Фиолетовый крокус часть 9

Была поздняя ночь, когда

Муххамад вдруг проснулся. Тишина с мраком наполняли дом, маленькая злая луна заглядывала в окно, выглядывая меж хребтов двугорбой горы. Собир тихо сопел в своем углу, но вот он услышал ещё шепот матери, который видно и разбудил его раньше:

-Они уехали? Как они смогли...

Отец отвечал чуть громче, сдерживая навсегда простуженный в горах голос:

-Откуда я знаю как уехали... уехали и все ...

- Правда уехали? Обе и так сразу? Да кто их отпустит? Но машины то не было...

-Может кто из стариков отвёз в долину- отец тихо прочистил горло и закалялся в подушку.

-Тише ты, детей разбудишь.

-Что делать, когда простыл...

-А как теперь со школой, пришлют ли новых учителей?

-Теперь лето, не до школы всем, а там к осени или чрез год глядишь, других пришлют...

-Или через два. Да пришлют ли еще...

-Пришлют, не откажут. Не могут отказать. Старейшина Шамлудой говорил, должны нам присылать учителей. Город должен, мы посылаем в город овец, это наш налог. В ответ они нам присылают учителей, врача раз в месяц, почта в селе есть. Два раза в неделю автобус приходит из долины и возвращается назад. Мы не оторваны навсегда, ты понимаешь? -И отец задвигался, устраиваясь большим телом, отчего лежанка отчаянно заскрипела.

-Тише ты, -мать толкнула его в бок, так без всякой злости, почти играя- Опять ты шумишь, дети вон, проснулись...

И правда уже проснулся брат, он откинул прочь одеяло, вышел на двор, заскрипел половицами. Хлопнула дверь, заскулила сторожевая собака, звякнув цепью, но признав своего умолкла, только урчала недовольно, больше для виду, чтобы не показаться бездельницей.

Утром его встретило неожиданно яркое, горевшее празднично солнце. Переход от ночной темени к свету был резок и Мухаммад потому целую минуту протирал глаза рукой, а потом побежал умываться

Мать стучала посудой, печь дышала лёгким дымком, с которым как всегда заигрывал неугомонный ветер. Отара овец прошла мимо забора, цепляя шерсть за сухие посербренные дождями и снегом доски. Иногда клок шерсти застревал меж досок, да так и оставался белым клочком, никому не нужным, оживавшем на ветру. Несколько чужих, из города видно, людей прошли по улице мимо забора, за которым стоял он. Мухаммад кончил умываться, вытер лицо и руки полотенцем и глядел сейчас на улицу в щелку между двумя досками забора. Он всё ещё щурился от яркого солнца и не мог проснуться окончательно. Чужие люди, явившиеся в селение ночью шли мимо и разговаривали громко, почти крича. С ними шел, тяжело ступая старейшина Шамлудой и один из чужаков даже зло толкнул, остановившись старейшину в живот, отчего вздернулась кверху седая борода старика.

Осенью новых учительниц никто не прислал. Ученики оказались свободны от школы на целый год. Неожиданные каникулы всех обрадовали. Не прислали учительниц и через год, даже и через два года.К тому же врач перестал приезжать из города, больные теперь лечились сами. Кто как мог. Сам почтальон скоро исчез вместе со своей большой матерчатой сумкой. Газеты и почта перестали приходить с село вместе с той сумкой, в долине началась гражданская война, она прокатилась эхом по горам, поднялась к небу, коснулась солнца и луны. Иногда были слышны выстрелы, иногда всадники заскакивали в селение. Кто воевал и с кем, Мухаммад не понимал. Отец ушел в горы с несколькими мужчинами из села. Дома, кроме него и брата, оставалась одна мать. Всем было не до того, чтоб читать прессу и письма.