Колокол
Коралла ждала экскалатор, который верлибром голоса отнес бы ее в класс. Циркулярные глаза разрезали холл вертикальной траекторией, она помнила лишь одно, что она всего лишь цифра, упавшая в дурную почву журнала. В его чернявое чрево, если можно так выразиться. Она ощущала на себе жар этих стен.
Мысли, обжаренными трупами кузнечиков стучали в апатичную банку души, когда «стеклянная» душа наполнилась жареными мертвецами- насекомыми до половины, Коралла услышала – зимний хруст тонкого льда.
Ей сразу захотелось, расслышать голос, который стоял за этими звуками. Через некоторое время, ей даже удалось. Вот что она услышала:
«Коралла, ты меня еще не знаешь, но мы будем говорить с тобой про Нематериальный сад, и про полынь в этом саду. Это будет не сейчас, а когда ты вырастешь и захочешь стать Ангелом Хранителем для девушки, с который сейчас ты даже не общаешься, хоть и сидишь с ней за одной партой. Ты напишешь ей письмо, после непонимания с соседским мальчиком Фредериком. Коралла, знай! Оли на самом деле не существуют, и все что с тобой произойдет потом, лишь литературные рассказы. Пока ты находишься в чужом сценарии, ты всегда будешь седьмой. Автор, твоего текста придумал концепции цифры семь, но когда ты выйдешь за рамки Читателя, ты увидишь нематериальный сад и полынь растает от лучей мыслеформы, тогда ты захочешь стать автором. Поторопись»
После голос превратился в шипение испорченную кинопленки, и затем словно осадок пепла впал в землю-тишину. Коралла написала на лодони васильковым карандашом, цифру семь, и вошла в класс.
Воздух в классе был вареным молоком откровения и кисломолочная речь учительницы, заставляла задуматься, если не о истине, то хотя бы о индивидуальной правде духа.
Скучные одноклассники пожухлой травой, думали о чем то своем, не едином.
Коралла задумалась о том, почему портрет Фредирика, оказался в урне, и не смогла найти ответа. Ей и самой было трудно это понять: в чем исток этого импульса? И между тем, она все равно думала об этом.
А тем временем один урок, сменялся другим, словно платья времен года, пока наконец уроборос мгновения, не сказал нам заветное: все едино.
Одноклассники противились уроборосу, они мыслили разные вещи.
А уроборос противился одноклассникам, он создавал иллюзию, иллюзию близости между ними. Слушаю музыку потерянной памяти, им казалось что они вот – вот схватят за крыло аиста ясности в этой белесой пелене идей.
Из окровавленного птичьего рта, вылупился желтой комок подсолнуха, и с первородным хрипом водрузил себе на плечи действительность.
Песок времени скрипнул на зубах бабушки Вечности. Крупинка – один век.
Медный колокол оповестил о перемене. Бычий язык колокола говорил, змеился, в стеклянно-раненом рту.
Рот ходил ходуном, рот боялся. Рот целовал знамя. Рот лицемерил.
……
…….
Коралле стало жалко птичку рта, она начала ее обнимать, птичка же вырвалась и запела свое басистое: «Я не птичка, я СТРАШНЫЙ КОЛОКОЛ». Дети зажались в угол.
На их лицах появились желтые крупинки пота.
Пот стекал как масло со свечи, салом света оттеняя голод. Коралла начала впитывать их влагу, и начала расти, но не вширь и не в высоту, а куда-то в параллельную линию букета жизни. Ей страшно захотелось пить, и цветам букета жизни тоже требовалась жидкость. Коралла нагнулась к земле, и начала лобызать язык Страшного Колокола, нащупывая нужные извилины, трещинки, и лечила их.
Страшный Колокол отвечал ей вздохами, томными охами, и серебряным звучанием. Коралла ненавидела колокол и любила его одновременно. Колокол – был её железным первенцем, в нем она видела таких как Фредерик, находила в колоколе юношество.
И букет жизни вознаградил её за эту работу – букет жизни дал ей попить.
Желтыми росинками пота окропив её рот.
Коралла очнулась на коралловом утесе, умелые ручки мальчика лепили бусы из красного коралла. Механическое Солнце по-матерински укачивало свое Чадо – Церковный Колокол.
« … - 22.02.24 (закончено)»
