ЭОН. Часть 4. Хранители
Мы снова взмыли в небеса, глотнули тучи напряженье,
Подзависли в тусклой вате, жнущей капельки дождя,
И вдруг во мге узрели ярко-золотое оперенье —
Чудо-стерх пронзил перину выси, щель в свет возведя.
В зазор нырнули: с крыльев шелестом мир резко кувыркнулся —
Вознеслись мы над Великого Эона чертежом.
Во весь наш взор рай освещенный многомерно развернулся
И вовлек нас в басу Яви пред восхода миражом.
В прохладном воздухе восстали искры зорьки и помоха,
Что окутали Эон, вселили в округ тусклый блеск;
Вельми изящно в мир наведалась возжития кумоха
И явила вожделенье встретить свежий, чистый брезг.
Все почивающие земли не спеша в себя вдыхали
Свежесть парков, гущ лесов и ароматов дня вуаль —
Та вязла в ды́халах будящихся, взывала в ритуале
К сердцу верности, к нырку в напев, что льет стихий регаль.
Природа в спелом изобильи перлов дремой омывалась,
Невесомые потоки в ясном мире ткали холст,
На коем ди́во-одиссея пилигримов рисовалась;
Их вояжей любознательности фолиант так толст,
Что не прикроется замочком — разлетится на ветру
По краю каждая страничка, дабы миру обсказать,
Как улучшается быт душ, кто предан свойскому нутру
И кто нацелен сообща народа славу поднимать,
Кто вдохновляется твореньем, будь-то странник аль оседлый,
Чье желанье мчится в бодрое раздолье мастерить
Мечту повсюду, укреплять дух Яви радостный и светлый,
И шедевры в разных сферах-отраслях производить.
В тумана капельках сияло круглых хаток отраженье:
Вдохновение, свобода, эйфория, дум восторг;
В беседках дулся виноград — его амбре живит мгновенье,
Сочность ягод плавит гланды, украшает, будто торк
Нагую шею изнутри, стекает в горло грациозно
И развязывает дух, пускает вмиг в бравурный пляс,
И проявляет краски жизни, в счастьях банит виртуозно
И извивно погружает в креативности экстаз.
Долины тропы и дороги постепенно насыщались
Аппетитным ароматом свежих кушаний, питья,
Места у общего стола пома́лу в скверах заполнялись —
Души завтракать сбирались под частушки соловья.
Задорный лучик с серебринкой пробежался по столу,
И, заприметив, как его все пробудившиеся ждут,
Помчал карабкаться по елочным верхушкам, сквозь кайму
Густого леса и расплылся по тарелкам, экий плут!
Упал в хрусталь, в фарфор залился, солнца мощи не щадя,
Залез в стеклянный самовар, захохотал мерцаньем строф
Лучистых, чи́во озарил все, света царство возведя,
И пригласил на пир живье, зажег час сытых животов.
Облечены все души были в цвета жемчуга одежды,
Что расписаны узорами оттенка василька,
Святым еле́ем с а́мброй лилии помазаны душ вежды,
Дабы видеть весь Эон, направив взгляд издалека.
Счастливый, полный неги гул заполонил пиров опушку:
Души пищей насыщали трио — тело, дух и ум;
Они с азартом развлекали прибаутками друг дружку,
Всеми фибрами души стремились влиться в бранли дум.
На горизонте с дымкой слились белоснежные фигуры:
Их движенья восхищали — столь пластичны и мягки,
На плечи пары душ взобрались белошерстые лемуры,
Что держали в лапках свитки за златые узелки.
В сих свитках тщательно слагалась сотворенья мира тайна —
Та, что пишется сама, как чудо, сходит с вышины,
Сей тайны ценность велика, внутри строка необычайна,
В ней присущие задачи априори решены.
Победы света в областях наук, эстетики, искусства
В манускриптах круглой буквицей рисуются, как цель,
Что превращается в рецепт, егда́ из выданного руста,
Дружно, вместе, сообща народ рождает иммортель.
Фигуры вышли из тумана, четко выявив число —
Их было шестеро, одетых в белый, пе́рловый сатин,
На коем вышивка сребром кружилась в бликах, а гало́
Обняло ласково в кулоне дамы блесткий турмалин.
Рукав епископа, расшитый нежным кружевом еле́цким,
Элегантно украшал уклюжий, женский силуэт,
Который спереди шагал бок о бок дремно с духом детским;
Два других малы́х смешливо танцевали менуэт
И заливались звонким смехом сзади, пели песнь под нос,
Вертелись в браных рубашонках-платьях, шитых ба́ско в пол,
Мигали живо позументов лоски с ко́пнами волос,
Сердца звучали мармеладно, реял разумов иол.
За детворою продвигались паки а́бриса два в поле,
Кои крайне статно шаг творили, бригами плывя;
Глава семейства путно вел беседу о лесном подзоле
С резвым старцем, кой волок волшебный посох. Подойдя
К рябому зорному застолью, поприветствовав наро́душко,
Направив уваженье чутко кушанью вдогон,
Семья прибывших принесла с собой, как все, свою заботушку
О Яви, душах, времени, в которой рос Эон.
Все сели дружно пировать, в лучах восхода развивая,
Пробуждая сотворителя счастливого нутро,
Веселым гулом силы дня к себе с задором созывая,
Ощущая над собой любви всевышнее крыло.
Семейство душ пришедших не́сколько от прочих отличалось;
Им доверена была Всевышней тайна и судьба
Народа-мира покровителей, в сердцах их зарождалось
Побуждение доспехом быть для душ, чья суть слаба.
В веденьи жизни помогали душам и́стово хранители,
Которым был дарован изощренный сердца ум;
Они отрадных дел, волшебных исцелений вдохновители,
Советчики для тех, кто проживает наобум.
Они хранят прилежно складное единство и согласье
Между душами, Эона фауной, флорой, естеством;
Они способны разгадать дилемм загадку в одночасье
И достойно управлять дум процветаний колесом.
Мы обязательно в дальнейшем возвратимся к шара квестам,
А пока отметим: завтракать не все пришли к столу —
В садочка мягком гамаке, укрывшись древним палимпсестом,
Дочь ведущего хранителя вняла сна похвалу.
В семье хранителей росло четыре юных покровителя,
С младенчества впивающих защиты мастерство;
Премудрый старец выступал успешно в роли просветителя
И взращивал в преемниках стальное удальство.
Передавал святые знания дедок весьма забавно —
Ставил чудные спектакли, пробуждая интерес;
Как остальные мэтры, он уставу следовал исправно,
Кой гласил, что чадо тянется к училищу чудес.
Из разнородных сфер наставники общались с молодыми,
Каждый день вникали в суть того, что хочет донести,
Что видит, чувствует душа младая все ощо́ слепыми,
Пробудившимися зенками, сердцами во плоти.
Младые души не совсем способны были в одиночку
Обнаружить, где хранится их призванья личный путь,
И дабы плавно миновать срыв в потребительскую точку,
Просветители занятно открывали света суть
И позволяли чадам ручками творить сердец виденья,
Деликатно направляя, выявлять души талант,
Дареный в полной мере каждому в его момент рожденья
И в глубь спрятанный, как недр земли ценнейший адамант.
Когда душа освобождала из загадочного плена
Драгоценный и насыщенный мечтами света дар,
Она мгновенно устраняла плод бездельничества тлена,
Чтобы ловко сохранить звучанье чуткости кифар.
Так кто же сможет обучить младую душу жизни в свете?
Просветитель — это явно не столь должность в душ среде,
Сколь состояние нутра, в котором ум парит в уве́те,
В эйфории, в велем опыте, в стабильной доброте.
Лишь просветитель привнесет в младых сознанья шевеленье,
Активирует корректно назначения поток,
Который верно повлияет на мало́й души мышленье
И раскроет край, в котором спит развития виток.
Так глядя сердцем в керн устава, видя света утвержденье,
Молодые души с легкостью ширяли над средой,
Давно пропитанной толковостью; открытий нарожденье
Привело Эона край в век просветления златой,
В котором каждый чистит разум свой в зиждительных источниках
И лично водит за руку в творенья сны свой ум;
И каждый знает четко, что к цельбе ключ кроется в помощниках —
Хранителях, способных трансформировать ход дум.
Паденье внутренних вибраций, на́ступ чувствий предвечерья,
Гибель самообладанья, свивка лживости узлов
Удачно корня нахожденьем и могуществом доверья
Устранялись при общении с династией послов.
Четыре благостных наследника легко кружили в танце
С просвещения сиянием, внимав речам дождя
Из феерических познаний; каждый в свойском мыслей ранце
Стойко взращивал наитья ток, вкруг вежество будя.
Три младших чада отворили дверь в ученье лишь намедни,
Но уже солидный свой багаж успели обрести
Из ясных знаний, внятных следствий — их сознания соседни
С тех сознаньями, кто смог покой в мирскую жизнь вплести,
В чьем быте места нет пристрастьям и обыденным страданьям,
Их вольготность от желаний дольных крепнет с каждым днем,
Им не нужны очередные подверженья испытаньям
В Сорфатале, все наследники сыскали лаз в подъем.
Однако, младших глузд не сможет конкурировать с ученостью
Их старшей, благородной и покладистой сестры;
Звучанье имени ее поило лакомой влюбленностью;
Наивностью сердца пленяла, ба́яла умы
Всего Эона, сострадательностью вылечить могла
Любую душу, здравомыслие ее пронзало пат
И находило разрешенье всех вопросов; как мила,
Волшебна Эифа, голубые небеса в глазах «Виват!»
Звенят, желают процветанья свету, жизни, небосводу,
Безмятежные движенья воздают кругом спокой,
А бу́де Эифа пожелает станцевать паспье восходу —
Песнеплясками Эона край объят, един с мечтой.
У юной Эифы полыхало в сердце пламя добродушия,
Сознанья чистота искрилась пуще звезд в ночи;
Она для каждого была любимой, искренней роднушею,
Способной ясно видеть токов скрытые лучи,
Что исходили от всего, что получало воплощенье,
Находилось на любых развитья уровнях души,
Что поднимало стойко, и́сподволь вибраций излученье
И сменяло раз за разом воплощений шалаши.
В период важных перемен, когда единство душ взлетает,
Достигает пика сущего этапа в житии,
Душ единенье в дар посла с талантом новым получает,
Кой является предвестником реформы в бытии.
Энигматичный Эифы дар — способность зреть сей мир дуальным,
Был за гранью пониманья для Эона сонмищ душ,
Весь смысл дара им казался бестолковым и банальным,
И́мже каждый был способен ощутить чутьем зла туш.
С сим даром Эифы род хранителей не видывал наследников,
Но четко понимал: любой дар — шаг в прогресса круг;
Ведь переход на новый уровень застынет без посредников,
Поэтому на помощь прибывает с даром друг,
Кой обладает нестандартной, с новым отблеском, структурой,
Может новые способности раскрыть в любой душе,
Пластично справиться с сознанья заболевшего фрактурой
И порядок навести в познаний общем багаже.
Эона души не знавали, в чем особенность структуры
Воплощений; сердце мчалось жизнь в единстве сотворять,
Но, неосознанно, поэтому души нутра фигуры
Продолжали быть загадкой, над которой размышлять
Не зрелось прока, ведь все души обрели предназначенья
И прекрасно понимали, как построить вместе Явь,
Их интересы подавались на наружности творенья
По божественным законам, что вели в святую Правь.
Структура Эифы воплощенья блик имела неизвестный—
В рядовых лучах и генах пламенела златом нить
Энергий чистых, сотворительных, что просятся в небесный
Высший свет; нить оживает в час, когда душа развить
Себя стремится, а сверкает в миг, егда́ нутро искрится
Схожим током — сотворительных течений волшебством,
Когда душа добром, любовью и заботой серебрится
И всецело обладает сотворенья мастерством.
В семье хранители за каждым Эифы шагом наблюдали,
Восхищаясь прыткой жаждой смалу сметить Яви суть;
Ее живых дум карусели в книжных залах созревали,
Сердце искренне мечтало новых знаний пар вдохнуть
И отыскать разгадку ту, что затаилась в недрах дара
Ей ниспосланного, чтобы подкрепить в Эоне свет
И распахнуть легко врата в сознанье, полное нектара
Осмыслений, здравых чувств и сотворительности вед,
К которым доступ обеспечен душам с редкостным мышленьем,
При котором Мирозданье на ладони кажет лад
И растворяет парадоксы, порожденные сомненьем,
Душу в бездну зазывает догматических услад.
С азартом ре́я над учений по́нтом присным и бездонным,
Эифа в зданьи Сорфаталя средь рутинных дел росла;
Сызде́тства к будущим открытьям поворотным и резонным
Жизнь наследницу неспешно по следам судьбы вела
И не успела оглянуться, как дух Эифы дернул в зрелость,
Стал готовым совершенствованья путь в Явь проложить;
Сей путь потребует терпенья и заставит прыгнуть в смелость,
Е́же в веж народ Эона в час затменья обратить.
Лилейно-платиновый цвет кудрей объятой грезой юной,
Возрождающей в сне силы, в зорьке спеющей души,
Укрылся блестками на пледе, притворившем себя дюной,
Возлегающей помпезно на плечах младых в тиши.
Жемчужный сад, в гипнозе бдя, впустил в себя игривый ветер,
Устремившийся дремливой Яви нежно намекнуть
На утра час — его взор ранний наблюдателен и светел,
Он приходит вместе с заревом истому умыкнуть.
Тентакли ветра дружелюбно прикоснулись к Эифы прядям,
Проскользили по ланитам, пробудив от миража
Небесно-и́нейные зеркальца души; на небо глядя,
Эифа сделала глубокий вдох; достигнув рубежа,
Где сон покорно уступает место истинной реальности,
Крадет воспоминаний звенья, мчится эхом прочь,
Эона будущий хранитель утонул в сентиментальности —
Улыбкой озорной привлек любви великой мочь
И осветил пространство жгучим, внеземным энтузиазмом,
Слившись с радостной мелодией шипящего ручья;
Завились песни прямиком из гамака о дне прекрасном
В звуковом сопровожденьи удалого воробья.
Зашелестели палимпсесты, в строках лучик поплутал,
Проник сквозь ветви ив, следами пестро бросился во взгляд,
Взывая Эифу с хитрецой отворотить дремотный тал,
В гамак впустить как можно больше света лучиков-писклят,
Дабы́ продлить вояж по миру единения Вселенных,
Коим Эифа доверяла много времени и сил;
Сей мир доступно прояснял суть света логик неизменных
И парных чудес твореньем виртуозно полонил.
Так зачастую дочь хранителей, попав под мыслей град,
Кой оживляли знаний древних заводные огоньки,
Не успевала на застолья; погрузившись дюже в клад
Прозрений дивных, та вила́ в свой мир новаторства вьюнки.
С вниманьем бодрым изучив страницу рукописи древней,
Эифа сладко потянулась, кинув взгляд из гамака
На ясный сад, залитый солнечным сияньем, и блаженней
Стало в краешке пейзажа, в коем льется дум река.
Взор беззаботной юной нимфы прокатился по цветам,
Росой жемчужною обряженным, по сребряной листве
Могучих древ, по затаившимся в кустарниках носам
Пытливых, карликовых ланей и усам крольчат в траве.
В саду раздался звонкий смех: усы-носы закопошились,
Кролик пегий, длинношерстый ловко прыгнул на сундук
В лепной, узорчатой ротонде; Эифы очи зацепились
За парящие часы, что издавали кроткий стук.
Вдруг наступила тишина. Стал гуд растерянности слышен...
Возглас Эифы растревоженной в саду прервал покой;
Ворвался хаос в безмятежность, крыльев грохот стал возвышен
Испугавшихся пернатых, переживших дремы сбой.
Души дыханье участилось; ложе прыгнуло вверх дном,
Швырнув настойчиво наследницу в подстил из мха и хвои;
Разлетелись манускрипты, мня себя хохотуном —
Смеясь в единстве, понеслись помять кукушки льнов покои.
Белоснежные воланы элегантной, браной блузы
Запорхали над притихшими бумагами в саду;
Подол ажурный закружился, походя на плащ медузы,
И зазвал шифона волны поиграть с ним в чехарду.
Сложив в плетеный рюкзачок старинных хартий, книжек кипу,
Эифа кинулась к цветным вратам, впускающим в живой,
Уже лабающий на струнах дня мир, отданный действ хрипу
С утреца пораньше, чтоб в Эона чудной мастерской
Обильно множилось мгновенье фантастических открытий,
Сотворялась Явь мечты, Явь жизнерадостнейших снов,
Струился свет на бытие, на душ пути саморазвитий,
Наслаждался поколений слой расцветом городов.
Душа бежала по шершавым, плотным, мраморным дорожкам,
С упоеньем наблюдая за бравурностью вокруг,
За баловливыми пичужками, что пляшут по окошкам,
И за тем, как вдохновенье ускоряет сердца звук.
Округлых зданий очертанья проносились пузырьками
Мимо Эифы, образуя пенный, облачный каскад,
Который ладно уживался с флоры радужной садами
И с которым басни жизни плел журчливый небоскат.
За пестрым парком стал виднеться и расти сребристый шар,
Спешила к коему наследница в особо важный день —
В день посвящения в хранители, в призвания разгар,
Дабы́ подняться на развития дальнейшего ступень,
Дух привести к предназначенью, поддержать единства мощь
И укрепить основу в душах, от сниженья уберечь;
Ей предстояло устремить свой взор в язвительную нощь
И положить борца сознательность на дуги хрупких плеч.
Массивных, пухленьких деревьев и густых кустищ аллеи
Бег помалу замедлялся — впереди виднелся фон,
На коем горные цепочки сотворили вид лиле́и,
А над центром запустили ввысь воздушный лампион —
Блестящий шар — сам Сорфаталь, туманом дышащий, нарядный;
Он висел над главным зданием резным, в котором пляс
Узоров зыбистых, античных расписал проем парадный,
Залы, стены, и развлек шеренгу марморных баляс.
Шаг Эифы сделался короче, шепот сердца вдруг забил
В волненья колокол, как только та приблизилась к фойе,
И всех знакомых помещений фас, что ум в себе хранил,
Внезапно дюже изменился, канул резко в небытье.
Она смотрела на колонны, что размыто излучали
Свет лазурный изнутри, на каждой спал златой аканф;
В нешумном центре вестибюля облачков круги держали
Сорфаталя лаконичную проекцию и канв
Парящих змейки, по которым в колесе ряд душ в уроки
И задачи погружал сознаний собственных брега;
Чрез все проекции хранители отслеживали сроки
Пребывания во снах сошедших душ в учеб луга.
Просторный холл был крайне светел, панорамных окон глади
Стены ловко заменили, проявили горный лик,
Безбурно греющийся в творческой, возвышенной руладе,
Сотворяющейся душами, что плавят тьмы ледник
В своих виденьях; плитки мрамора с отсветами играли,
Приглашали по скрипторию экскурсию начать
И оживить воспоминанья Эифы в токовом хорале,
Позывали в дверку каждую в сем зданьи постучать.
Раздался сладкий звон, заполнивший скрипторий замедленьем,
И душа младая в память воротила все плоды
Учений прежних; Эифа ринулась к пассажу с устремленьем,
В коем зрелищно ютились вечно бодрые ходы.
Она бежала мимо разных круглых врат, златых проходов,
За которыми кипел в спокойствьи трепетный аврал;
В пассаже велего скриптория не виделось эксодов,
В нем помощники-хранители вращали снов штурвал
Без остановки; смены душ классифицировали цели,
Проверяли ход душ снов и берегли к задачам путь,
Дабы́ сошедшая душа не нанесла визит вие́ле
Регрессивного застоя, не нырнула в смури муть.
Шаги летящей, милой девы пели свой романс заливно,
Силуэт желал скорее отворить в умов архив
Резьбой украшенную дверь, впорхнуть в сад книжный реактивно —
В велих дум библиотеку, маслом втечь в даров лекиф;
Сей книжный сад-архив извивно окружил златое сердце
Величавого скриптория — вход в чудный Сорфаталь,
В который сможет провести хранитель токмо — это дельце
Предоставлено лишь тем, кто видит, где спит тьмы финаль,
Кто опыт зрелищный обрел и изучил эмоций масть,
Пришел к желанию вручить спасенья длань, защиты бронь
Душе заблудшей, что ослепла резко, сбыла света часть,
В которой с болью завопила тьмой задетая гармонь.
Примчавшись живо к двери плитной той златой библиотеки,
Эифа трепетно челом впилась в дверное полотно,
И, отдышавшись, вновь взглянула на пассаж, где гул ребеки
Изливали, и со мленьем сердца двинулась в звено
Цепи скриптория — в архиве Эифу ждали два святителя
И дюжина наставников, готовых приступить
К серьезной части посвящения, дать звание хранителя,
Помочь на новый пост душе созревшей заступить.
Отец и дед младой наследницы — святители отряда
Душ защитников, тихонько ожидали у двери
Прихода Эифы; все хранители собрались для обряда
Проведенья, на плечах держали знаний пехтери́.
Все повернулись оживленно и прикрыли Эифу бодростью,
И искренней улыбкой в миг, когда вошла в архив
Девчушка робкая; пустила Эифа взгляд, залитый кротостью,
Волненьем по архиву, дабы выловить мотив
Знакомый, близкий и родной; очей прелестных очертанье
Спешно вдруг остановилось, поселив в себе пастель:
Пред Эифой статно развернулось сада книжного блистанье,
Вскрылись полки с роем чтив, явилось вни́тье в Цитадель.
Архив златым великолепием рождал в нутре наитье,
Стены бережно хранили текстов ценных волшебство —
От сердца к сердцу, чрез наставников-воспитанников нитью
Сотворяющих дух слов неслось в Явь знаний божество.
Библиотеки лик был крупным, златоглазым и узорным,
Каждый свиток в этом месте дивном думами кипел
И помогал прижиться в Яви компонующим оук зернам,
Что при выросте хранили род от рвущих в клочья стрел.
Писанья этого архива сотворялись круглой буквицей,
Пускающей всевышний ток бежать с восторгом в Явь
И вырисовывать добро на пару всласть с душою-спутницей,
Творить чудесный мир, счищать с зарытых глуздов ржавь.
У круглой буквицы имелась внеземных энергий сила,
Каждой буквы образ сеял в Яви частный, важный ток;
А единенье знаков в грамотном порядке для посыла
Проясненья отпирало дверь в свет новеньких дорог —
Несвы́чных, вовсе неизведанных допре́жь Эона родом,
На которых уйма тайн вела к полянам мудрой ржи;
На этих дро́мах каждый мог найти путь к благости жеодам
И узреть подсказки будущего через миражи —
Виденья эти приходили к душам, коих подсознанье
Уникальный составляющих порядок соблюло;
И в этом случае любой способен был в миров познанье
С головой нырять и чувствовать премудрости тепло.
Архив хранил бросе́ли с множеством рисунков, схем и планов,
А в торцах баюкал свитки с объяснением основ:
Как погрузиться в Сорфаталь, как подобрать ряд талисманов
И сценариев созвучных для сошедших душ в шар снов.
Особым шармом обряжало книжный сад сердец творенье —
Оформители в шедевр превратили сей архив:
Карту́шей каменных обилье, балюстрад переплетенье
И кессо́нов кружева победно чалили прилив
Энергий, токов со структурой сотворительной, всевышней,
А наличники с резьбой в тандемах с гладями зерцал
Красою смесной расширяли Явь по формуле давнишней,
Позволяющей душе сохранно взглядывать в астрал.
Но, вяще всех красот архива в очи резь воротец мчалась,
Что изящно разлеглась в сердечном месте сада книг;
Врата пущали в Цитадель, что в центре Яви размещалась
И в великий Сорфаталь вливала души напрямик.
Ко входу в дремы Цитадель стянулись медленно хранители:
Наставники, помощники и главы сферы снов —
Родные, но не все по крови — часть по року покровители,
Рожденные плечо подставить душам без весов.
Средь всех хранителей слыла́ одна семья по крови крайне
Прогрессивной, в коей важный ген затронул апогей
Развитья нынешнего уровня, нашел разгадки в тайне
Мироздания, и души сей семьи зажгли огней
Рассудков россыпь как-то раз и сотворили шар иллюзий,
Стали тщательно нутро сознанья в теле изучать;
Определили ход энергий, погрузились в грез перфузий
Круговерть, пустились души в Яви живо выручать.
И так, однажды, в сей семье роди́лась Эифа с новым геном,
Устремилась познавать Эон, вселять в Явь неба твердь,
Облагораживать среду идей летящим, пышным треном,
Останавливать благих эмоций, чувств гнилую смерть.
Но, чтобы стать официально представителем хранителей,
Знать много — недостаточно, в сей сфере нужен дар —
Предназначенье покровителя, талант воспламенителей,
Уменье приручать дум процветаний буйный шар.
По сей причине Эифа день и ночь ткала свое сознанье,
Подготавливалась к часу, кой однажды соберет
У врат, ведущих в Цитадель, родных хранителей жужжанье
И позволит деве двигаться в развитии вперед.
В дверь жизни Эифы этот час в сей день тактично постучался,
Притащил младую душу в Цитадель пройти процесс
Инициации — святого посвященья, и помчался
В первый ряд, дабы́ узреть с восторгом зрелищный прогресс.
У Эифы дрогнула душа, шепнуло сердце еле слышно,
Что пора к коллегам будущего срочно подойти:
И, сфокусировавшись, выдохнула, вжилась не облыжно
В роль уверенного гуру, впала в духа клафути.
Весьма решительно команду поприветствовав у входа
В Цитадель, уже отважно Эифа двинулась к душе,
Держащей белую порфиру, ждущей стойко руковода,
Предназначенного роком, высшей силы протеже,
Который взвалит раз ответственность за весь Эон на плечи,
Укротит шар Сорфаталь и станет гордостью семьи;
Всему свой срок, однако, до́ндеже горят священства свечи,
Сей наследнице придется встретить згру снов молоньи,
Что в шаре грез огнем и бешеным мерцанием сверкает,
Неприступностью, спесивостью хранителей клюет,
Абы́ кого настырно к шару и к себе не подпускает
И по правилам своим безумным счастливо живет.
На Эифу бережно накинули торжественную мантию,
А очи обвязали синим шелком, чтоб во тьме
Сердечко с разумом слилось во всемогущей силы братию
И выдало способность вить порядок в кутерьме.
Отец наследницы — верховный жрец защиты душ Эона,
Бережливо взял ручонку Эифы в правую ладонь
И, поместив ее десницу под свой локоть окрыленно,
Потихоньку, неспеша повел дитя чеканить бронь
Для духа, е́же Эифа ходко и успешно посвященья
Все этапы, не колеблясь, твердо, с лаврами прошла
Наперекор незнанью, что внутри святого помещенья
Развернется и откроет путь в прогресса зеркала.
Досе́ле Эифа не имела доступ к сердцу Сорфаталя,
Лишь усердно изучала план, строенье чрез тома
И свитки, дух свой сквозь мышленья обращенье закаляла,
Постигала шара дивного энергии тона.
Она старательно к святой инициации стремилась
Подготовиться, лелеяла способность в тьме дышать
Свободно, и училась в хаосе жить ладно, в коем крылась
Залежалая подсказка, что поможет орошать
Любовью душ сухих поля, но чтоб поймать сей ключ проворно,
Важно даром обладать особым: зреть двуликий ток —
Сего хранители не знали, лишь струились в свет покорно,
Убегали от возможности извлечь из тьмы итог,
И посему не понимали дара суть младой девицы,
Но готовились к открытьям при вступлении в ряды
Святых защитников родной души, что вскоре путной жрицы
Пост возглавит и вольет в Явь бор живительной воды.
Объятье главного хранителя взбодрило Эифу живо,
Слово силы от отца настрой победный возвело;
Девчушка смело и вслепую побрела в страну созыва —
К Цитадели входу, вскрывшему портал в управ нутро.
Толпа хранителей построилась прилежно в емкий круг,
В него впустила душу юную, шары в руках зажгла
Жемчужным светом; осмотрелись души с ясностью вокруг
И, соблюдая форму, вдались в проходные зеркала.
Портал пустил по коже щек всех душ пикантный холодок,
Когда они шагнули в сердца глади бледные, блестя
И издавая мягкий хруст; прохладный облачный поток
Пришел направить рой коллег в пункт преломления бытья.
Туман жемчужный, в коем души оказались коллективно,
Вызвал тянущийся, звездный, беззастенчивый эфир,
Который стопы душ собою оторвал от пола мирно,
В невесомость поместил, где ждал всех ласковый зефир.
Нагретых токов вязь живая души нежно облегла
И понесла по волнам мягкого спокойствия и чред
Мгновений счастья, что затрагивали чувствия шелка
И выдавали в Сорфаталя сердце мчащимся билет,
Который действует вне времени, пространства и материй,
Пропускает в ле́ду лечащих иллюзий, тычет в путь,
Ведущий в тайный уголок, который с помощью мистерий
Искривляет под гуманным управленьем Яви суть.
За облаками цвета перла, что шалили впереди,
Возникло ясное свеченье, проявилась доля форм:
Огромный кладезь из булыг, стоящий ровно посреди
Осеребренной Цитадели, и ряд кругленьких платформ,
По кругу кои сли́лись зрелищно со стенками крини́цы,
Пребывая в ожидании слиянья с дном шаров,
Чтоб обеспечить Сорфаталю ток чрез водные зарницы
И тем самым оживить чудесный шар — обитель снов.
Круг душ с наследницей в средине вышел в за́ло не спеша,
Что воссияло тусклым светом и блескучим серебром;
Закрыв врата портала мягко, молча, каждая душа
Пустилась вставить шар в воронку с нарисованным гербом.
В воздушном танце раскружившись и заполнив все воронки
Белоснежными шарами, души вновь создали круг,
Но в этот раз вокруг колодца и, застыв на миг у кромки
Титанической криницы, слух свой кинули на звук:
Волшебных нот переплетенье вилось в токах вод лазурных,
Управляемых энергий чудотворным котелком;
Периодически журчал сонливый звон чаш малошумных,
Обожающих напеть балладу вместе с ветерком.
Смиренно слившись с ладной музыкой мистичной Цитадели,
Души к стенам повернулись, разглядели в них пазы —
В проеме каждом разместились витьеватые фотели,
У которых были крылья, как у лютки-стрекозы.
Раздался гонг поющей чаши бархатистым баритоном,
Пригласивший всех немедленно занять свои места;
Круг душ рассеялся по креслам, каждый скрыл под капюшоном
Пробудившийся взгляд сердца, в коем развитость чиста.
Единым целым став на скрытом плане, впав в мир растворенья,
Души смирно приступили скопом в мыслях стлать помост,
Который вскоре оживет и станет пунктом наблюденья,
Верно кажущим обряда ход на весь трехмерный холст.
И воцарился Эифы миг: вибраций кличущих потоки
Повели к седому кладезю хранителей сестру,
Подняли душу на амво́н, плеснули в разум света строки
О начале посвященья, подтолкнули к снов ядру.
Душа младая сердце правой дланью плавненько прикрыла
И с подъятой головой пустилась кладезь обойти
По кругу, по́солонь — начав обход, песнь вышнюю внедрила
В Цитадель и светлым разумом нырнула в харатьи,
Что лишь доступны на негласном плане и сочны для Яви;
Эифа стала связки слов из палимпсестов напевать;
Шагая вдумчиво вперед и зажигая свет в купаве,
Что парила в каждом шаре, чтоб посеять благодать
И осветить ход посвященья; Эифа чувствовала жар,
Который с каждым возрождающимся шаром гнал сильней
Теченья токов из колодца в Сорфаталь вверх, да́бы шар
Дум процветаний отразил страны иллюзий вид быстрей
На дне криницы. Эифа медленно свершила круг священный
И зажгла шестнадцать лотосов парадно по краям —
И кладезь пылко засиял, и Сорфаталь достопочтенный
Приоткрыл частично доступ к управления полям.
Вернувшись смело на амвон, приняв сидячую асану
В центре образного круга, что рисован синевой,
Душа младая сердце вверила энергий океану
И в расслабленном режиме подоспела к ключевой,
Серьезной фазе посвященья: к Эифе бодро устремился
Самый старший из хранителей — наставник, мастер, дед;
В его руках была шкатулка, в коей ключ в мир снов хранился,
Выдающийся хранителям, входящим в комитет
Защиты рода душ Эона: пожилой наставник Эифы
Сел напротив погруженной девы в чувствий естество,
Открыл шкатулку, воссоздал вокруг себя вниманий шлейфы
И извлек из сундучка кольцо на цепке. Волшебство
Вмиг озарило Цитадель чрез голубой сапфир, что в центре
Здоровущего кольца вне гравитации парил;
Наставник бережно цепочку приоткрыл, молча́ в концентре
Нарисованного круга, рук открытость сотворил
И протянул ладони с цепкой к Эифы шее грациозной,
Застегнул замок, на солнечном сплетеньи минерал
Связал с младой души сердечком, подключил поток серьезный
И провел инициации начальный ритуал.
Отметить стоит, что у каждого хранителя Эона
Ключ врученный отличался от других своим ядром —
Чаро́вным камнем в центре о́блого, узорного кулона,
Сквозь себя ведущим токи эксклюзивные живьем.
Из Сорфаталя полилась мелодий ласковых чудесность,
Призывающая Эифу и наставника восстать,
В знак уважения объяться, соблюсти во всем любезность,
Эифы имя в книгу призванных хранителей вписать.
К амвону резво подоспели три особенных хранителя,
Ответственных за книги, за скрипторий и за сны;
Они с собою принесли ларь, в коем хартьи ждали зрителя,
В которых излагались все детали снов страны.
Повязку шелковую с Эифы глаз стянув, поставив скрыню,
Три хранителя отправились за тайным сундуком,
Кой сберегал в себе испы́тно всемудрейшую святыню —
Золотые книги предков с тайных знаний родником.
Три книги шифрами покрыты; запечатана в круги
Суть ценных знаний на неясном, но знакомом языке;
В затейных строках, по преданию, ютятся очаги
Сознаний велих, совершенных, свитых в зрячести реке.
Досе́ле книги не прочлись, их суть все также непонятна,
Души видят лишь круги, не могут истину считать,
И пусть подобная загадка для хранителей занятна,
Род защитников решил напрасно в шифрах не плутать
И лишь во время посвящений золотых писаний тройку
Приходящим в сферу дух целящих снов казать как тест,
В надежде как-то обнаружить в новичке ума настройку,
Что позволит распознать, где прячет глоссы древний квест.
Настал сей день и новичку вновь принесли сосуд писаний —
Три вместилища для мудростей, готовых подсказать
Посредством образных, логичных и связных живописаний,
Как сознание потребно сотворять и раскрывать.
Оставив имя на бумаге, мантий шелест уловив,
Душа младая рассмотрела в круг доставленный сундук,
Воздела крышку расписную и, вниманьем опоив
Резную россыпь из орнаментов, что сшил в горах гарцу́к,
Достала крайне деликатно в глуби врытые две книжицы,
Открыла и узрела их истертое нутро
В плену у времени, увидев лишь коллаж «от а до ижицы»
И множество кругов, душа вздохнула тяжело,
Ведь каждый круг в них идентичен был, туманен и бесплоден,
Не имел и доли смысла, токмо лакомил красой —
Златым свеченьем, и для буквицы округлой был несроден,
В жаркой, огненной пустыне был затерянной росой.
Изображения узорчатые вензелями крылись,
Облых вертких элементов щебет взор толкал на рябь;
Круги рядами хаотично на страницах книг вихрились
И советовали шепотом поднять рассудков зябь.
Две книги ме́льком изучив, не обнаружив в них порядка,
Эифа бережно сложила тексты предков в сундучок
И потянулась за твореньем, что манило аурой сладко
Из божественных сияний и вливалось сном в зрачок,
Казало эры миражи, историй жизни суть всевало,
В размышленья дымки втягивало внешним видом, в молвь
Эпох древнейших, чрез круги обложки свойской созерцало
Явь, искало в душах, в их структурах значимую новь.
Массивной книги силуэт вплыл в руки Эифы произвольно
И раскрылся, все страницы резво вкинув в воздух, в пляс;
Пустых страничек хоровод вокруг младой души довольно
Завертелся, заточил круговороты хлестких ляс,
Затем вразброс по одному листочек каждый воротился
В обиталище свое, забыв строй книги соблюсти;
В порядке ложном ряд страничек, хохоча, расположился,
Приготовился для избранного знанья расплести.
Вокруг хранители застыли в ожидании момента
Очень важного, в надежде кой держал Эона род
На протяженьи многих лет, и в вере в чудо-элемента
Одного существованье, кой однажды разберет
Незримых знаний баловство; взгляд Эифы пал на беспокойство
Строк бегущих по страницам непрерывно тут и там,
На их бессмысленное с виду штурмовое своевольство
И меняющийся резво темп их бега по листам.
Лик Эифы робкую растерянность поймал в контакте с током,
Кой наследницу лишил живого фокуса зараз;
Погасла книга. Строки стерлись и ушли к пустым истокам.
Тишина зависла в зале. Затворился знаний лаз.
Раздался вздох досады садкой, знобкий звон опустошений,
Эифа книгу древних мудростей отправила в ларец,
Пустилась к деду, чрез объятье впила лучик утешений
И шагнула к Сорфаталю сдать экзамен наконец.
Ступив на круглую платформу, что к панели управленья
Доступ гордо открывала, Эифа руки подняла,
В голографическом меню нажала кнопку подключенья
И успешно место бдительной защиты заняла.
На дне колодца токов выпуклых, объемных, стекловидных
Непрерывное теченье сотворяло образ снов,
Отображало суть сценариев особенных, магнитных
И позиции сошедших в шар сознанья кузнецов.
Других, прозрачных токов реки, что незримы для зеницы,
Подавались в Сорфаталь и выводились из него
По всем законам циркуляций; соблюдая все границы
Механизма, токи стлали путь в учений озерко.
Юница Эифа с малолетства разбиралась в механизме
Сорфаталя, знала термины, легко гоняла ток
На испытательных полях, была экспертом в дуализме,
Враз искусно созидала из сюжетов городок.
Она чудесно ужилась с ей данным, выявленным даром,
Кой наглядно иллюстрировал энергий парадокс,
Любой узлистый диссонанс являла встроенным радаром
И в теории знавала, как вершить в телах детокс,
Как души, что сошли в целящий шар, поднять на путь творенья,
Как наградой одарить за плодотворные труды,
Как на главнейших целей области расставить ударенья,
Как свободно, гармонично души вынуть из среды
Иллюзий, снов, сплошных видений, в дом уютный и привольный
Воротить, в котором совестно возводит Явь в зенит
Сердец здоровых единенье, в коем грифель жизнетворный
Вырисовывает лесенку наверх, за край орбит.
Весьма уверенно наследница влилась в процесс слеженья
Чрез потоков шевеленье и своих видений свод,
Определила, где ведутся сердца с разумом сраженья
И чрез токи начала казать сошедшим, где восход.
Все десять уровней ученья, что дарили душам цельность,
Были тщательно заточены под света мастерство;
Однажды встроенный кон в дивный Сорфаталь, кой чтил прицельность,
Раскрывал всем душам истое рожденья естество,
Хранил в Эоне добросовестно святое сотворенье,
Порождал величий крепкие основы, выправлял
Разладов случаи, будил в рассудке каждом озаренье
И нативный окрыленья дар в структуру душ вживлял.
На каждом уровне хранилась комбинация энергий,
Подходящих для создания фасетных парусов,
Что направляли только вверх и открывали чудо-дверки
В мир способностей души, в мир разных сердца голосов.
Разнообразие уроков и задач на ветви каждой
Позволяло душам истинный свой лик чрез сдвиг найти,
И, расчищая путь к себе, бредя сквозь дебри, кои жаждой
Управлялись, души к чистой Яви мчались подойти —
Меняя те нутра настройки, что нечестно разрушали
Сердца яркое строенье, души зрели жизни суть;
В сем исцелении хранители сошедшим помогали,
В Сорфатале всем регрессам назначали цель «уснуть».
Сознанье Эифы очень грамотно направило сценарии
Всем душам, что сошли, и укротило сферу сна,
Включило верные уроки, разместило ключ в террарии
К прямому пробужденью, коим ведает весна.
Шар воссиял жемчужным светом пуще прежнего в высотах,
Завертелась карусель из юрких блесток вперебой,
В колодец стали возвращаться души, что нашли в частотах
Высочайших к свету русло, стали кровью развито́й.
Улыбка Эифы в облегченья чувство трепетно вцепилась;
Окружение воспряло и пустилось намекнуть
На то, что таинства финаль к снов Цитадели подступилась
И невдо́лге пригласит к защите девушку примкнуть.
Пока шар души покидали, Эифа тщательно следила
За сошедших показателями, здравостью умов,
Все мысли, данные, прозренья в книгу опыта вводила,
Конспектировала все нюансы прожитых душ снов.
Вдруг в удаленном уголке энергий токи сбились в ком,
Образовав спираль видений повторенья и бардак;
Система шара Сорфаталя подломилась тупиком,
В котором накрепко застряла часть сопящих бедолаг.
Сирены взвыли. Все хранители рванули к управленью,
Стали коды подбирать, искать, где скрылся резкий сбой,
Но не могли никак найти путь к нарушенья исправленью,
Все метались по колодца токам тщетно, вразнобой.
Десяток уровней, что в шаре прежде строились по кону,
Вдруг смешались и мутировали, вскрыли новый ток,
Что стал творенья пожирать и души бря́кать в пасть дракону,
Издавая огнезрачный, нечный, мерзкий хохоток.
Происходящее волненье в Эифу влило груз тревоги:
Та назад шагнула робко и узрела зверский ад,
Что наступал на Сорфаталь — застряв в пылающем обжоге,
Шар стал втягивать в себя всех абсолютно невпопад.
Зал Цитадели опустел, исчезли души в Сорфатале,
Из которого не мог отныне выбраться никто,
Лишь Эифы взор купался крайне неотрывно в сцен накале,
Руки книги три златых вжимали в сердце под манто.
Врата портала распахнулись, вьюга вторглась в помещенье,
Породив повсюду дымку и смятенности волну;
Дыханье Эифы прервало́сь, в слух въелись злых насмешек звенья,
В ма́ре сзади цепь шагов смахнула в корне тишину.
