Как ты спасешь меня, словно из клетки птицу?
Как ты спасешь меня, словно из клетки птицу,
И вызволишь меня у тишины,
Один лишь только взгляд - и разум погибает,
Сплетение ладоней - сладостный испуг.
Как сделаешь слабейшим из всех слабых,
Касаньем губ, что жажду, алых
О, дорогой и юный друг?
Как ты укроешь от тоски? И прижигая своей болью
Мою, нет сил открыть глаза,
Ты будь всесильной и силой голоса
Возьми под власть мое сознанье,
Но не касайся меня рукой холодной,
Ты мою боль еще заполнишь болью
И не ругайся бранью.
Как ты волшебным покрывалом,
Что соткано из криков наших,
Будь то в порыве страсти или злобы,
Я знаю, ты готова накрыть меня им с головой,
Опять взываю, будь всесильной
И укроти мои порывы: крики, стоны, срывы...
Я вновь чужой.
Так, значит, нет спасенья. Или есть?
Невнятно говорить о чем-то,
Когда ты тихо с чашкой чая ко мне идешь
И заключив, что ты не можешь это слушать,
Все чушь! Не надо яда в уши больше,
Что вовсе не всесильна ты
И снова ложь.
И вызволишь меня у тишины,
Один лишь только взгляд - и разум погибает,
Сплетение ладоней - сладостный испуг.
Как сделаешь слабейшим из всех слабых,
Касаньем губ, что жажду, алых
О, дорогой и юный друг?
Как ты укроешь от тоски? И прижигая своей болью
Мою, нет сил открыть глаза,
Ты будь всесильной и силой голоса
Возьми под власть мое сознанье,
Но не касайся меня рукой холодной,
Ты мою боль еще заполнишь болью
И не ругайся бранью.
Как ты волшебным покрывалом,
Что соткано из криков наших,
Будь то в порыве страсти или злобы,
Я знаю, ты готова накрыть меня им с головой,
Опять взываю, будь всесильной
И укроти мои порывы: крики, стоны, срывы...
Я вновь чужой.
Так, значит, нет спасенья. Или есть?
Невнятно говорить о чем-то,
Когда ты тихо с чашкой чая ко мне идешь
И заключив, что ты не можешь это слушать,
Все чушь! Не надо яда в уши больше,
Что вовсе не всесильна ты
И снова ложь.