори:
«О Боржия, во мне горят твои власы златые,
Как в лихорадке, буен сердца ритм.
Приняв букет огромный, ты
Лобзанья мне дари».
И может быть — всесильна доброта! —
К тебе склонится Госпожа, чиста,
Как под зефиром клонится лоза,
Со смехом целовать тебя в уста,
Баллада, и в закрытые глаза.