Про то, как зябь заболела
(читаю стешок «_____ ОСЕНЬ _____», который изваял Роман Рудуш)
Если читать подряд закавыченные строчки, получится прочесть всё стехотворение...
***
«Позолота, кругом позолота,»
– Ага! Точно про осень стих будет. Куда же осенью без позолоты.
«Воздух дышит предчувствием сна,»
– А-а-а! Нет! Это предсказание конца света. Воздух уснёт и всё! Всем кранты. А пока он (воздух) ещё дышит и вода пока пьёт, наверное.
«Расплескались багрянца красоты»
– Ой. Опять вроде про осень. Багрянец опять же и его красоты разные. Их, красот, у него, у багрянца, штук сорок или даже сто. Короче, весь в красотах он, багрянец-то.
«По озёрам в мерцаниях дна.»
– От же ж, блин! Он (багрянец) красоты по озёрам разбросал и они все утопли! На дне лежат утопшие. Чего тут красивого? Некрофилия какая-то.
«Чуть прохладное синее небо»
– Чуть прохладное? Насколько, интересно, прохладное? На какой чуть?
«Сквозь узор оголённых ветвей,»
– О-па, опять про осень автор вспомнил.
«Где нас солнце вчера ещё грело»
– Стоп. Кого их (нас), как автор заявляет, вчера солнце в небе грело? И чего они в небе делали? А-а-а, они, наверное, дельтапланеристы и теперь в небе мёрзнут...
«Там сегодня затих суховей.»
– Афигеть, однако. Там, в небе, где на днях автора грели, теперь суховей затих! То-то, я смотрю, ни одного суховея в небе не видно. Обычно их штук десять-двадцать там болтается, а нынче ни одного. К дождю, наверное. Осень же. Теперь там, в небе, одни мокровеи будут болтаться.
«Не слышны уже трели и щебет»
– Ясен перец, раз уж суховей затих, то и трели спеклись, а щебет, тот вообще, скорее всего гикнулся.
«В небе слышится клик журавлей.»
– Про клик журавлей это ещё бабушка надвое сказала, а вот то, что автор по клавишам активно кликает, это хорошо видно.
«Багровеет осиновый трепет»
– Во как! Уже и трепет побагровел... Того и гляди «кондратий» его хватит.
«Увядает соцветье полей.»
– Всё. Окончательно наш автор сбрендил. Уже и поля у него в соцветья собрались. На одном стебельке. Осиновом...
«Засыпают шмели и стрекозы,»
– Прям на лету. И сыплются автору на голову.
«Затихает их гул-перегуд»
– Это точно. Летом-то вообще ничего не слышно, кроме гула стрекоз и перегуда шмелей. Они, шмели, летом завсегда перегуживаются между собой. А от стрекоз такой гул, куда там авиалайнерам.
«Листопадом дубы и березы
Словно искрами осень зажгут.»
– Поскольку остальные деревья не упомянуты, то автор, похоже, считает их вечнозелёными, тополя и клёны в том числе.
«В миг, сжимая затихшее время,
Золотится зеленая явь,»
– А тут уже пошли парадоксы времени и пространства: зелёная явь зазолотилась и сжимает время. А красный сон завсегда серебрится и время обычно растягивает.
«И в прощальном покое желтея
Остывает несмелая зябь.»
– А вот тут уже и "гумно зажурчало", как писала одна паитеса. С какого такого перепугу зябь, т.е. поле перепаханное осенью для ВЕСЕННЕГО посева, вдруг пожелтело? У него желтуха началась? Потому оно, поле, и несмелое такое – на людей не кидается, мышей не ловит, лежит себе и остывает.
«По земле от края до края
Стелет осень свой дивный ковер,
Самым ярким пожаром пылая
Распахнула бескрайний простор.
Застилают туманы дороги
Поволокою словно во сне -
Ждут морозов, ждут вьюжной тревоги
И прощаясь уходят к весне...»
– В финале наш автор, исчерпав запасы буйной фантазии, переходит к банальным штамповкам по мотивам осени: ковёр, пожар, простор и прочие туманы в преддверии морозов и вьюг, которые обязательно будут зимой, о чём автор нам обязательно напишет. И, будем надеяться, обязательно нас повеселит, впихнув между снегами и серебром какую-нибудь изысканную штуковину про то, как заколосились озимые – их же в зиму сажают, когда им ещё колоситься-то?
***
Сижу, читаю
